Доминик загородил Розу.
– А ну, тише, парень, – сказал он. – Разве ты не знаешь, где находишься?
Но Альберто был либо слишком пьян, чтобы услышать его, либо слишком пьян, чтобы его это волновало.
– Ты подружка Сарры.
Роза нахмурилась с легким беспокойством.
– Вы обознались, синьор.
– Роза. Ты – Роза. Я ищу тебя уже несколько недель. – Доминик в замешательстве уставился на Розу.
– Кто это?
Альберто подошел совсем близко. Она поднялась со скамьи, расправив юбку.
– Понятия не имею.
– Ты – Роза, – продолжал настаивать Альберто. От него разило спиртным. – Это ты. Я следил за тобой от самой Меркато Веккьо.
Если это было правдой, то чутье подвело Розу. Видимо, она была слишком взбудоражена событиями этого вечера: посещением церкви, воспоминаниями, обществом Доминика. Она осторожно коснулась руки Доминика.
– По-моему, он пьян, – прошептала она. – Лучше с ним не связываться.
Альберто не попытался преградить ей дорогу, когда она подошла к нему, но по-прежнему продолжал болтать.
– Я больше месяца проторчал в городской тюрьме, – сообщил он. – Из-за той работы, которую ты завалила. Всю мою команду забрали той ночью, но ты-то смылась. Ты все знала.
Между бровей Доминика залегла озабоченная складка, которая не понравилась Розе.
– Знала что? – спросил он.
Альберто помахал пятерней.
– Знала, как все обернется, – ответил он. – Она – Святой Николай. Она знает, как все будет. Эй! – Роза уже почти добралась до двери, спасение было близко. Заткнись же, заткнись. Но Альберто продолжал вопить, все громче и громче: – Ты мне должна! Ты меня кинула, и я не знаю как, но ты мне заплатишь. Эй! Ты меня слышишь?
Роза не слышала. Захлопнув дверь перед носом Альберто, она торопливо направилась через площадь, не в силах посмотреть в глаза Доминику.
Когда церковь скрылась из виду, Доминик заговорил первым:
– Роза.
Она не замедлила шаг. Ей казалось, что если она продолжит идти, не сбавляя шаг, то, возможно, ей удастся опередить неизбежное. Вместо этого Роза одарила его сияющей улыбкой – так в последний раз улыбнулась ей мать, прежде чем столкнуть Розу в реку Бисенцио. С тех пор Роза каждый день примеряла на себя эту улыбку.
– Не завидую я этому парню, когда завтра утром монахи найдут его в отключке под крестом.
– Роза.
– Думаю, на соседней площади есть таверна, если ты все еще голоден… – Он смотрел на нее так, словно не знал, кто она такая, но она упорно шла вперед, уговаривая его:
– Перестань, Доминик. Ты ведь не воспринял этого пьянчугу всерьез?
– Он узнал тебя.
– Держу пари, он думает, что знает много людей.
– Он называл тебя Святым Николаем.
– Это я и пытаюсь тебе сказать. Он был не в себе.
– Святой Николай – покровитель воров.
Роза попыталась найти внутри себя ледяную, жгучую, гневную силу, которая таилась в ее груди. Она вдохнула и на выдохе позволила этому огню просочиться сквозь тело, придавая ему легкость, освобождая от беспорядочного сумбура в голове.
– И торговцев тоже, – сказала она. – К чему ты клонишь?
– Так ты торговка?
Она смотрела на него, с холодной ясностью подмечая мельчайшие детали, видя, что он уже не в силах сохранять бесстрастность, и на его лице проступали сомнения и боль.
– Нет, – ответила она. – Нет, я не торговка.
– Ты воровка, – сказал Доминик. Роза спокойно взглянула на него. Он покачал головой, самообладание покидало его. – Я знал, что в тебе есть что-то такое… Я знал, что ты…
– Ничего ты не знал.
– Я всегда узнаю подделку, – огрызнулся он. – Это моя работа. А ты всегда была подделкой. Ты хотя бы племянница мастера Микеланджело?
– Нет.
– А он знает? Ты… водишь его за нос? – Он зашагал прочь, взъерошив волосы ладонью. – Нет. Нет, все дело в семье Медичи, не так ли? Ну конечно. Тебя действительно зовут Роза?
Роза с ужасом поняла, что ее ледяная сила меркнет. С каждым ударом сердца она уходила все дальше, отступая в глубину души. И вся ее душа саднила от боли и горела, словно пальцы, согревшиеся после долгого пребывания на зимнем воздухе.
И в этом был виноват Доминик. Из-за него она потеряла бдительность и теперь стояла посреди площади как дура, пытаясь сохранить уже недоступное ей спокойствие.
– С чего бы тебе тогда верить моим словам, если я такая, как ты говоришь? – спросила она, с трудом сдерживая злость.
– Все равно скажи мне.
– Меня зовут Роза. Роза Челлини.
Доминик расхохотался.
– Ты права, я тебе не верю.
– Я родилась в Прато. Все, что я рассказала сегодня вечером, – правда. Обо всем, что сотворила семья Медичи…
– Они мне не лгали.
Жар в душе сделал ее уязвимой и жестокой. Было больно. И она захотела причинить боль и ему.
– Они каждый день тебе лгут. Они приглашают на свои пиры и обещают славу и богатство. Престиж. Покровительство. Но ты сам это сказал. Ты – бездарный подражатель. Как далеко, по-твоему, заведет тебя это покровительство без таланта? – Она надвигалась на него. – Знаешь, что видит папа, когда смотрит на тебя? То же самое вижу и я. Всего лишь подмастерье. Легкую мишень. Жертву.
Доминик вздрогнул.
– Зачем ты это делаешь?
– Они убили пять тысяч мужчин, женщин и детей. Они убили мою мать. Они сделают то же самое с жителями Флоренции, лишь бы сохранить власть. Они уже собирают средства, чтобы создать еще одну армию. Я не буду извиняться за себя, синьор Фонтана. Это вы мчитесь к ним в лапы.
В свете факелов она видела, как чувства мелькали на лице Доминика. Боль от предательства, гнев, разочарование, сомнение… Ее собственные чувства вспыхнули в ответ, и Роза, собрав остатки своего холодного самообладания, замерла на месте.
Стоило ему сделать хоть шаг ей навстречу, и она бы проиграла эту битву. Но Доминик лишь поклонился. Когда он поднял голову, бесстрастная маска снова застыла на его лице.
– Прощайте, синьорина.
Он направился прочь, и с каждым шагом Доминика Фонтана лед внутри нее все больше и больше таял. К тому времени, когда он скрылся из виду, она стала вялой, мягкой и уязвимой. И в этом была ее собственная вина.
И Роза обратилась в бегство.
«Он лишь помеха, – думала она. – Он лишь помеха, а ты бежишь прямо к нему в руки. Как ты вообще могла возомнить, будто у вас есть что-то общее?»
«Он может сдать тебя, – прошептал другой коварный голос в ее голове. – Он слишком много знает».
Именно поэтому она никого не допускала в их тесный круг. Именно поэтому в ее жизни существовала лишь работа. Вот почему она не оставила места для семьи. Любой выход за эти рамки означал катастрофу. Это означало, что пострадает либо ее работа, либо она сама. И ему этого никогда не понять.
Роза не заметила, как прошла мимо городских стен, пока не услышала шум реки и не увидела сочную зеленую траву под ногами. Вглядевшись в ночь, она заметила на берегу силуэт мельницы. В окне мерцала свеча, значит, кто-то еще не спал.
В воде послышался громкий плеск. Роза замерла.
Это точно был не шум течения. Столь громкий звук не могли издать рыба или птица. Значит, в воде притаилось либо животное, либо…
Она обернулась.
На речном мелководье распростерлось чье-то тело. Даже в темноте Роза могла различить темные пятна на одежде. Она узнала эту одежду.
– Халид? – прошептала она.
Он приоткрыл налитый кровью глаз и слегка шевельнул рукой.
А затем закашлялся и едва слышно произнес:
– У нас проблема.
Тридцать четыре
«Позже», – сказал ему Халид. Джакомо думал, что слишком жестоко со стороны Халида оттягивать неизбежное, и теперь юноша, который никогда не отличался терпением, бесцельно бродил по комнате, прислушиваясь к храпу Агаты и мучительно предвкушая будущее.
Если бы Джакомо только знал, что принесет с собой это «позже», он бы не стал ждать его с таким нетерпением.
Услышав крики Розы, он помчался к реке и, увидев покрытого синяками и израненного Халида, буквально потерял дар речи. Он молча выполнял все указания Розы, и вместе им удалось поднять Халида и, поддерживая его с двух сторон, затащить по насыпи к мельнице. Джакомо уложил Халида на кухонный стол, а Агата, разбуженная стонами Халида и ругательствами Розы, принялась кипятить воду, толочь травы и заниматься прочими колдовскими делами.
Джакомо бесполезно путался под ногами, пока Роза расспрашивала Халида о том, что произошло, а потом расспрашивала Агату о состоянии его ран. Он стоял в стороне, когда она накинула на плечи шаль и бросилась на поиски Микеланджело и Сарры, отчаянно пытаясь собрать воедино клочки, оставшиеся от их плана, и снова скрепить их в одно целое. Только когда Агата начала принялась грозно раздавать ему указания, требуя развести огонь, принести бинты, придержать Халида за плечи, пока она накладывала шину на его сломанную руку, Джакомо наконец смог выбраться из зловонного омута потрясения.
«Роза была права, – думал он. – Мне действительно не следовало произносить тот тост».
Наконец беготня и суматоха улеглись, о них напоминали лишь крупные капли пота на лбу Халида и дрожащие руки Джакомо. Агата слегка похлопала по толстой повязке на боку Халида, язвительно сообщив ему, что сегодня он точно не умрет, а затем сурово взглянула на Джакомо.
– Не давай ему спать, – вполголоса приказала она. – Если уснет, может никогда не проснуться.
И, отдав этот ужасный приказ, она вернулась к своему рабочему столу.
Ощутив тепло обнаженных плеч Халида под своими ладонями, Джакомо смущенно отодвинулся и тут же почувствовал, как Халид здоровой рукой крепко стиснул его запястье, да так сильно, что у Джакомо кости затрещали.
– Ха, – крякнул Джакомо. – Ну что ж. Похоже, с этой рукой все в порядке.
– Джакомо, – пробормотал Халид. Его глаза были полузакрыты от боли.