зай, блядь, из машины, а то я рассержусь.
Трэттмен подобрался, подался вперед и вылез из «форда». Барри быстро выбрался следом. Передал револьвер Стиву.
Трэттмен стоял возле машины, руки прижал к туловищу. Лицом к Стиву.
— Я ничего не сделал, ребята. Не знаю, в чем тут дело, а если я что-то и сделал, то я бы, наверно, знал, правда? А я честно не знаю. Ребята, вы мне обязаны поверить.
— Обойди машину сзади, Марки, — сказал Стив.
Трэттмен медленно приподнял руки, ладонями вверх.
— Шевелись, Марки, мудачок, блядь, ебаный, — сказал Стив. — Напрашиваешься, чтоб я тебя грохнул, елки-палки?
Трэттмен бочком подвинулся к левой задней панели «ЛТД». Руки его остались плотно прижаты к бокам. Стив стоял шагах в трех, наставив на него револьвер. Барри обошел сзади Стива и остановился правее.
— Богом клянусь, — сказал Трэттмен. — Стив, пусть у моей матери рак найдут, я тут ни при чем. Клянусь богом, Стив. Ты — что, ты им этого сказать не можешь? Я знаю, как все выглядит. Знаю. Но ей-богу, Стив я тут не.
— Он этого не делал, — сказал Барри. — Ты у него это собирался спросить, Стив?
— Ну, — отозвался тот.
— Об этом мы и должны с тобой поговорить, Марки, — сказал Барри.
— Ну, — сказал Стив. — Вот это вот — ты там ни при чем, да?
— Стив, — произнес Трэттмен.
— Вот это вот — оно что, Марки? — спросил Стив.
— Стив, — сказал Трэттмен. Голос его сорвался. — Стив, я разве тебе когда-нибудь врал? Я же тебе никогда ничего не говорил, правда?
— Ну? — сказал Барри.
— Ага, — сказал Стив.
Барри сделал два шага к Трэттмену, сжал правый кулак и размахнулся, как питчер в софтболе. Руки Трэттмена дернулись вверх, к лицу. Барри двинул кулак вперед и заехал Трэттмену в пах, а тот всем телом в этот миг заваливался назад на багажник «ЛТД». Когда кулак попал в цель, корпус Трэттмена остановился и быстро дернулся вперед. Руки отпали от лица. Рот раззявился. Глаза выпучились. Он выдохнул и застонал одновременно. Схватился руками за пах. Согнулся пополам.
Барри сделал короткий шаг назад. Потом шагнул вперед, перенес вес на левую ногу, а правым коленом дернул вверх. Попало Трэттмену в рот. Что-то треснуло. Голова Трэттмена вздернулась. Тело его, все еще в полуприседе, обмякло влево.
Барри схватил Трэттмена за лацканы пальто и подтянул повыше. Опер его о машину. Трэттмен не поднимал головы. Он плакал. Изо рта его текли слюни, кровь и что-то розовое. Он поднял голову. Глаза были закрыты. Нос и рот у него все превратились в месиво и кровоточили. Кровью и чем-то розовым забрызгало пальто.
— В чем это ты ни при чем, Марки? — спросил Стив.
Трэттмен повел головой один раз влево и один вправо. Высунул язык, опять втянул его, провел кончиком по губам. Опустил голову, сплюнул кровь и что-то розовое на покрытие стоянки.
— Не отвечает, — сказал Барри.
— Наверно, дома никого или как-то, — сказал Стив.
— Может, еще постучать? — сказал Барри. — Чтоб наверняка?
— Ага, — сказал Стив.
— Не, — промолвил Трэттмен таким высоким голосом, что прозвучало как «н-на».
— Заткнись, блядво, — сказал Барри.
Он ударил Трэттмена очень сильно — два раза, в живот. Трэттмен начал было сгибаться после первого. Вторым из него вышибло дух. Стив и Барри отошли на пару шагов, отскочили. Трэттмен упал ничком на стоянку и выблевал полупереваренный стейк и салат, с кровью. Он лежал на груди, голова повернута вправо. Шумно сопел.
— Как ты думаешь, Стив, — сказал Барри, — как считаешь, он уже все?
— Дай-ка ему еще минутку, — ответил Стив. — Может, в нем еще что осталось.
Не открывая глаз, Трэттмен исторг изо рта еще рвоту, кровь и что-то розовое. Все стекло по его щеке на стоянку.
— Попробуй еще разок, — сказал Стив.
Барри шагнул вперед. Поднял Трэттмена за воротник пальто на загривке. Прислонил к борту «ЛТД». Голова Трэттмена упала набок. Глаза оставались закрытыми.
— Кто эти щеглы, Марки? — спросил Стив.
Трэттмен давился, изо рта и носа текла кровь. Он вяло поднял правую руку к лицу. Легонько его коснулся — самыми кончиками пальцев. Медленно покачал головой.
— Не слышу тебя, Марки, — сказал Стив. — Кто щеглы, Марки?
Трэттмен ощупал месиво плоти возле рта. Вздохнул. Из закрытых глаз у него текли слезы. Он медленно покачал головой.
— Я, — произнес он, — они… я не…
— Все равно говорит, что ничего не знает, — сказал Барри.
— Ну, — подтвердил Стив. — Подумать только, а?
— Думаешь, точно? — спросил Барри.
— Господи, — сказал Стив, — может, и точно, в конце концов.
— Но поди пойми этих чуваков, — сказал Барри.
— Мне ли не знать, — сказал Стив. — Я как-то про одного парня слыхал, кто-то у него спросил, знает ли он двух других чуваков, и он ответил, что нет. Но знаешь чего? На самом деле он их знал.
— Может, лучше еще разок спросить? — спросил Барри.
— Ага, — ответил Стив.
Трэттмен тихонько закричал разбитым ртом.
— Выбери место, — сказал Стив. — Чтоб тебя всего не забрызгало.
Трэттмен застонал. Голова у него упала вправо. Как раз когда Барри шагнул к нему, он открыл глаза. Трэттмен увидел правую руку Барри — тот сжал кулак, отвел руку на уровне груди, пока она не занеслась над левым плечом. Он быстро закрыл глаза и дернулся влево. Плоской дугой кулак Барри опустился. Пятка его ладони пришлась Трэттмену в челюсть справа, где она крепится к черепу. Голова Трэттмена быстро мотнулась вправо, когда кость сломалась. Торс выгнулся вверх и влево, затем опять просел. Затылком Трэттмен ударился о левый край заднего бампера «ЛТД». На асфальте он уже лежал на левом боку, лицом вверх. Веки его затрепетали, глаза открылись, потом закрылись. Он тихо подавился чем-то у себя в горле.
Стив подошел к Трэттмену и нагнулся над ним.
— Марки, — тихо спросил он, — ты уверен?
Трэттмен простонал. Голова поерзала по стоянке.
— Насчет щеглов, — сказал Стив. — Это, Марки, про щеглов мы должны были с тобой поговорить. Ты уверен, что не знаешь, кто они такие? Ты точно уверен?
Трэттмен слегка повел головой.
— Потому что я должен знать наверняка, — сказал Стив. — Мне это очень надо, Марки, только и всего. Если ты хочешь, чтоб я тут всю ночь торчал, мы с Барри, чтоб уж наверняка было, мне это не понравится. А для тебя, Марки, это будет ужасно длинная ночь.
Трэттмена неожиданно стошнило — чем-то розовым и кровью, немного. Кое-что попало на ботинки Стиву и белые отвороты его брюк.
— Сволочь, — сказал Стив.
Быстро отошел. Быстро подскочил к Трэттмену и пнул его в грудную клетку, слева, у ремня. Треснули ребра. Держа ногу под углом на весу, Стив вытер ботинок о полу пальто Трэттмена; тот пыхтел, стонал и вздыхал.
— Хуесос, — сказал Стив. И снова отошел.
— Что скажешь, Стив? — спросил Барри.
— Залазь в машину, — ответил Стив. — Правильно будет на него задним сдать.
«ЛТД» тронулся, и хвостовые огни осветили Трэттмена красным. Потом он лежал во тьме и тумане, громко сопел и время от времени постанывал. Потом отключился.
«Форд» выехал со стоянки через выезд на автостраду Хэммонд-Понд.
На 9-м шоссе, на восток, Барри сказал:
— Я, блядь, руку опять ушиб. Всегда так.
— Поцелуй — заживет, — ответил Стив. — Все будет хорошо. Когэн, блядь, ебучка. Пусть платит за барахло, которое этот хуесос мне испортил.
— Нам машину не надо помыть? — спросил Барри.
— Помою, — ответил Стив. — Чтоб уж наверняка. Я тебя высажу, а ты ствол возьмешь, ладно? В Уотертауне точка есть, всю ночь открыта. Я там буду.
— А потом, — спросил Барри, — потом ты куда?
— Тебя не спросил, блядь, — ответил Стив. — Что, со мной хочешь?
— Я уснуть не смогу, — сказал Барри. — Мне всегда надо сперва успокоиться.
— Скажи Джинни, что пива не будешь, — сказал Стив. — Пусть молочка тебе согреет, еще чего-нибудь.
— Иди ты нахуй, — сказал Барри. — А про чувака-то ты что думаешь? Думаешь, знает?
— Я не думаю, — ответил Стив. — Нахуй надо о нем еще думать. Говно.
— Ну, — сказал Барри, — я то есть, я ж его хорошенько отметелил.
— Может быть, — сказал Стив. — Может, и знает.
— А держался тогда хорошо, — сказал Барри. — Если знает, в смысле.
— Никуда не денется, плохо держаться, — сказал Стив. — Знает же, что с ним будет, если не будет. Знает.
7
Фрэнки поставил темно-зеленый «ГТО» с откидным верхом перед «Школой вождения Амато» и вышел. На нем были рыжие вельветовые джинсы-клеш, на ногах сапоги «Динго», сверху белая водолазка и двойной трикотажный серый блейзер. Он запер машину и зашел внутрь.
— Ну, — сказал Амато, — киселять тебе еще и киселять, но выглядишь ты получше. И причесон форсовее. Только с лаком переборщил.
— Я не лачу, — ответил Фрэнки. — Я, блядь, тебе не пидар. Это гель там. Мне чувак, который стриг, дал.
— В следующий раз ходи к другому чуваку, — сказал Амато. — И колесами разжился, я погляжу.
— Никогда на троллейбусах не залипал, — ответил Фрэнки.
— Сколько отдал? — спросил Амато.
— Штуку восемьсот, — сказал Фрэнки. — Плюс блядский налог на продажу, само собой. В неплохом она состоянии.
— Всё чуть получше, — сказал Амато.
— Всё сильно получше, — сказал Фрэнки. — Вчера гулял, с телкой познакомился, так у меня есть куда ее позвать и есть на чем туда отвезти. Срослось же, а? Толкнул вот телегу мужику с Пробации. Нихера он не понимает, вдруг мне скорей права надо вернуть. Зятю говорю — я за барахлом к ним вернулся, говорю: «Кстати, будут спрашивать — ты мне хрустов занял, ладно?» Он смотрит такой. Дин-то — он нормальный. «Я, — говорит, — вопросов никаких не задаю, вообще ничего не спрашиваю. Но ты, похоже, лучше меня вдруг поднялся ни с того ни с сего». Ну, клево же. Я — в Пробацию, а мужик там смотрит на меня и говорит: «Прилично оделся». Я говорю: «Слушайте, я последний раз когда заходил сюда, вы на меня так зыркали, будто я бомж какой. Прям думал, вы меня тут же и завалите, елки-палки. А тут я семью отпежил, капустой разжился и выгляжу наконец не как бичара, что на грузовике с курями приехал, там вас же это и не устраивает». Ну, все просто зашибись.