Давай, – шептала ее мать, из ее груди торчали стрелы. – Я буду рядом».
Шлепок. Мешок плюхнулся на пол рядом с Домиником, а над головой снова заскрипела балка. Доминик поднял голову, обеспокоенно глядя на потолок.
– Это все?
– Почти, – задыхаясь, откликнулась Роза. – Осталось совсем немного.
Тишину прорезал еще один скрип, и каменная плита опустилась, а щель под ней уменьшилась настолько, что теперь едва была заметна.
– Роза! – закричал Доминик.
Она протянула ему мешок.
– Возьми.
Но вместо этого Доминик протянул ей руку.
– Забудь о деньгах, хватайся за руку.
– Деньги – это ради чего мы здесь!
– Но я здесь не поэтому!
– Доминик! Возьми золото! – Плита еще немного просела.
– Тебя раздавит!
Разочарованно вздохнув, Роза протянула вверх руки с мешком, пытаясь просунуть его в щель. Но тяжелый мешок зацепился за край и рухнул вниз, золотые монеты посыпались дождем, усеивая пол тайника.
Время словно остановилось. Роза смотрела, как монеты кружатся по полу, а крик Доминика эхом отдавался над ней.
«Как ты можешь говорить, что отомстила, если не обчистила Медичи до нитки? – прошипел голос ее матери. – Как можешь говорить, что отомстила за меня?»
Но это говорила не Лена. Это был тот самый застывший осколок горя и гнева. И почему бы ей не прислушаться к нему? В конце концов, именно он помог ей добиться цели.
В проеме над головой лицо Доминика превратилось в испуганную маску. И в следующее мгновение другой голос внезапно прошептал в мыслях Розы.
«Если мы отгородимся друг от друга… то исчезнем».
Да, горе и гнев помогли ей достичь цели. Но Прато, который знала Роза, погиб. Как и мама. А она хотела жить.
Роза схватила Доминика за руки.
И вот она уже поднималась вверх, нащупывая опору в кирпичной кладке городских стен, как ей казалось, хотя это были всего лишь края тайника, изо всех сил стараясь помочь Доминику вытащить ее. И вдруг балка над ними застонала, затрещала и проломилась…
Они растянулись на полу хранилища как раз в тот момент, когда одна из заколок со свистом соскочила с веревки, и каменная плита рухнула вниз, закрыв вход в тайник. Мощный гул, который она издала при падении, разнесся под низкими сводами хранилища, заставив Доминика и Розу зажать уши руками, пока эхо окончательно не стихло.
Она распростерлась на животе, юбка обвилась вокруг ее ног. Расправив юбку, она обернулась и увидела, что Доминик упал на спину, на груду монет, которые золотым сиянием обрамляли его тело. Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
– Ничего себе, – сказал он.
Истерический смех возник из ниоткуда и фонтаном хлынул наружу. Она опустила голову на руки, ее плечи тряслись, силы покидали ее, улетучиваясь словно пар. Мгновение спустя к ее смеху присоединился и хохот Доминика, такой же громкий и безумный.
Они еще вытирали выступившие от смеха слезы, когда дверь хранилища распахнулась. У Доминика перехватило дыхание, смех застрял у него в горле, и он никак не мог сесть, поскальзываясь на рассыпанных вокруг монетах. Роза опустилась на колени, с трудом сдерживая хихиканье, и заставила себя взглянуть на Халида и винные бочки, загромождавшие проход.
Халид нахмурился.
– И что я пропустил?
Пятьдесят три
В конюшенном дворе, заставленном каретами и повозками, кипела жизнь. Кучера постарались разместить лошадей подальше друг от друга, чтобы животные не волновались. Однако теперь тут едва хватало места, чтобы человек мог спокойно пройти, не зацепившись за деревянные, покрытые лаком стены.
Халид старался изо всех сил, но дело сильно осложняла тележка с привязанными к ней двумя бочками, которую он тащил за собой. Он петлял по двору, опасаясь задеть лошадей или удариться о повозки.
Миновав вереницу карет, Халид заглянул в открытый двор, раскинувшийся перед ним. В обветшалой бочке возле конюшни горел небольшой костер. Вокруг него собрались кучера и конюхи, передавая по кругу фляги со спиртным и играя в карты. Подвыпившие голоса звучали миролюбиво. Никто из них не обращал внимания на своих подопечных, но, если бы Халид появился, его наверняка заметили бы.
В поле зрения по-прежнему не было ни одного гвардейца. Даже позолоченная, великолепная карета папы осталась без охраны. Это могло бы утешить, если бы не…
– Где Джакомо? – спросил он Розу в Капелле Волхвов. Они быстро расправились с монетами Медичи, пересыпав их в бочки.
Роза покачала головой.
– Никаких следов. Никаких.
– Я поищу его, – сказал Халид Розе, уже направляясь к двери. – Скоро вернусь…
Но она ухватила его за рукав, мягко потянув его к себе, и он резко остановился.
– Халид, – промурлыкала она. Ее голос звучал спокойно. – Мы оба знаем, что сейчас слишком многое поставлено на кон. – Она еще раз потянула его за рукав, скорее пытаясь заставить его действовать, чем успокоить. – Ты ведь доверяешь ему, не так ли? Веришь, что он сможет о себе позаботиться.
В конце концов он кивнул и выкатил тележку из часовни, направляясь в сторону конюшен. Он еще увидит Джакомо, когда все закончится. А пока у Халида были другие дела.
Со стороны костра, пылавшего в бочке, раздался крик, за которым последовало ворчание и взрывы хохота. Кучера стояли у костра. Некоторые показывали неприличные жесты в сторону удалявшегося лакея Медичи. Другие допивали последние глотки из своих фляг, прежде чем убрать их. А затем разошлись и, пошатываясь направились к своим каретам.
Халид попятился назад, его мысли вихрем бушевали в голове. До окончания пира было еще далеко, но беспокоиться об этом сейчас не имело смысла. Он должен найти укрытие, и побыстрее. Если его сейчас обнаружат, их план будет уже не спасти.
Карета, стоявшая дальше остальных во дворе конюшни, была высокой, зажатой с двух сторон другими экипажами. Вот где он мог скрыться от любопытных глаз конюхов и кучеров… если успеет туда вовремя добраться.
И он должен успеть.
И, резко развернув тележку, вновь ощутив обжигающую боль в сломанной руке, Халид рванулся к своему укрытию.
Пятьдесят четыре
Доминик хмуро смотрел на единственный оставшийся бочонок, когда за Халидом закрылись двери Капеллы Волхвов.
– Я мог бы понести эту бочку.
– Халиду не нужно было забирать эти деньги, – сказала Роза. – Они предназначены для другой цели.
– Я не… – Доминик умолк. Роза, похоже, получала особое удовольствие от того, что держала его в неведении, и Доминик не стал бы лишать ее этой радости, однако ему не давала покоя та ярость, которая захлестнула ее в хранилище. Он все еще видел отблески того ледяного гнева на ее лице, хотя теперь ее черты смягчились. Он сделает все возможное, чтобы снова не разжечь это пламя. – Хорошо. Тогда мы сами заберем отсюда бочонок?
– О да.
Он ждал подробностей, но когда объяснений не последовало, просто закатил глаза. Если она не говорит, как ей помочь, то он догадается сам. И он принялся торопливо расстегивать свой камзол.
Он пришел в дикий восторг, заметив, как она от удивления едва не подавилась собственным языком.
– Что ты делаешь?
– Пожалуйста, синьорина. Как будто я не имел удовольствие лицезреть сегодня ваше нижнее белье…
– Хватит, хватит… – Она схватила его за руки.
– Все по ту сторону этой двери думают, что мы скрылись в этой часовне по очень интимной причине. Ты сказала лакею, что моя работа «не впечатляет», не так ли? Не думай, что я забыл об этом. – Он не отстранился, когда она стиснула его пальцы, пытаясь остановить его. – Может, стоит притвориться, чтобы все выглядело так, будто они были правы?
– На самом деле… хитро придумано, – согласилась Роза.
– Я мыслю как мошенник?
– Как мастер искусных подделок. Но сейчас я хочу, чтобы ты меня выслушал. – Она сжала его пальцы. – Я не знаю, что бы делала, если бы тебя не было здесь сегодня вечером. Но если ты уйдешь сейчас, вернешься на пир, то сможешь сохранить свои средства к существованию. Свою жизнь. – Ее темные глаза метались по его лицу. – Доминик, – прошептала она. – Для тебя еще не слишком поздно. Возвращайся.
– В свою жизнь, – повторил он. Она кивнула. – В жизнь посредственного ученика художника? В эту жизнь?
Роза редко улыбалась от всей души, однако в последнее время ему удавалось вызвать у нее искреннюю улыбку. Уголки ее губ поползли вверх, и она ничего не могла с собой поделать.
– Ну…
– Я отказываюсь от покровительства Медичи. Я сделал свой выбор. Не хочу обидеть тебя, Роза, но я видел тебя в том хранилище. И если ситуация накалится, станет более опасной, то тебе может понадобиться помощь. – Он повел плечом. – Ты не должна делать это одна.
Она пристально смотрела на него. Что бы она ни искала, она это увидела.
– Хорошо, – сказала она, наконец опустив руки. – Хочешь пустить свою жизнь по ветру, я не в силах тебе помешать. Но сделай мне одолжение? Перестань раздеваться.
– Ну, если ты настаиваешь, – согласился он. – Тогда какой у нас план?
Роза распахнула обе двери часовни.
На пороге застыл гвардеец Медичи. У него отвисла челюсть, и он молча переводил взгляд с Розы и Доминика на бочонок, на открытую дверь в хранилище и снова на Розу и Доминика.
Доминик успел пробормотать только «вот дерьмо», прежде чем охранник открыл рот, и его крик эхом разнесся по внутреннему двору, отражаясь от окон, колонн и мраморного пола.
– Воры! – разнеслось по Палаццо. – Воры!
Пятьдесят пять
Роза сильно ударилась о землю, когда ее швырнули на колени, извиваясь в руках державших ее гвардейцев. Доминик последовал за ней, поморщившись от удара, и через полминуты гвардейцы швырнули на лужайку и винный бочонок, в котором зазвенело золото.