— А-а-а… Бай-хов! — Старик покачал головой, защелкал языком. — Понима-аю. Вода кончилась?
— Верно, кончилась вода, — со вздохом подтвердил Бехбит.
Везир-ага на минуту задумался, глянул на белую верблюдицу. Потом решительно сказал:
— Берите у меня, полный мех!
— А ты сам?
— Здесь недалеко пастухи с овцами. На полдня пути…
Отвязав мех с водой, старик передал его Бехбиту. Командир крепко и долго жал руку старому охотнику, благодарил от имени трудового народа. Потом отдал в подарок небольшой, искусно отделанный кинжал. Старик чувствовал себя глубоко тронутым.
— Счастливо дойти вам, сынки! — попрощался он с отрядом.
— И тебе счастливой охоты, Везир-ага!
Удаляясь, старик долго оглядывался на величавую и бодрую верблюдицу.
— Ах, краса, услада взору и сердцу! — повторял он с блаженной улыбкой. На душе у него было радостно: встреча с белой верблюдицей — добрая примета.
Крепко связанный по рукам и ногам, Вельмурад лежал, не имея возможности шевельнуться. Крупные злые комары то и дело жалили его лицо, руки. Ныло раненое плечо, наспех перевязанное на катере.
Он слышал, как вызвали к мирахуру и англичанину лутчека Вели, побывавшему в плену. Кажется, лутчек рассказал все, что видел. У большого костра скоро затихли, а мирахур и Искандер-паша еще долго переговаривались вполголоса. «Абдурашид…» — послышалось Вельмураду. «Все выходит, как он доносил…» — это сказал Искандер-паша.
Вельмурад вспомнил все услышанное от капитана Горбунова. Сомнений больше не оставалось: в отряд, сопровождавший караван, затесался вражеский лазутчик по имени Абдурашид. Подозрение падает на двоих: Мемик или Нурягды?
Мемика Вельмурад знал уже несколько месяцев. Нурягды появился в мусульманской роте сравнительно недавно. Выходило, что он и есть» Абдурашид.
Надо скорее предупредить своих. Но как вырваться из лап врага? Следует попытать единственное средство.
— Слушай! — жалобным голосом обратился Вельмурад к охранявшему его лутчеку. — Позови, будь добр, земляка моего Вели!
— Цыц ты, богоотступник! — Караульный пнул его ногой.
Но Вельмурад не отставал.
— Позови, а? Что тебе стоит? Заработаешь две-три теньги…
Услышав слово «теньга», лутчек живо поднялся, и минуту спустя над Вельмурадом склонился заспанный Вели.
— Что же это с тобой сделали, Яйлым, брат мой?! — запричитал он.
— Видишь, как награждается верная служба? Это все тот, чужак. С ним когда-то поругались мы… Помнишь, ты обещал отплатить мне добром? Разрежь веревки!
Они говорили шепотом, хотя караульный, позвавший Вели, еще не вернулся, он беспечно сидел у большого костра.
— Что ты?! А как же я?
— Бежим отсюда! Смотри не думай отказываться! Ты давал клятву. А знаешь, что ждет клятвопреступника в потустороннем мире?
Лутчек больше не возражал, со вздохом перерезал веревки, связывавшие руки и ноги Вельмурада. Вдвоем они отползли от места расположения отряда.
— Ну, спасибо тебе! — Вельмурад пожал руку своему избавителю. — И хорошо, что ты порываешь с этими бандитами. Может, встретимся… Теперь я у тебя в долгу.
Вели скрылся в темноте. Вельмурад, взяв у него винтовку, отправился к коновязям. Конь Шукура Даназсыза, уже успевший привыкнуть к новому хозяину, встретил его заливистым ржанием.
Покружив по зарослям и запутав следы, Вельмурад выехал на дорогу, потом на солончак. Он по праву считался не только искусным стрелком, но и хорошим следопытом. Местность была ему знакома: сам он родился и вырос на противоположном берегу Аму-Дарьи. При первых же проблесках рассвета он выехал на караванную тропу, по которой прибыл в аул с отрядом лутчеков.
Вельмурад правильно рассчитал, что караван пойдет в направлении Одинокой башни. Ему посчастливилось: в в седельной сумке Шукура Данавсыза отыскалось несколько бухарских монет. У пастухов Вельмураду удалось купить на них два меха воды, хлеба, жареной баранины. Добрый конь за сутки одолел путь, по которому так долго тащился тяжело груженный, обессиленный голодом и жаждой караван. На второе утро, взбираясь на бархан, Вельмурад вдруг услышал совсем близко негромкий возглас:
— Хайт! Хайт!
Пристально глянув в сторону голоса, он увидел едва приметную на песке желтую лису. Скользнув по склону, она исчезла в кустах. Сейчас же над барханом взмыл серым комом охотничий беркут. Пролетев над кустами, он, видимо, не заметил добычу, затрепетал сильными крыльями и взмыл вверх. Снова послышался окрик:
— Хайт! Хайт!
Беркут описал полукруг и, сложив крылья, камнем упал вниз — прямо на голову лисы. Сильными когтями вцепился ей в загривок.
Вельмурад залюбовался охотой, направил коня к беркуту. Навстречу из-за бархана выехал на куцем ишачке сухощавый старик. Живо спрыгнув на землю, он отнял у беркута лису. Не очень дружелюбно ответив на приветствие Вельмурада, он принялся свежевать, добычу.
— Яшулы[7], вам не встретился караван: четыре верблюда, один погонщик, еще четверо вооруженных?
Старик охотник пристально оглядел неизвестного. Затем покачал головой.
— Не встречался! — И продолжал свежевать лису.
— А как кратчайшим путем проехать к Одинокой башне? — продолжал допытываться Вельмурад.
— Сынок, откуда мне знать? Я старик…
Только тут заметил Вельмурад, что в руках у старого охотника маленький, красиво отделанный кинжал — тот самый, что он уже видел у командира Союна. «Да ведь они только что прошли здесь! — мгновенно сообразил Вельмурад. — А меня старик принимает за лутчека».
— Караван прошел здесь! — уверенно сказал он. — И ты, старик, напрасно отмалчиваешься: я тоже из красвыхи хорошо знаю молодого командира, который подарил тебе этот кинжал…
— Ай, не знаю, не мое дело… — покачал головой охотник. Но когда Вельмурад сказал, что везет командиру важные сведения, старик все-таки сказал, как пройти кратчайшим путем вслед каравану.
Не дойти верблюдам! — сказал на привале Хайдар-водонос, отозвав командира в сторону. — Только белая еще держится, остальным нужна вода, иначе — конец…
Союн Сулейман закусил губу, на минуту задумался. Потом подозвал Бехбита.
— Нужно всю воду, какая есть, отдать верблюдам! — предложил тот, выслушав командира.
Выдав людям по пиале, всю остальную воду выпоили животным. Оба красноармейца с тоской в покрасневших от усталости глазах наблюдали, как исчезает драгоценная влага. Однако не проронили ни слова.
В полдень на краю застывшего желтого моря показалась Одинокая башня — глиняный минарет на месте древнего поселения. Потухшие глаза людей засветились надеждой.
— А там и вода! — громко, чтобы все слышала сказал Бехбит, помогая Хайдару вести караван вверх по склону.
Как раз в этот момент средний верблюд осел на задние ноги и стал клониться на бок.
— Что ты, Звездочка? Чух, вставай! — пытался подбодрить обессилевшее животное Хайдар.
Но верблюд беспомощно повалился на песок, натянул веревку, едва не повалив головного и замыкающего.
— Режь скорее веревки! — успел крикнуть Хайдар.
Упавшему верблюду уже ничем нельзя было помочь.
Бойцы молчат стали снимать ящики. Хайдар с глазами, полными слез, не двигался с места.
Оставив часть груза, налегке пошли к одинокой башне. Она возвышалась посреди широкой глинистой площадки — такыра. Вокруг башни квадратный дворик, обнесенный вязким земляным забором, в стороне могильные холмики. Командир с Бехбитом, первыми прошли во двор. Вход в мазанку при башне ничем не прикрытый, виднелся с южной стороны. Они вошли в мазанку. Здесь было темно, прохладно. В углу стоял деревянный топчан, у стен сундуки. В нише отыскались чайник, пиала. Дверь из комнаты открывалась в башню. Здесь пахло кислятиной, было пусто. Лесенка вела в подвал.
Караван вступил во двор, стали разгружаться. Бехбит, побывавший в подземелье, принес оттуда кувшин с водой.
Напившись, командир спросил:
— Откуда это? Колодца тут не видать…
— Те, у кого есть вода, оставляют. Ведь это «святое место». Должен где-то быть и хранитель.
— Значит, ты унес его воду?
— Там еще четыре глиняных кувшина полны воды. Она предназначается не только ему, а любому путнику.
Когда все напились и отдохнули, Бехбит, Мемик и Хайдар, взяв белую верблюдицу, отправились за ящиками, оставленными в песках. Еще издали, с гребня бархана, заметили возле них какого-то человека: он пытался заостренной палкой приподнять крышку на одном из ящиков. Подойдя ближе, разглядели: человек тощий, высохший, в островерхом колпаке и затрепанном халате, редкая бороденка висит чуть ли не до пояса. Красноватые, без ресниц глаза. Тонкие, просвечивающие уши, — казалось, они шевелятся от ветра.
Выяснилось, что этот нелепый, захудалый старикашка и есть «хранитель святого места». Поблизости паслась облезлая желтая коза, привязанная к колышку. Поздоровавшись со стариком, принялись грузить ящики. В это время коза сорвалась с привязи. «Хранитель святого места» с проклятиями пустился за ней. Ему бросился помогать Мемик. Догнав козу, он за веревку привел ее и передал старику. При этом они о чем-то коротко переговорили.
Скоро весь груз был доставлен к Одинокой башне. Впервые за все время тяжелого пути отряд собрался вокруг костра, у чайников с горячим чаем. Только Нурягды, хотя и без оружия, наблюдал за местностью. Мимо прошел «хранитель», ведя в поводу облезлую козу.
— Как жизнь, сынок? Откуда родом? — окликнул он красноармейца. — Куда держите путь?
— Не знаю… — помедлив, с тяжелым вздохом ответил юноша. Ему очень хотелось излить душу перед человеком, хотя и совершенно незнакомым. — А родом я из Дейнау, с того берега…
— Охо, издалека! И что же, наверное, в Афганистан теперь завернете? С товарами?
— Почему в Афганистан? — насторожился Нурягды. — Ведь мы в двух переходах от Керки…
— Да, да… Только этой дорогой как раз придете на границу.