Вопросы продолжали витать в воздухе, когда капитан Романо приказал Виери войти в караульное помещение, смерив Халида грозным взглядом.
– Жди здесь, – процедил он и захлопнул дверь. Мгновение спустя по залитому блеклым солнечным светом двору разнесся яростный вопль капитана: «Ты позоришь гвардию Медичи!» Халид принялся приводить себя в порядок, оправляя униформу.
Распрямив ремень, он вдруг понял, что не один.
Кто-то наблюдал за ним из-за двери кухни. Женщина. На ней было серое шелковое платье поверх белоснежной сорочки, каштановые волосы аккуратно собраны в черную сетку. Она смотрела на него широко раскрытыми карими глазами.
Халид с ужасом понял, что узнал ее. Это была та самая женщина из окна. Женщина, ради одного взгляда на которую так рисковал Джакомо. И как только их взгляды встретились, она подобрала юбки и, к вящему ужасу Халида, бросилась к нему через двор.
Возможно, подумал Халид, беспомощно наблюдая за ее приближением, было бы лучше, если бы он позволил Виери заколоть себя.
Двадцать четыре
К тому времени, как Роза добралась до сада в Палаццо Медичи, ей удалось немного успокоиться, но полностью изгнать раздражение не удалось. Она все еще ощущала запах сандаловых благовоний, впитавшихся в одежду, и чувствовала на себе обиженный взгляд Доминика Фонтаны, когда вышла на ухоженную лужайку.
На ее чертежах сад не выглядел столь же прекрасным, как внутреннее убранство Палаццо, поэтому статуи из белого мрамора, выстроившиеся вдоль гравийных дорожек, стали для нее настоящим эстетическим сюрпризом. Проходя мимо, она любовалась ими, находя успокоение в точных линиях холодного мрамора. К тому времени как она добралась до столика в дальнем конце сада, она уже почти обрела самообладание. Почти.
Микеланджело сидел по правую руку от кардинала Медичи. Но взгляд Розы лишь скользнул по этим двум мужчинам, а затем ее внимание привлек третий человек за столом, который с хозяйским видом оглядывал сад. Не успев толком разглядеть его лицо, Роза сразу же поняла, кто перед ней.
Он был скорее запоминающимся, чем красивым. Глаза – большие, глубоко посаженные и темные, и он тут же окинул ее взглядом с ног до головы, стоило ей приблизиться. У него был крупный рот, орлиный нос выделялся на лице.
Папа Лев X улыбался, источая саму благосклонность и безмятежность. Роза сделала глубокий реверанс, чувствуя, как вновь полыхнула в ее груди молния ярости.
Это как возвращение в прошлое. Разве не об этом она говорила Микеланджело в карете? Ведь не только места могли навевать воспоминания. Люди тоже.
– Дитя мое?
Роза поспешно выпрямилась, обеими руками расправляя юбки и надеясь, что гневный румянец на ее щеках будет принят за смущение.
– Прошу прощения, Ваше Святейшество, – пробормотала она, не отрывая взгляда от земли. – Я слишком смущена.
– Ничего страшного, – произнес папа. Его голос был мягким и теплым, скользя по ее коже, как мед. Она задрожала.
– Моя племянница, Ваше Святейшество, – представил ее Микеланджело с таким видом, словно мечтал раствориться в воздухе. – Роза де Ломбарди.
– Вы так же очаровательны, как и говорил мой кузен, – сказал папа, протягивая руку Розе. Она зажмурилась и наклонилась вперед, чтобы поцеловать золотое кольцо, сжимавшее толстый палец. – Возможно, даже больше.
– Ваше Святейшество слишком добры, – пролепетала Роза.
– Невозможно, – сказал папа. – А теперь садитесь поскорее. Вино стынет!
Роза церемонно уселась на свое место. Несмотря на протесты папы, было понятно, что мужчины уже приступили к трапезе: на маленьких тарелках перед ними лежали корочки и крошки с подносов с пирогами и пирожными, расставленными в центре стола. Роза позволила обслужить себя, и глинтвейн темной рекой хлынул в ее кубок, нежные пирожные и изысканное мясо теснились на столе, являя собой воплощение пресыщенного излишества.
– Еще раз благодарю вас за терпение, синьорина, – сказал кардинал Медичи. В отличие от кузена и Микеланджело, сам он не притронулся к угощению, а лишь потягивал сок из бокала. Хотя если бы Роза этого не знала, то решила бы по его кислой физиономии, что это уксус. – Надеюсь, вы не скучали?
– О нет! – защебетала Роза. – Палаццо настолько великолепен, и, как по мне, здесь просто невозможно заскучать даже на минуту!
– Очаровательна, – повторил папа, подталкивая локтем Микеланджело. Микеланджело уперся взглядом в стол перед собой.
– Я оказалась в самой восхитительной часовне на свете, – рассказывала Роза. – Признаюсь, я никогда не видела ничего подобного! Та фреска – это нечто невероятное!
Папа усмехнулся.
– Вероятно, это у вас семейное. Ваш дядя был одержим этой фреской, когда был здесь учеником, – сказал он, рассеянно махнув рукой. Слуга поспешил наполнить его пустой кубок. – Бродил вокруг и изучал ее при каждом удобном случае. Если он не был занят работой, то его всегда можно было найти в часовне, словно кающегося грешника. Но вместо того, чтобы молиться Богу, он молился мастеру Гоццоли и его краскам!
– Ну, это уже чересчур, Ваше Святейшество, – спокойно заметил кардинал Медичи, но папа лишь закатил глаза.
– Ты ведь помнишь не хуже меня, Джулио, – сказал он. – Диана. Паула. Карло. У него было имя для каждой фигуры на этой картине.
Роза не могла представить сурового скульптора подростком, а уж тем более придумывающим имена фигурам на чужой фреске.
– Даже животным? – спросила она.
Губы Микеланджело дрогнули, и на мгновение Розе показалось, что он улыбнется.
– Да.
Она обязательно потом расспросит его об этом.
– Полагаю, это вполне уместно, – сказала она, с серьезной миной наморщив лоб. – Знай состояние стада твоего. Разве не об этом говорится в Библии?
Папа восхищенно рассмеялся.
– Именно так! – воскликнул он. – Весьма разумное замечание, дитя мое. Вы зря растрачивали свой талант в деревне.
– Хотя в этом отрывке слово «стадо» несет метафорический смысл, – сказал кардинал Медичи. – Больше подходит к… прихожанам. Замаливающим свои грехи. Тем, кто находится под вашей защитой.
– Что ж, это метафорическое «стадо» постаралось во всеуслышание заявить о своем «состоянии», не так ли? – Из голоса папы исчезли все ноты юмора, теперь он был пропитан желчью.
Микеланджело заерзал, кусок за куском поглощая пирожное, и вскоре от него осталась лишь горка крошек. Даже воздух стал вязким от резкого замечания папы.
Роза знала, что пройдет всего несколько секунд, прежде чем кто-то сменит тему, и разговор продолжится, но будет чопорным и скупым. Они притворятся, будто этой темы не было и в помине, и тогда трапеза будет испорчена. А раз так, то вероятность того, что Роза и Микеланджело покинут дворец с пустыми руками из-за плохого настроения одного человека, была более чем высока.
– Прошу прощения, Ваше Святейшество, – рискнула она. – Вы… возможно, вы говорите о… беспорядках, произошедших на прошлой неделе?
Эмоции на лице папы сменяли одна другую. Ярость, стыд, страх… Роза ждала, что же победит.
Наконец папа Лев сурово нахмурился, уставившись на нее, в его глазах все еще пылал гнев.
– Мне не следовало говорить об этом в присутствии юной дамы, – сказал он. – Но да, именно это я и имел в виду.
Роза вздрогнула.
– Это было так страшно. Никогда не видела ничего подобного.
– И никогда больше не увидите, – заверил ее папа. – Мы принимаем меры, чтобы впредь подобное не находило отклика в сердцах горожан.
Роза ощутила тревогу.
– Не находило отклик?
– Ваше Святейшество, – предостерег кардинал Медичи, но папа Лев отмахнулся от кузена.
– Не будь таким занудой, Джулио. Бедная девушка была до смерти напугана. Небольшое ободрение – это меньшее, что я могу предложить. – Он снова обернулся к Розе. – Ты говоришь «знай состояние стада твоего». Я боюсь, что наше стадо было отравлено. Но на каждый яд найдется противоядие. – Он ласково улыбнулся. – Безопасность Флоренции – и таких хороших, добрых людей, как вы, – имеет первостепенное значение для семьи Медичи. Если понадобится, мы прибегнем к силе, чтобы не допустить беспорядков.
– Как?
– Ну, дитя мое, мы уже делали это раньше. Вы слышали о городе под названием Прато?
Во рту у Розы пересохло, несмотря на вино. Благовония сандалового дерева, которыми пропиталось ее платье, теперь пахли едким дымом. Где-то из глубин воспоминаний всплыли крики, звон тетивы, шум реки…
Я пойду следом за тобой.
– Нет, Ваше Святейшество, – сказала она.
– Полагаю, тогда вы были слишком малы. Это недалеко отсюда, всего в часе езды. Прекрасное место. И, к сожалению, несколько лет назад там начались заговоры и протесты. Нам – моему кузену и Церкви – пришлось подавить этот мятеж, чтобы сохранить мир. Именно этим мы сейчас и занимаемся – готовимся к сохранению мира во Флоренции.
Ее руки дрожали. Папа Лео не заметил этого, но Микеланджело следил за ней, словно ястреб. Она сложила руки на коленях.
– Так же, как вы делали это в Прато.
– Если потребуется. – От слов кардинала Медичи веяло холодом.
– В наших интересах, чтобы во Флоренции все было спокойно, – сказал папа. – Многие знатные и купеческие семьи региона уже заявили о своей поддержке. Вы в безопасности здесь, в городе.
Только годы практики помогли Розе сохранить улыбку. Но под маской беспечности ее мысли кружились, сливаясь в единое целое.
Бухгалтерская книга Романо. Каждая строчка, записанная городскими стражниками, подробно описывала изъяны охранных мер и способы защиты Флоренции. И если человек или какая-нибудь семья смогли бы отыскать эти изъяны, то сумели бы разорвать в клочья всю систему. А еще не стоило забывать об индульгенциях, стекавшихся через ворота Палаццо, струясь из карманов богатых людей, чтобы скапливаться в хранилище под Капеллой Волхвов…
Десять тысяч флоринов