Это был тощий, долговязый человек. Его отличало поразительное сходство с недовольным пауком, если бы не великолепная ярко-малиновая мантия, болтавшаяся на нем. Лысеющую макушку прикрывала маленькая шапочка того же оттенка. При его появлении все присутствовавшие в мастерской умолкли, даже Микеланджело выбрался из своей берлоги, чтобы лично поприветствовать кардинала Джулио Медичи.
Роза не слышала, о чем они говорили, но ей было хорошо видно, как Микеланджело согнулся почти вдвое, чтобы поцеловать кольцо кардинала. Как только его губы коснулись драгоценного металла, внутри Розы взметнулась волна ярости и горя, внезапная и всепоглощающая, и на мгновение ей показалось, что она может захлебнуться. Дыхание перехватило, грудь обжигало болью, она не могла дышать. Перед глазами поплыли алые пятна – цвета кардинальской мантии.
Когда она в последний раз видела это одеяние, была кромешная тьма. Но это не имело значения. Она бы узнала их где угодно.
– Синьорина? – Доминик не сводил с нее глаз. – С вами все в порядке?
Роза представила, как сейчас выглядит ее лицо, и тут же исправила ситуацию, нацепив прежнюю улыбку. Это был тот самый момент, которого она ждала, та причина, по которой она две недели бродила по этой мастерской, и будь она проклята, если упустит представившуюся возможность из-за того, что не сумела совладать с чувствами, как простая дилетантка.
Микеланджело указывал кардиналу Медичи дорогу в свой скрытый от посторонних глаз угол, а изумленные подмастерья не сводили с него глаз.
– Может быть, они хотят пить? – промолвила Роза. И даже не оглянувшись, она ринулась за Микеланджело, оставив Доминика в замешательстве смотреть ей вслед.
Лоскуты ткани, отделявшие рабочее место Микеланджело от остальной части мастерской, практически не давали возможности уединиться. Солнечный свет, проникающий через открытые задние двери, четко обрисовывал силуэты художника, его посетителя и незаконченную мраморную скульптуру, а бодрый осенний ветерок доносил их слова до любопытных ушей. Роза устроилась на незанятой скамье, наполнив кувшин вином, и поставила на поднос два кубка, попутно прислушиваясь к разговору.
– …если вы будете присутствовать, – говорил кардинал Медичи. Даже когда полоски ткани раздувались от сквозняка, его профиль оставался неподвижным, словно скульптурой был он, а не незаконченная работа Микеланджело.
Микеланджело был не столь сдержан. Он стоял, сцепив руки за спиной, переминаясь с ноги на ногу. Роза заскрипела зубами, борясь с желанием шепотом подсказать ему ответ.
– Я не знал, что нужно отвечать на приглашение, – сказал Микеланджело.
– Ну что вы, друг мой, – сказал кардинал, и его тон едва заметно потеплел. – Вы знаете, что мы всегда рады весточке от вас.
– И все же, – сказал Микеланджело. – Я думал, если Медичи о чем-то просят, то это необходимо исполнять.
– В столь непростые времена проявления поддержки важны как никогда.
– Тогда я непременно приеду, – сказал Микеланджело. Неужели он расправил плечи? – В знак поддержки.
– Вы слишком разбрасываетесь временем.
Слова принадлежали Розе. Держа поднос в одной руке, а кувшин в другой, девушка отбросила полог и вошла в святилище Микеланджело, замерев на пороге.
– Ах! – воскликнула она, присев в глубоком реверансе. – Ваше… Ваше Высокопреосвященство!
Подняв глаза, она увидела, что кардинал Медичи обернулся к Микеланджело с едва заметным удивлением на лице.
– Я удивлен, – сказал он. – Не знал, что вы терпите… компанию женщин. Даже если это слуги.
Микеланджело наблюдал за Розой сквозь пелену паники. Она почти различала, как напряглась кожа под его непослушными кудрями. Еще немного, и художник потеряет самообладание, а Розу отправят из мастерской прямиком на виселицу.
Однако Микеланджело был тем, кто воплотил свои мечты о демократии в мраморе и выставил их перед ратушей на всеобщее обозрение.
– Моя племянница, – объяснил он, казалось, спустя целую вечность. – Роза.
Наконец-то. Роза распрямила спину.
– Для меня огромная честь познакомиться с вами, Ваше Высокопреосвященство, – воскликнула она. – Прошу простить мою бесцеремонность. Я увидела вашу карету и подумала, что вам и моему дяде не помешает освежиться. – Она поставила поднос и кувшин на верстак.
Кардинал Медичи мрачно наблюдал за ними, пока Роза наполняла кубки вином.
– Вы никогда не упоминали о племяннице, Микеланджело.
– Дочь моей… моей сестры. Из деревни.
– Я приехала только в этом месяце, Ваше Высокопреосвященство, – сказала Роза с обворожительной улыбкой. Она подала кубок кардиналу, а затем вручила Микеланджело его кубок. – К сожалению, мама и дядя Микеланджело не были особо близки, но я с радостью ухватилась за возможность познакомиться с ним. И увидеть этот город! Я с детства слышала рассказы о Флоренции!
– М-м… – Кардинал Медичи разглядывал ее поверх своего кубка. Она улыбнулась еще шире. – И что вы теперь думаете о нашем прекрасном городе, синьорина?
Микеланджело жадно глотал вино из своего кубка. Роза наступила ему на ногу.
– Это не похоже ни на что, что я когда-либо видела, – восхищенно выпалила она. – Я и не представляла, что в целом мире может быть так много народу! Соборы, площади, дома – я просто не могу поверить своим глазам!
На губах кардинала Медичи заиграла улыбка.
– Ваш дядя потрудился все вам здесь показать?
– Ну… – замялась Роза.
– Я был занят, – проворчал Микеланджело.
– У дяди было много работы, – согласилась она. – Но я немного изучила окрестности.
– Стыдись, Микеланджело. – Кардинал Медичи отставил свой кубок. – Притащил сюда девушку из деревни и запер в Сан-Никколо? Она почти не видела Флоренции. – Он с мрачной решимостью кивнул ей. – Вы с дядей придете на обед в Палаццо. Тогда и увидите настоящую Флоренцию.
Роза задохнулась.
– В Палаццо Медичи? Я?
– Уверен, Его Святейшество будет рад с вами познакомиться, – сказал кардинал Медичи. – Я знаю, что он хотел тебя видеть, Микеланджело.
Микеланджело с такой силой стиснул челюсти, что удивительно, как у него не раскрошились зубы.
– Конечно, – сказал он. – Если Медичи чего-то просят…
– Да, да. – Кардинал Медичи встал. – Мы с нетерпением ждем вас. На следующей неделе?
– Когда пожелаете.
– Прекрасно. Благословляю вас обоих. Синьорина Роза, я с нетерпением жду скорой встречи с вами.
Она сделала еще один реверанс.
– Благодарю вас, Ваше Высокопреосвященство. Для меня это большая честь.
Он милостиво кивнул.
– Микеланджело, – сказал он. – Проводи меня.
Полог, закрывающий вход, взметнулся, и он грациозно выплыл в мастерскую, Микеланджело следовал за ним по пятам.
Роза помедлила, глядя, как алая мантия удаляется к выходу. Она вспомнила об охваченных пламенем крышах и разжала кулаки, прежде чем ногти успели прочертить кровавые царапины на ладонях.
– Festina lente [16], – прошептала она. – Я наверстаю упущенное.
Четырнадцать
Хмурые и злобные взгляды ползали по коже Халида, как вши. Они вгрызались в голову, от них зудело в затылке. Они отравляли.
Так было с самого первого дежурства. Униформа гвардейца Медичи была словно красная тряпка для быка, притягивая насмешки и проклятия, куда бы он ни пошел. Лавочники, нищие, ремесленники – неважно, кто попадался Халиду на пути, – прием всегда был плохим.
– Просто раньше в городе не было патрулей, – объяснил сержант Бьянчи. Сегодня они дежурили вместе, прогуливаясь по Пьяцца ди Санта-Кроче [17]. Сержант, казалось, не обращал внимания на враждебные взгляды. – Когда люди привыкнут, то перестанут делать из мухи слона.
– Эти патрули будут постоянными?
– О да, – радостно откликнулся сержант Бьянчи. – К концу недели мы будем патрулировать всю северную часть города. А к концу месяца мы, возможно, будем даже в Ольтрарно.
Лишь благодаря своему профессиональному умению скрывать истинные чувства Халид не выдал охватившего его удивления.
– А разве остальная Флоренция не под контролем городской стражи?
У сержанта Бьянчи хватило такта изобразить легкое смущение.
– Ну. Но они не очень-то пользуются данной им властью, не так ли? Народ этого города заражен дерзостью. Так говорит капитан Романо. Я имею в виду… – Он указал в сторону навеса, под которым царили темные тени. Листовки с напечатанным крупными буквами текстом занимали каждый свободный сантиметр стены.
– Ситуация становится вопиющей, а городская стража либо не в состоянии справиться с беспорядками, либо просто не желает. Слышал о нападении на Его Святейшество, когда он только вернулся во Флоренцию?
– Нет.
– На него напали прямо посреди площади Синьории. Он вполне мог быть убит. И городская стража до сих пор не выследила преступника. Так что пока мы просто пытаемся облегчить их бремя.
Халид подумал о ядовитых взглядах, которыми его награждали городские стражники в Порта Романа.
– Они должны быть благодарны за помощь, – сказал он.
Широкое лицо сержанта Бьянчи скривилось.
– Они…
– Ни для кого не секрет, что вы, прихвостни, хотели бы видеть весь город в цепях.
Этот злобный крик послышался из-за угла. За ним последовали звуки ударов, судя по всему, завязалась потасовка. Халид не стал дожидаться разрешения сержанта Бьянчи и бросился туда, откуда доносился шум.
Завернув за угол, он обнаружил толпу мужчин, сгрудившуюся в свете опрокинутого на мостовую фонаря. Люди боролись и толкались, изредка в куче сцепившихся тел мелькали кулаки, вновь соединяясь в одну сплошную мешанину.
Поднеся два пальца к губам, Халид издал пронзительный свист. Люди от неожиданности бросились врассыпную; двое были в домотканой одежде прядильщиков, двое – в красной форме городских стражников. Был здесь и тот, кого Халид сразу узнал.