По сообщению Нижнеамурского областного управления НКГБ, японцы проявляли усиленный интерес к подразделениям пограничных войск, расположенным в районе арендуемых ими рыболовных участков на Охотском побережье. Расспрашивали о количестве бойцов, условиях жизни, связи между постами.
В годы войны была разоблачена группа лиц, подозреваемых в сотрудничестве с японскими спецслужбами. Особый интерес Управления контрразведки «Смерш» Забайкальского фронта вызвал старший переводчик разведотдела лейтенант Ли Гуй Лен, в силу своего положения хорошо знавший зафронтовую агентуру В поведении и действиях переводчика не было ничего подозрительного. Однако изучив его биографию, контрразведчики обратили внимание на то, что участившиеся провалы зафронтовой агентуры разведотдела штаба фронта совпадали с зачислением Ли Гуй Лена на службу в разведку. Еще больше укрепили подозрения советской контрразведки показания нескольких агентов-двойников, разоблаченных весной 1943 г., которые на допросах сообщили, что задержавшие их японские спецслужбы были поразительно хорошо информированы о содержании заданий, полученных ими в разведотделе.
В это время был арестован резидент японской разведки Де До Сунн, который 20 июня 1943 г. на допросе в УКР «Смерш» Забайкальского фронта показал, что сведения на 19 агентов советской военной разведки были получены им от Ли Гуй Лена, которого под псевдонимом «Лин» завербовал в 1932 г. 26 августа, после короткой оперативной игры, контрразведчики «Смерш» арестовали переводчика, который признался в своей шпионской деятельности.
Добытые в ходе оперативно-следственной разработки Де До Суна и Ли Гуй Лена материалы позволили раскрыть целую сеть шпионов, внедрённых японскими спецслужбами в зафронтовой агентурный аппарат разведывательных органов Забайкальского фронта. Ее масштабы поразили. Оказалось, что более половины всей зафронтовой агентуры разведотдела было перевербовано японцами.
Не лучше обстояли дела с негласными источниками, находившимися на связи у сотрудников разведывательных подразделений Дальневосточного фронта. Только за первое полугодие 1943 г. органами «Смерш» было разоблачено и арестовано 38 вражеских агентов. В их числе оказалось 28 закордонных источников разведотдела фронта, перевербованных японцами в период ходок в Маньчжурию.
Всего в 1942 г. и за первое полугодие 1943 г. военными контрразведчиками управлений «Смерш» Дальневосточного и Забайкальского фронтов было выявлено и разоблачено 66 шпионов, проникших в негласный аппарат разведывательных отделов этих фронтов. Кроме того, они установили, что еще 166 агентов, получив задание, ушли на территорию Маньчжурии и обратно не вернулись[314].
После разгрома Японии советскими органами госбезопасности был арестован бывший начальник японской военно-морской миссии в городе Сейсине капитан 1-го ранга Минодзума Дзюндзи. В ходе следствия были получены неопровержимые доказательства разведывательной деятельности Минодзумы против СССР. От него удалось получить сведения о структуре, формах и методах деятельности японской разведки в целом и военно-морской в частности, личном составе и агентуре противника.
Выяснилось, что сбором разведданных о советских военно-морских силах на Дальнем Востоке он занимался еще в далекие 1920-е годы: «…начиная с 1922 г. я три года находился во Владивостоке для ведения разведывательной работы и практики русского языка. Для реализации этих задач мне удалось в качестве квартиранта войти в семью начальника штаба русского Тихоокеанского флота капитана 1-го ранга Насимова… Для того, чтобы войти в эту семью и вообще для того, чтобы иметь возможности для ведения разведывательной работы, мне пришлось перейти на положение гражданского лица, проживающего во Владивостоке в целях изучения русского языка. У меня была специальная разведывательная миссия. И я перешел на нелегальное положение, хотя я и оставался под фамилией Минодзума, выдавал себя за лицо гражданское, имея при этом на руках соответствующие, подтверждающие это документы. По инструкции я должен был собирать разведывательные данные о боевом составе Тихоокеанского флота и тактико-технических характеристиках кораблей, их дислокации, личном составе флота, учреждениях и учебных заведениях ВМФ, характере возводимых укреплений в порту и крепости Владивостока, дислокации частей Красной армии в Приморье, политико-экономическом положении СССР»[315].
Во Владивостоке ему удалось завербовать большое количество людей из числа служащих различных учреждений, с помощью которых собирал ценные сведения военного, политического и экономического характера.
В 1925 г. он был арестован органами ОГПу, но на следствии в принадлежности к японской военно-морской разведке не признался. После освобождения из тюрьмы выехал в Токио. Через год он был назначен начальником русского отделения 3-го отдела ГМШ (главного морского штаба) и прослужил в этой должности пять лет. В 1935 г. его назначили на должность начальника сейсинской военно-морской миссии, где служил до разгрома Японии в 1945 г.
15 февраля 1947 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР Минодзума был приговорен к высшей мере наказания. 7 марта приговор был приведен в исполнение[316].
Выселение иностранных граждан с территории ДВК
15 февраля 1937 г. народный комиссар внутренних дел Союза ССР Ежов за № 55820 сообщает в Политбюро, что Управлением НКВД по Западно-Сибирскому краю за последний год вскрыто ряд диверсионных шпионских и террористических организаций, созданных японской, германской и польской разведками на предприятиях Кузбасса, Томской железной дороге и прилегающих районах.
Так, в частности, по линии японской разведки на Осиновском руднике треста «Кузбассуголь» была ликвидирована организация в составе 25-ти человек, именовавшая себя «Народной партией» подготовлявшая осуществление диверсионных актов в момент начала войны. Один из руководителей организации — бывший офицер-колчаковец Грунько непосредственно был связан с японской разведкой и действовал по ее заданиям.
Бывшим белым офицером Ридзель была организована диверсионная группа в количестве 16-ти человек для проведения диверсионных актов на главных магистралях Сибирской железной дороги и Турксиб в момент начала военных действий.
В Управлении Томской железной дороги была ликвидирована шпионско-диверсионная организация, действовавшая по заданию японской и польской разведок.
Эти факты свидетельствовали о том, что японские разведывательные органы вели активную работу на территории Западно-Сибирского края, широко используя для шпионской и диверсионной деятельности иностранцев, которые, помимо подрывной работы на предприятиях края, вели и контрреволюционную пропаганду среди рабочих и окружающего населения.
Практической ценности для народного хозяйства осевшие в крае иностранцы не представляли. В связи с этим Ежов предлагал выслать их из пределов СССР, а изобличенных в шпионской и диверсионной деятельности арестовать и предать суду[317].
13 марта 1937 г. Политбюро соглашается с этим предложением. При этом принимает решение отказать проживающим в Западно-Сибирском крае иностранцам (при продлении вида на жительство) в праве дальнейшего проживания в Западно-Сибирском крае.
В первую очередь предлагалось провести это мероприятие по отношению к германским, японским и польским подданным.
Иностранных подданных, изобличенных в шпионской и диверсионной деятельности, разрешалось арестовать и предавать суду.
Вопрос о проживании в Западной Сибири иностранцев, членов компартии и политических эмигрантов, имеющих национальные паспорта, предлагалось рассматривать индивидуально комиссией в составе: Стасовой, Агранова и Москвина (ИККИ)[318].
Депортация корейцев быта одной из первых спланированных, организованных и тщательно контролируемых широкомасштабных акций.
До принятия постановления № 1428-326сс СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1937 г., в Дальневосточном крае прошли несколько волн партийных чисток и репрессий, охвативший все эшелоны власти, включая партийный аппарат, армию, карательные и силовые органы, интеллигенцию и десятки тысяч простых трудящихся, а в ЦК поступали сведения о неблагополучном положении в корейских партийных организациях[319].
Провел операцию по депортации начальник Дальневосточного управления НКВД Г. С. Люшков, который перед этим назначением получил от И. В. Статина инструктаж о депортации корейцев.
Следуя этим указаниям, в НКВД был сфабрикован краевой корейский повстанческий центр, который якобы готовил вооруженное восстание с целью отторжения ДВК от СССР. В целях оправдания незаконной акции депортации корейцев в ДВК незадолго до ее начала на полную мощь заработала пропагандистская машина, нагнетавшая атмосферу шпиономании. Старт ей дали две статьи, опубликованные в газете «Правда» от 16 и 23 апреля о японском шпионаже на советском Дальнем Востоке. В них подчеркивалось, что японские шпионы орудуют в Корее, Китае, Маньчжурии и Советском Союзе и что для шпионажа используются китайцы и корейцы, маскирующиеся под местных жителей.
Г. Н. Ким, исследуя процесс депортации корейцев в своих работах, отмечал, что Меморандум № 516 от 24 августа 1937 г. за подписью Ежова, адресованный Люшкову, — первый документ, раскрывающий действия НКВД по реализации директивы Сталина-Молотова. Директива в адрес Хабаровского и Приморского обкомов ВКП(б), облисполкомов и УНКВД, подписанная секретарем крайкома Варейкисом и начальником УНКВД по ДВК Люшковым в основном продублировала содержание меморандума, однако содержало ряд дополнений по организации выселения корейцев. Это касалось сроков исполнения, в меморандуме сказано к выселению приступить немедленно и закончить к 1 января 1938 года, а в директиве пересе