– Вообще? – Халид нахмурился. Он отказался от униформы другого охранника, опасаясь, как бы его не узнали в Палаццо. Вместо этого под длинный камзол, испещренный заплатками, он нацепил домотканую коричневую рубашку и широкие штаны конюха. Теперь он выглядел как бесформенный мешок из брезента, но ведь Джакомо велел Халиду изменить силуэт, и вот…
– Теперь уже некуда отступать. – Сарра хлопнула его по спине. – Удачи.
На мгновение Халид снова оказался в таверне Флоры в генуэзском порту. «Я хочу предложить тебе выход», – сказала ему Сарра, казавшаяся такой уверенной в одежде с мужского плеча. Она показала ему дорогу во Флоренцию, и он пошел по ней, не подозревая, что ждет его в конце пути.
«Кто бы мог подумать, что типографии так легко загораются?»
– Мне очень жаль, – прошептал Халид. И, прежде чем она успела ответить, выскользнул из караульного помещения и ринулся к Палаццо Медичи.
Это была жуткая прогулка. Все остальные звуки меркли на фоне оглушительного треска фейерверков, которые эхом отражались от стен Палаццо. И все же Халид не заметил поблизости ни одного гвардейца Медичи. Когда он обогнул заднюю часть здания, волосы на его шее встали дыбом. Он подкрался к крайнему правому окну, не сомневаясь, что увидит капитана Романо, или целый эскадрон гвардейцев, или самого папу.
Но сквозь стекло не было видно никакого движения. А окно, когда он подергал раму, распахнулось без единого скрипа. Однако на этом подарки судьбы закончились. Перелезть через подоконник, когда у тебя рука привязана к боку, оказалось нелегко. К тому времени, когда он наконец спрыгнул на сияющий паркет, по лбу струился пот.
Он находился в небольшом кабинете, далеко от сада, где проходило пиршество. Комната была богато обставлена, но он не заметил ничего, что могло бы хоть немного рассказать о ее владельце. Халид догадался, что этим кабинетом редко пользовались, разве что гости семьи Медичи, которым требовалось где-то поработать. «А еще, – услышал он в голове голос, похожий на Джакомо, – воры и преступники, желающие поживиться».
Халид шагнул к двери, но мир вдруг покачнулся, и ему пришлось ухватиться за стену. Руку пронзало огнем боли, и каждое движение лишь сильнее разжигало пламя. Он с трудом протиснулся сквозь стену боли, вновь ощутив твердый пол под собой.
Сарра была права. На этом этапе уже не было смысла отступать, только не теперь, когда любое промедление может свести на нет всю операцию.
«Доверься, – подумал он. – Доверься им. Доверься своей команде».
И, вытерев лоб рукавом, он направился к винному погребу.
Пятьдесят два
– Я начинаю улавливать закономерность, – сказал Доминик. Он держал на расстоянии вытянутой руки юбку от сорочки Розы, зажав ее пальцами.
– Мы работаем с тем, что у нас есть, – ответила Роза, расплетая сеточку для волос. – Ты собираешься всю ночь пялиться на мое белье?
Подмастерье зарделся и с силой рванул ткань сорочки. Ткань затрещала и разошлась, но не порвалась в клочья, а разъехалась по аккуратной прямой линии, как по шву. В руках Доминика остался ровный кусок ткани, грубого и прочного холста, а не традиционного льна или муслина. Он с преувеличенной осторожностью положил ее на каменную плиту, глядя на нее так, словно в любой момент она могла превратиться в гадюку и напасть на него.
– Это то, что ты шила в мастерской мастера Микеланджело? – спросил он, еще раз дернув за сорочку. Роза с облегчением прислушалась к сухому треску ткани – прочный холст оказался не слишком-то приятным на ощупь.
– Возможно. – Она высвободила из волос заколку – симпатичный позолоченный кусочек металла, глубоко запрятанный в локоны, – и бросила ее на каменный пол вместе с полосками ткани. Заколка приземлилась с удивительно громким звуком для столь изящной вещи. А Роза тут же принялась выуживать из волос вторую точно такую же заколку, закрепленную на другой стороне ее головы.
– Это один из тех случаев, когда ты говоришь «мама не учила меня рисовать», правда? – сказал он, ловко орудуя пальцами, чтобы разделить остатки сорочки на полоски ткани.
– Подашь мне одну из них? – спросила она. Вторая заколка выскользнула из ее локонов, пробилась сквозь сеточку для волос, и Роза ощутила в ладони ее прочную тяжесть.
В отличие от новомодного замка Хенляйна или механизированных ловушек на лестнице, плита в хранилище была изобретением самого дьявола, а потому препятствием, абсолютно неустранимым. Сарра, Агата и Роза несколько ночей подряд ломали голову над этой проблемой.
Разъедающие вещества. Взрывчатые вещества. Смазочные материалы. Днями напролет они делились идеями и изобретениями, чертили схемы, пытаясь изобразить придуманное, используя любую посуду и объедки, разбросанные на кухонном столе.
«Просто эта плита огромна, – наконец выдавила из себя Агата, опускаясь на свой верстак. – Мы не сможем ее сдвинуть».
«М-м», – промычала Роза, наблюдая за Саррой. Взгляд жестянщицы казался отрешенным, устремленным в глубину пламени, мерцавшего в лампе.
«Нет, – медленно произнесла Сарра. – Сможем, если сдвигать правильно».
Просто. Это слово стало их девизом. Каменная плита была проста. И, в принципе, установить ее в нужное положение было проще простого. И убрать… тоже было бы просто.
Грубые железные ручки, вмонтированные в бока плиты, были как нельзя кстати, и их было достаточно много, чтобы отряд стражников мог сдвинуть плиту с места.
Но у Розы не было отряда стражников. Что у нее действительно было, так это зачатки простейшего, но действенного подъемного механизма.
Из сплетенных холщовых полосок получилась длинная и прочная веревка. Одна из заколок Розы, которая хоть и выглядела как изящная безделушка, на самом деле была выкована из прочного железа, доставившего ей немало неприятных минут за этот вечер. Эту заколку она закрепила на конце веревки, а затем перекинула самодельный трос через балку, закрепив его тугой петлей. Вторая заколка присоединилась к своему близнецу на другом конце веревки, болтавшемся в нескольких метрах в стороне. Затем Роза пропустила эту часть троса через одну из ручек, вмонтированных в каменную плиту, закрепив узел заколкой.
Свободно свисающий с балки конец троса она вручила Доминику.
– Когда я скажу «тяни» – тяни.
Он перевел взгляд с веревки на балку, потом на каменную плиту и снова на Розу. Она приготовилась к скептицизму, собираясь убеждать его, что она знает, что делает, или объяснять, как все это работает.
– Где мне лучше встать? – просто спросил он.
Она удивленно взглянула на него.
– Ближе к двери.
Он сделал несколько шагов к двери.
– Готова?
– А ты?
Доминик улыбнулся. А потом его руки стиснули веревку, напряглись, мышцы затвердели буграми, когда он принялся тянуть, перекинув веревку через плечо, как рабочий в порту. Веревка натянулась как струна, а затем вжалась в балку и с силой потянула за ручку плиты. Доминик продолжал тянуть изо всех сил. Но каменная плита так и осталась лежать в своей колыбели, такая же незыблемая, как и раньше.
Но затем послышался скрежет.
Плита сдвигалась, поднимаясь над поверхностью, влекомая вверх изобретательностью Сарры и усилиями Доминика. Под ней образовалась щель – миллиметры, потом сантиметры, потом еще больше…
Деревянная балка наверху издала громкий, протяжный стон, но Роза была слишком поглощена расширяющимся темным пространством, зиявшим под плитой, и не обращала внимания на посторонние звуки.
– Достаточно! – крикнула она, и Доминик перестал тянуть веревку, на его лбу выступили бисеринки пота. Схватив веревку, болтавшуюся у него в руках, Роза торопливо привязала ее к дверной ручке.
– Хорошо. – Доминик опустил руки, встряхнув пальцами, а холщовая веревка, скрипнув, натянулась.
Щель, образовавшаяся под плитой, была шириной около двух футов, достаточно широкая, чтобы можно было спокойно проскользнуть в нее. И Роза, затаив дыхание, принялась протискиваться под огромную каменную глыбу, а затем спрыгнула вниз. Все надежды на удачный спуск мгновенно исчезли – стены, покрытые плесенью, были слишком скользкими для этого, и ноги разъезжались. В конце концов она приземлилась на четвереньки, больно ударившись ногой обо что-то твердое и бугристое.
Распрямив спину, Роза осмотрелась. Сырой, спертый воздух был пропитан пылью, плесенью и гнетущим столетним мраком. Свет, пробивавшийся из-под каменной плиты наверху, освещал лишь крошечный клочок земли…
И этот клочок блестел.
– Роза? – послышался запыхавшийся голос Доминика. Мгновение спустя в щели наверху появилось его лицо, потное и обеспокоенное. – Все в порядке?
Роза ослабила завязки плетеного мешка, на который упала, и заглянула внутрь.
Груды маслянистого золота сверкнули перед ней. Грехи целого города. Целой страны. И в глубине души Розы, где-то около самого сердца, снова вспыхнула ледяная искра.
– Мария, мать Христа, – выдохнул Доминик. Над головой снова заскрипела балка.
Нужно было торопиться.
– Вот, – сказала Роза, протягивая ему золото. Он неловко поймал мешок и закинул за спину, обернувшись как раз вовремя, чтобы поймать следующий мешок, который Роза бросила в его сторону.
«Давай, моя девочка». – Голос Лены Челлини прозвучал в голове Розы. Ласковый и теплый раньше, сейчас он был полон холода.
Словно ощутив поддержку матери, она прибавила темпа, бросая мешки Доминику с такой быстротой, что он не успевал их ловить. Теперь это было легко: несмотря на тяжесть мешков, ее силы подпитывались ледяным пламенем, бушевавшим в ее легких. Она чувствовала запах дыма. Под ее веками полыхал пожар в Прато.
Следующий мешок ударил Доминика в грудь, отбросив его назад.
– Роза, сбавь обороты, – сказал он, но она так запыхалась, что не могла ответить ему. Она уже тянулась за следующим мешком, охваченная диким восторгом, наполнявшим ее с каждым пенни, украденным у Медичи. «