Уклонение. Это всегда было моим девизом. Именно так я сохраняю спокойствие. Но, как ты уже понял той ночью…
– Уклонение не всегда срабатывает, – закончил мысль Халид.
– Да. – У него слегка дрожали руки, когда он вытирал лицо Халида, но Халид любезно промолчал об этом. – И когда я чувствую, что мышеловка вот-вот захлопнется, я будто снова оказываюсь в той больнице. Беспомощный. А над ухом дышит отец Бернардо. Это… – Он со вздохом отступил назад, опустив кисть. – Неважно. Все будет так, как будет. Ты будешь играть со мной, а я с тобой, и мы уедем из этого города с несколькими тысячами флоринов в кармане.
У Халида задергалась мышца под глазом.
– Ты закончил?
– Да. А, с твоим лицом?
– Да. – Халид открыл глаза, наблюдая, как Джакомо любуется своей работой.
– Как новенький, – сказал он. – Никогда не подумаешь, что двенадцать часов назад ты был на пороге смерти. Но маскировка – это только часть дела, понимаешь? А в остальном, ты же помнишь, что я тебе говорил?
– Взгляд и голос. Я помню, – откликнулся Халид. На мгновение в его темных глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление или тревогу, но тут же исчезло. – Знай, что ты неплохой учитель.
Внезапно у Джакомо сдавило горло, эмоции грозили задушить его.
– Ты ведь будешь осторожен, правда? – спросил он.
Халид был совсем рядом.
– Мне скоро пора ехать в Палаццо, – сказал он. – Но у нас еще достаточно времени.
Сердце Джакомо билось так громко, что Халид наверняка слышал его стук.
– Правда?
– Да, – ответил Халид. – Потому что теперь учителем буду я. И твой урок начинается прямо сейчас.
Тридцать девять
Ситуация висела на волоске, но пожар в типографии Непи, по крайней мере, пощадил остальную часть Ольтрарно. В тусклых рассветных сумерках повсюду виднелись опрокинутые ведра, мокрые одеяла, лужицы воды и одна-единственная сломанная лестница – свидетельства усилий соседей, пытавшихся спасти свои дома и магазинчики.
Уцелела только лишь восточная стена типографии. А от остального дома остались обугленные деревянные балки и осыпавшаяся штукатурка. Крыши не было, осколки терракотовой черепицы валялись на земле. В воздухе клубился дым, и Сарра наблюдала, как эти черные облака уносятся в небо и рассыпаются на хлопья пепла, покрывая все вокруг слоем серой грязи.
Тяжелые шаги Пьетро гулко зазвучали в обугленных развалинах их дома. Он топтался вокруг останков печной трубы, с ног до головы перепачканный сажей.
– Хорошая новость, – сказал он. – Нет больше того уродливого одеяла, которое подарила тетя София.
– Маленькие радости.
– Маленькие, говоришь. – Он помедлил. – Полагаю, станок…
Сарра бросила взгляд на то, что теперь смело можно было назвать дровами. Прочный каркас печатного станка возвышался на пепелище – слабое напоминание о мощном механизме, которым когда-то был. Но станина была расколота в трех местах, а сам пресс представлял собой беспорядочное месиво из покрытого копотью металла. Несколько буквенных блоков каким-то образом уцелели в пламени, они валялись среди обломков, поблескивая, словно драгоценные камни для охотников за сокровищами. Но в целом…
– Ему конец, – сказала Сарра. От этих слов и от пепла, витавшего в воздухе, у нее перехватило горло.
Пьетро воспринял это со свойственной ему непоколебимой стойкостью, распрямив широкие плечи, он глубоко вздохнул.
– Что ж, – сказал он. – Печально.
– Есть один старый бондарь [39] в Сан-Фредиано, – с жаром сказала она, немного отчаянно. – У него почти нет клиентов, и он ищет, кому бы отдать свою мастерскую. Мы могли бы устроиться там и начать конструировать новый печатный станок…
Пьетро обхватил ее за плечи, притянув к себе, и тут все поплыло у нее перед глазами. Сарра закрыла глаза и почувствовала, что больше не может сдерживаться.
– Прости меня, – прошептала она. – За станок. За папу. За все.
Он отодвинулся, чтобы взглянуть на нее.
– Сарра. Моя сестра, отец и крестная были мошенниками, – сказал он, и, к его чести, его укор прозвучал мягко, в нем не было и следа горечи. – Даже если папа и опасался впутывать меня в темные делишки, корабль давно уплыл. – На губах Пьетро промелькнула грустная улыбка. – Ты знаешь, как сильно испугала его смерть синьоры Челлини. Он хотел, чтобы мы были в безопасности. Если бы он мог завернуть нас в шерстяной платок и убрать на полку, он бы так и поступил. Но он знал, что ты создана для такой жизни, поэтому твое обещание стало лучшим выходом из положения. – Он дернул ее за косу. – В конце концов, отец ведь просто хотел, чтобы ты была счастлива. Он бы тебя понял.
Она не привыкла, чтобы Пьетро говорил так много и сразу.
– А как же ты? А типография? – спросила она. – Разве ты не должен быть счастлив?
Пьетро криво ухмыльнулся.
– Послушай. Когда все это закончится…
– Сегодня вечером.
– Сегодня вечером, хвала Господу. И тогда мы покинем Флоренцию. И отправимся туда, куда позовет тебя твоя работа. Но мы сделаем это вместе.
Земля под ногами словно превратилась в зыбучие пески. Сарра почувствовала себя так, словно куда-то проваливалась.
– Но печатный станок и твоя работа здесь…
– Флоренция – не единственный город, у которого есть вопросы к папе. Я могу писать отовсюду. – Он устало вздохнул. – В любом случае я никогда не был таким уж хорошим печатником. Что это еще за улыбка?
Она улыбнулась еще шире.
– Давно не видела тебя таким спокойным.
Пьетро закатил глаза.
– Негодница.
Солнце начало подниматься, Сарра чувствовала, как оно припекает ее спину.
– Мне нужно идти, – сказала она и приготовилась услышать его вопрос – куда?
Но он лишь стиснул ее плечо и отступил назад, засунув руки за пояс.
– Обдери их как липку, – сказал он.
Сарра взвалила на плечо свой рюкзак.
– Не сомневайся, так и будет.
На этот раз, направляясь к мельнице, она чувствовала себя совсем иначе. Она больше ни от чего не бежала, исчезли ложь и чувство вины, и впереди лишь ее цель. Внезапно будущее стало намного лучезарнее…
Если, конечно, завтра ей удастся остаться живой и невредимой.
Когда Сарра явилась на мельницу, между Джакомо и Халидом, похоже, происходило что-то вроде урока борьбы. Джакомо изо всех сил старался справиться с Халидом, но тот, даже с одной рукой, не оставлял шансов худощавому актеру. Сарра обошла их стороной, не задавая лишних вопросов. Войдя в дверь, она увидела Розу. Сарра замерла на пороге, в памяти еще были свежи воспоминания об их ссоре. У них не было возможности поговорить об этом, ведь после того, что произошло с Халидом, с типографией и их планом вокруг творилась суматоха и теперь…
Роза застыла около своего тюфяка, обхватив себя руками. Сарра заглянула ей за спину, пытаясь понять, что же ее так взволновало.
Н одеяле Розы раскинулось роскошное, пышное платье. На темно-синем бархате плясали золотисто-красные отблески огня, пылавшего в очаге. Платье было украшено изысканной вышивкой, на рукавах из серебристой ткани красовались длинные ленты, чтобы скрепить их пышными бантами. Такое платье было мечтой любой девушки.
Роза хмуро взирала на него.
– Почему ты так переживаешь из-за этого платья? – спросила Сарра, ставя сумку на верстак.
Роза вздохнула, откинув прядь волос со лба.
– Тебе не кажется, что это как-то слишком?
– Просто хочу сказать, я вряд ли когда-нибудь надела бы что-то подобное. – Роза закусила губу, и Сарра поняла, что сейчас шутить не стоит. – Оно красивое.
– Я не хочу привлекать к себе внимание. Ты тоже не хочешь лишнего внимания, верно? – Роза еще сильнее закусила губу. Закатив глаза, Сарра схватила тонкую спутанную бечевку, которую оставила на табурете, и принялась сматывать ее в тугой моток.
– Я жестянщица, Роза. А не дама. И не могу подсказать, как следует одеваться на пир у папы.
– Но что, если все это неправильно? – казалось, Роза задавала этот вопрос Вселенной. – Что, если вся эта работа пойдет прахом из-за моего платья?
Сарра начала понимать, что речь идет не только об их плане.
– Ты ведь сама придумала фасон этого платья? – спросила она.
Роза кивнула.
– Да.
– Тогда оно идеально подойдет. – Роза подняла голову, уставившись на Сарру. Сарру поразила неуверенность в глазах Розы, хотя, возможно, удивляться тут было нечему. Несмотря на всю браваду Розы накануне вечером, перед ними стояла просто невероятная задача. – Ты все отлично просчитала. Ты взвесила все за и против. И для этого потребовалось подготовить богатое… приданое, правда? – Прищурившись, она разглядывала рукава платья. – А это что?
– Розетки, – рассеянно ответила Роза.
– Ну, если ты решила, что они должны быть на этом платье, значит, все правильно.
Роза снова кивнула, на этот раз чуточку оживленнее.
– Да, – сказала она. – Ты права.
– Ну, так ты собираешься его надевать?
Роза раздраженно вздохнула, но, наконец, пришла в чувство. Схватив платье, она начала с трудом в него втискиваться, путаясь в складках бархата и расправляя длинную сорочку.
Сарра не стала предлагать помощь. Аккуратно смотав веревку, она перевязала клубок и убрала в сумку. Затем взяла арбалет и принялась внимательно разглядывать его, проверяя диски и рычажки с мастерством профессионала.
– Пьетро передает горячий привет, – сказала она.
– О? – глухо пробубнила Роза откуда-то из глубин платья, явно боясь ляпнуть лишнее.
– Он сказал, что мы должны забрать у Медичи все до последнего медяка. – Циферблат прицела едва заметно дернулся. – Оказывается, он их не очень-то поддерживает. Да здравствует Республика!
– О нет.
– О да! – Сарра достала из сумки масло и стащила пипетку с верстака Агаты, стараясь не прикасаться к сверкающим в лучах солнца склянкам. – Он знает о Жестянщице. Это… хорошо. Я рада.