. Некая аморфная идея, за которой она гналась, как за порочной мечтой. Теперь Роза поняла, что этого золота будет достаточно, чтобы оплатить армию. Армию, которая сравняет Флоренцию с землей. А когда городской стражи не станет, кто встанет на их пути?
Запах горького дыма становился удушающим. Она задыхалась.
– Как я рада это слышать, – сумела выдавить из себя Роза. Ее кожа была холодна как лед. – Не хотелось, чтобы такой прекрасный город пострадал. Мне кажется, что каждый день я вижу что-то новое!
Появившееся из-за туч солнце и лесть Розы умиротворяюще подействовали на папу Льва.
– Ты слишком добра, дитя. Микеланджело, ты должен оставить ее здесь. Нельзя допустить, чтобы она вернулась в ту грязь, из которой сбежала.
– Да, Ваше Святейшество, – ответил Микеланджело. Роза вдруг подумала, что, возможно, сейчас он тайком припоминал клички изображенных на фреске животных.
– На самом деле, – сказал папа, – мы позаботимся о том, чтобы вы никогда больше не захотели вернуться домой. В конце концов, какой молодой даме не вскружит голову шикарный пир?
Вот оно. Причина, по которой она вообще ступила на порог этого дворца, причина, по которой она согласилась сесть напротив мужчин, которые…
– Пир?
– Ты не говорил ей об этом? – спросил у Микеланджело папа Лев. В его тоне звучал скрытый укор. – Можно подумать, ты делаешь вид, что этого приглашения не существовало.
– Мне это не пришло в голову, – ответил Микеланджело, как подобает идиоту либо творцу.
– Я не хотела бы доставлять неудобств, – вмешалась Роза, прежде чем Микеланджело успел ляпнуть что-нибудь похуже.
– Присутствие красивой женщины на прекрасном вечере никогда не доставляет неудобств, – откликнулся папа и наклонился вперед, чтобы похлопать ее по руке.
Роза вдруг поняла, что изо всех сил стиснула нож.
– Я не могу представить себе большей чести, Ваше Святейшество, – ответила она. – Уверена, это будет незабываемый вечер.
Двадцать пять
Халид никогда не убегал от конфликтов. Однако сейчас он предпочел бы сбежать.
Женщина по-прежнему шла к нему. Он вжался спиной в стену караульного помещения и смотрел вперед. Незнакомка настойчиво приближалась, словно забыв о правилах приличия.
– Синьора, – сказал он, когда уже не было сил прижиматься к стене.
Она и бровью не повела. Это было еще одной проблемой, потому что ее глаза притягивали, словно омут. Она, несомненно, была красива, ему всегда нравились подобные женщины. Но ее огромные карие глаза и густые темные ресницы врезались в его память, словно мышь, прогрызающая штукатурку. Они вызвали фейерверк знакомых воспоминаний, которые преследовали его с того вечера у дома Петруччи. Встречался ли он с ней раньше? В Генуе? В Тунисе?
Он бы сбежал от нее, если бы не приказ капитана Романо. Из караульного помещения все еще доносились гневные тирады капитана. Халид не хотел усугублять ситуацию своим исчезновением. И даже если бы он мог свободно уйти, было бы непростительно грубо вот так оттолкнуть кого-то выше по положению, чем он.
– Прошу вас.
У нее был низкий голос с утонченным акцентом. И в этом тоже было что-то знакомое…
Наконец, он сдался.
– Чем могу быть полезен, синьора?
Она подняла на него взгляд светло-карих глаз, изучая его лицо. Лучше бы она этого не делала.
– Ты был у меня под окном.
Халид судорожно вздохнул. Он и не подозревал, что она хорошо рассмотрела его тогда в переулке. С другой стороны, сколько тунисцев носят форму гвардии Медичи?
Но он не мог так легко сдаться.
– Вы, вероятно, обознались.
– Ты там был, – настаивала она. Это было уже чересчур. Халид ловко отступил от стены, отстраняясь от незнакомки.
– Я не знаю вас, синьора.
Однако эта женщина по-прежнему казалась ему смутно знакомой, и внезапно ему почему-то захотелось проверить содержимое своих карманов, чтобы убедиться, все ли на месте.
– Там был еще один юноша, – сказала она. Теперь она заговорила быстрее, по-прежнему пристально глядя ему в глаза. – Около дома Петруччи. В черно-синем балахоне, лет девятнадцати. С рыжими, но явно крашеными волосами. – Она понизила голос. – Ты забрал его.
Халид едва сдержался, чтобы не выругаться. Джакомо обещал, нет, он поклялся, что его приключение в том переулке не навредит их планам. А Халид поверил ему, как последний дурак. И вот теперь ему предстоит разгребать последствия своей глупости.
Она не только видела Джакомо, но и узнала его. А теперь она узнала и Халида.
– Ты знаешь его, – выдохнула она. – Знаешь, где он?
– Вы, наверное, обознались, – повторил он. Но женщина, казалось, не слышала его. Она принялась копаться в лифе своего платья, словно пытаясь что-то найти, а Халид в ужасе не сводил с нее глаз.
– Синьора! – зашипел он.
– Вот, – сказала она, не обращая на него внимания и сунула листок бумаги в ослабевшую руку Халида. – Прошу, возьми это.
В ее глазах застыла мольба, и его снова обожгло странное чувство, будто они знакомы. Но головокружительное ощущение дежавю нельзя было объяснить мимолетными взглядами, которыми они обменялись через окно. Внезапно ему пришло в голову, что он уже видел подобный взгляд, и не так давно…
– Отдай ему, – попросила она. – Он должен знать. Я не думала… не знала, будет ли он…
– Синьора… – попытался Халид в последний раз, но умолк, когда она покачала головой.
– Мне просто нужно знать, все ли в порядке с Джакомо, – сказала она. – И счастлив ли он. И если…
– Джульетта?
Женщина отпрянула, резко обернувшись. Крик донесся откуда-то из-за кухонь со стороны Палаццо. И незнакомку как ветром сдуло: она стремительно обогнула караульное помещение как раз в тот момент, когда двое мужчин вышли из Палаццо.
– Вот ты где, – сказал один из них. Это был мужчина средних лет, его лысину прикрывала шапочка с пером.
– Каро, – ответила Джульетта, взяв его под руку. – И как все прошло у Его Святейшества?
– Это просто невозможно, – проворчал мужчина, уводя ее за собой. Петруччи. Это мог быть только он. – Видимо, у него есть более важные дела на сегодня.
– Например, трапеза с художниками, – добавил его приятель.
Халид не расслышал ответ Джульетты, сочувственные возгласы затихли, когда муж увел ее обратно в Палаццо. Халид медленно выдохнул, его сердце выпрыгивало из груди от волнения. А он не волновался так даже тогда, когда Виери набросился на него с ножом.
Но у Халида не осталось времени, чтобы как следует все обдумать. Дверь караулки распахнулась, и оттуда выскочил Виери. Он подскочил к Халиду, уже собираясь изречь что-нибудь язвительное.
– Бен Халил!
Услышав вопль капитана Романо, Виери тут же закрыл рот и, отвернувшись, зашагал прочь.
Речь капитана была строгой, но сдержанной, это совсем не было похоже на нагоняй, который он устроил Виери.
– Гвардеец Виери будет на испытательном сроке до пира, который состоится на следующей неделе, – сообщил он Халиду. – Если он снова побеспокоит тебя, сообщи мне.
– Мы с Виери просто устроили спарринг, капитан, – сказал Халид, глядя поверх плеча капитана Романо. Виери, конечно же, обвинит Халида в наказании, которое назначил капитан, и это только добавит проблем.
– Я не спрашивал твоего мнения, бен Халил, – отчеканил капитан Романо. – Виери теперь на испытательном сроке, а ваше самолюбие переживет, если все-таки придется сообщить о возможных нарушениях. – С этими словами он отпустил Халида.
Остаток дня прошел как в лихорадочном бреду. Записка Джульетты словно прожигала изнутри его поясную сумку, он ни на мгновение не мог забыть о том, что произошло. Все оставшееся время учений, а потом и во время патрулирования Халид не мог выбраться из водоворота мыслей.
Если он отдаст записку Джакомо, значит ли это, что тот получит возможность ввязаться в очередную авантюру? Джакомо дал слово, но чего оно стоило? И если Джакомо потерял голову при одном виде Джульетты Петруччи, то что произойдет, если он прочитает ее записку?
Он уничтожит записку. Сожжет, как только представится возможность. Он все упростит и исключит возможные риски, как того хотел бы синьор Траверио. Решение было принято.
Так почему же от одной мысли об этом у него сводило желудок?
К вечеру голова раскалывалась от боли. Чувствуя себя так, будто вот-вот взорвется, Халид отправился в караульное помещение, чтобы отчитаться о ночном дежурстве. Гвардеец де Карло был уже там, с радостью предоставив свой пост в доме капитана Романо взбешенному Виери.
– Уходишь? – спросил он.
– Гм, – хмыкнул Халид. – Домой.
– Поспи немного, – посоветовал де Карло со странной отеческой заботливостью, не свойственной юношам шестнадцати лет. – О, чуть не забыл… – Он вытащил откуда-то сверток и протянул Халиду. – Кто-то оставил это для тебя.
Это был сверток из грубой коричневой ткани, небрежно перевязанный двумя кусками пеньковой веревки. По спине Халида побежали мурашки.
– Кто?
Де Карло лишь пожал плечами.
– Посыльный не назвал имени.
Халид сорвал бечевку и принялся разворачивать ткань, и тут же караульное помещение заполнилось запахом тухлой рыбы. Де Карло выругался, зажав нос.
Наконец, из остатков ткани выскользнуло нечто тонкое и острое. Халид успел поймать его прежде, чем оно упало на пол, и поднес к свету.
Это было нечто полупрозрачное и крошечное, почти неразличимое. Но Халид не зря проработал три года на генуэзского Морского Дракона и потому сразу же узнал хребет морского дракончика [27].
Это было послание от синьора Траверио. Я наблюдаю за тобой, говорилось в нем. Я жду.
Не оплошай.
Двадцать шесть
– Нет, нет, нет, – воскликнула Сарра, ее щеки раскраснелись в свете камина. – Вы меня не понимаете. Он был единственным в своем роде, с множеством этих… как их там, Роза?