Иван Осипов (Ванька-Каин, 1718—17??). Сгинул на каторге после того, как в 1755 году суд приговорил его к смертной казни колесованием, но приговор был заменен каторжными работами.
Те, кто сегодня горько сетует на коррумпированность власти, могут утешиться: в XVII веке дело обстояло значительно хуже. Московский сыскной приказ (уголовный розыск) был куплен Ванькой-Каином на корню.
Почитатели Лермонтова, должно быть, помнят странную фразу из пьесы «Маскарад»: «Не нравится мне этот Ванька-Каин, и притузит он моего туза».
Имя человека, о котором шла речь, сегодня не на слуху. А вот в XIX веке о нем отлично помнили и называли также «русский Картуш» по аналогии со знаменитым французским вором. Ванька-Каин – не просто историческое лицо. Можно сказать, что это был первый крупный уголовный авторитет в России. Который, к сожалению для поклонников блатной романтики, еще и показал пример, как надо «ссучиваться» – сотрудничать с полицией и государственной властью в собственных интересах.
Первые подвиги
Иван Осипов (таково его настоящее имя) родился в 1718 году в селе Иваново Ростовского уезда Ярославской губернии. Как пишет ярославское издание «Караван РОС», тринадцати лет от роду Ванька был привезен в Москву мальчиком на двор купца Филатьева. У купца мальчика часто били, а кормили плохо, и Ваня «сделал ноги», прихватив полную охапку ценных вещей и денежки из господского ларца.
Вскоре Ванька познакомился с вором Петром Камчаткой. Общее дело они начали не мелочась, «по-царски»: обворовали придворного врача Евлуха и царского портного Рекса. В спальню доктора в Анненгофском дворце в Лефортово Ванька залез через окно и поживился золотой и серебряной утварью. У портного выгребли целых три тысячи тогдашних рублей: богатый был человек, для царей шил, как-никак!
Затем Ванька решил как следует рассчитаться с жадным купцом Филатьевым. Во время налета на его дом поднялась тревога, грабители похватали добро в мешки и дернули через забор, купеческие ребятушки погнались за ними. Пробегая по Чернышеву мосту через «Великую тину», разбойнички побросали награбленное в грязь, куда приказчики лезть не решились.
А сами тут же отправились к дому генерала Шубина. Выманив сторожа, шайка проникла в генеральскую конюшню. Нескольких лошадей получше запрягли в повозку и поехали на фабрику Милютина, к знакомой бабе одного из воров. Ее нарядили дворянкой и рванули во весь опор к Чернышеву мосту.
Повозку завели в грязь, стащили с нее два колеса, а дюжая «барыня» завыла: «Псы негодные! Ужо я вам! Не можно ль было дома смотреть, все ли цело! Кошками выдрать велю! Лбы забрею!» Изображая испуганных лакеев, ванькины товарищи повыловили из грязи мешки с добром и погрузили в «берлин», приделали на место колеса и были таковы.
Молодой, но гениальный вор подался из Москвы на Волгу. Среди сохранившихся о нем воспоминаний – ограбление богатого армянского купца на Макарьевской ярмарке. Когда купец отправился на другой базар за мясом, оставив кассу на компаньона, рядом с ним шел один из воров и, проходя мимо гауптвахты, закричал: «Караул!» Солдаты задержали и вора, и купца. Его компаньону об этом немедленно сообщили (тоже сообщники Ваньки), он запер склады и отправился выручать товарища с гауптвахты.
После этого, проломив стену, Ванька забрал все деньги, но далеко уносить не стал. Закопали тут же, рядом, в песочек, и на этом месте быстренько соорудили торговый шалаш. Здесь Ванька деловито поторговывал каким-то барахлишком, поглядывая, как освобожденный купец мечется в поисках своих денег.
Постепенно Ванькина шайка разрослась с нескольких человек до нескольких сот и превратилась в настоящее «бандформирование». Бандиты жгли деревни, и дошло до того, что при их появлении в одном селе все окрестные церкви по обе стороны Волги били в набат.
Идеальный полицейский
Второе явление Ваньки-Каина Москве датируется 27 декабря 1741 года. Как раз тогда-то он и «ссучился». «Красивый молодой мужчина с густой бородой и длинными, до плеч, русыми волосами» заявился в сыскной приказ и предложил свою помощь в розыске воров и разбойников, которых он во множестве знал в столице и провинции. Ваньку назначили доносителем сыскного приказа и даже дали ему в подчинение 15 солдат.
В первую же ночь в Москве было схвачено полторы сотни разного преступного люда. Любопытно, что многие воры прятались в домах духовенства: у некоего протопопа было взято 20 воров во главе с Яковом Зуевым, у одного дьякона – 45 человек. Ванька выдал и своего старого товарища, беглого солдата Алексея Соловьева, который вел подробный дневник, где было немало написано про подвиги самого Каина. Но Ваньке сенат уже простил его грехи в расчете, так сказать, на «эффективную помощь в борьбе с преступностью».
Сотрудничество с «сукой» создало властям проблемы через два года. Ванька-Каин затребовал большие деньги (в частности, на свадьбу), а когда ему отказали, вновь взялся за преступную жизнь и быстро стал, говоря современным языком, «главарем мафии в коррумпированной стране».
Женился он, кстати, не без выдумки. Дочь отставного сержанта Арина подавала ему знаки внимания, но замуж не захотела. Тогда Ванька… подбил арестованного фальшивомонетчика «выдать» Арину как свою якобы сообщницу! Девушку арестовали и били плетьми, а затем по-тихому объяснили, что не надо отказывать хорошему жениху. Арина оказалась понятливой, и свадьба состоялась. Для совершения обряда схватили на улице первого попавшегося священника, а заодно «ласково зазвали» на свадьбу человек сорок прохожих купцов и поднесли им тарелки с сухим горохом. Откупаясь от несъедобного угощения, те выложили солидную сумму.
Те, кто сегодня горько сетует на коррумпированность власти, могут немножко утешиться: в XVII веке дело обстояло значительно хуже. Московский сыскной приказ (уголовный розыск) был куплен Ванькой-Каином на корню. «Босс» жил в шикарном доме в Китай-городе, в подвале имел собственную пыточную камеру, и всех пойманных воров перед доставкой в приказ допрашивали у Ваньки. При этом задержанному давалась возможность откупиться, так что деньги текли к главарю рекой. В 1744 году Ванька снова обратился в сенат с просьбой наделить его громадными, по сути дела, диктаторскими полномочиями в Москве. И получил их! В последующие три с половиной года в первопрестольной было создано мафиозное государство в государстве.
Оно просуществовало до весны 1748 года. Тогда по всей Москве запылали пожары. Трудно сказать, была ли это просто случайность или все-таки город сожгли скопившиеся в нем разбойники и бродяги. Сгорели тысячи домов, погибли сотни людей, горожане бежали в предместья. Елизавета Петровна приказала ввести в город войска. Расследование пожаров и прочих темных дел взяли в свои руки генерал Ушаков и полицмейстер Татищев. По приказу Татищева Ванька-Каин был арестован – по делу о похищении пятнадцатилетней дочери некоего Тараса Зевакина (Ванька отличался изрядным любвеобилием).
То, что выдал он на допросах, затмило всякие представления просвещенного XVIII века о коррупции. Московская верхушка сгнила на корню! От градоначальника, берущего взятки рублями, кафтанами и баранами, до безымянного протоколиста, требовавшего за свои услуги аршин черного бархата. Ввиду особой важности дела следствие шло почти семь лет.
В 1755 году суд приговорил Ивана Осипова к смертной казни колесованием. Сенат, видимо, вспомнив о своем прежнем благоволении к преступнику, смягчил приговор: Ваньку-Каина били кнутом, вырвали ноздри, выжгли ему слово «вор» на лбу и щеках и сослали на вечную каторгу в Сибирь. Там он и сгинул.
Часть 4На высшем уровне
Во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти.
Государству тоже нужны деньги.
И государству в целом, и отдельным представителям государственной власти.
Если деньги негде взять законным путем, можно взять незаконным. Если это делает «уважаемый человек», который в фаворе у государя, его можно и простить. А если деньги нужны самому государю, можно принять соответствующий закон – и черное станет белым, незаконное – законным.
Конфискация, экспроприация, национализация, приватизация – государственные способы отъема денег у населения, которые практиковались с незапамятных времен.
Не говоря уже о казнокрадстве.
В сущности, грабеж в особо крупных масштабах. И средь бела дня.
Первый вор второй столицы
Александр Данилович Меншиков (1673–1729) – сподвижник и фаворит Петра I, после его смерти фактически управлявший страной. Светлейший князь Российской империи, Священной Римской империи; герцог Ижорский, член Верховного Тайного Совета Российской империи, Военной коллегии президент, сенатор, полный адмирал, затем генерал-фельдмаршал, при Петре II – генералиссимус морских и сухопутных войск. Прославился также непомерным корыстолюбием и присвоением казенных средств в огромных размерах.
– Меншиков в беззаконии зачат, во гресех родила его мать, и в плутовстве скончает живот свой. Если не исправится, быть ему без головы.
Примеров тому, как пастушка или свинопас становились если не монархами, то фактическими правителями государств, в мировой истории немало. В истории российской они тоже есть. Например, сын придворного конюха Александр Данилович Меншиков стал фаворитом Петра I и Екатерины I, регентом при малолетнем императоре Петре II, почти членом российской императорской фамилии. И самым богатым человеком начала XVIII века.
В связи с поговоркой «Из грязи в князи» в российской истории прежде всего вспоминаются имена дочери литовского крестьянина Марты Скавронской и сына придворного конюха Александра Меншикова. Первая стала российской императрицей Екатериной Алексеевной, второй – светлейшим князем и одним из самых влиятельных чиновников петровской эпохи. Настолько влиятельным, что ему сходили с рук и мелкие проказы, например чеканка общегосударственных монет с собственным вензелем, и такие крупные государственные преступления, как взяточничество и казнокрадство.
Размеры хищений Меншикова были настолько велики, что о его личном состоянии ходили самые невероятные слухи и легенды. О его злоупотреблениях знали все. Даже царь Петр. Получив очередное сообщение о «подвигах» Данилыча, в стороне от чужих глаз, чаще всего в токарной мастерской, государь прохаживался тростью по спине своего фаворита, произнося при этом всяческие поучительные сентенции. Например: «Не забывай, кто ты был и из чего сделал я тебя тем, каков ты теперь». Отведя душу, царь прощал своего «либстер камарата» и «бест фринта» (что в переводе с ломаного немецкого означает «любимый товарищ» и «лучший друг»). Тем же вечером они могли пировать бок о бок, до тех пор пока уступавший Петру в способности выпить Меншиков не падал в беспамятстве под стол.
Причина столь снисходительного отношения императора к вопиющим злоупотреблениям Меншикова – дружба, которая даже неизвестно когда и как началась. Версий много. Вот лишь одна из них.
В конце XVIII века в России торговали все. Крестьяне, солдаты, ремесленники, служивые люди, дворяне. Алексашка Меншиков, сын придворного конюха Данилы, тоже торговал. Он бегал по московским улочкам с наполненным пирогами лотком, а когда возвращался домой, слушал рассказы бывалых стрельцов об атаках и осадах, о военных походах и боевых удачах и, как многие подростки, мечтал стать военным. И такая возможность ему вскоре представилась.
Чаще всего Алексашка вертелся в Кремле, много шутил, весьма убедительно зазывал, озорничал. Проказы разбитного продавца забавляли и Петра, наблюдавшего за ним из кремлевского дворца. Однажды юный офеня то ли метко подшутил, то ли обсчитал какого-то стрельца, за что чуть не лишился ушей. Наблюдавший эту сцену Петр послал сказать стрельцу, чтобы он перестал обижать бедного мальчика, а также просил привести к нему озорника. Остроумие и находчивость Алексашки понравились царю, который велел записать его в бомбардиры Преображенского потешного полка, а заодно назначил своим денщиком. Случилось это в 1686 году, когда Петру исполнилось 14 лет, а Алексашке – 13.
Это, конечно, исторический анекдот, поскольку никаких документов о начале карьеры Меншикова нет (первое письменное упоминание о нем относится лишь к 1694 году). Однако о многих чертах характера, а главное – о деловой хватке будущего царского фаворита, он повествует весьма правдиво.
Интересант
За военными играми в Преображенском последовали настоящие, не игрушечные войны – Азовские походы, затем Северная кампания, где и проявились таланты Меншикова. Причем как в непосредственных боевых операциях (к примеру, под Полтавой он командовал левым флангом, который и решил исход баталии), так и в благоустройстве тылов.
В 1703 году, став губернатором Ижорской земли (территория нынешней Ленинградской области), Меншиков занялся строительством Петербурга, Шлиссельбурга, Кронштадта и Петергофа. А поскольку тогдашние законы не запрещали государственным чиновникам заниматься бизнесом, или, как говорили в начале XVIII века, быть интересантами, Меншиков весьма активно приступил к созданию всевозможных предприятий, которые могли обеспечить растущие на глазах города строительным материалом и провиантом.
Он владел кирпичными, лесопильными, стекольными, соляными, рыбными, винокуренными промыслами. Небольшой доход Данилычу приносил пай в товариществе по ловле моржей в Белом море. Меншиков стоял у истоков создания хорошо известной шелковой мануфактуры, появившейся после того, как в 1717 году Петр побывал во Франции и очень полюбил тамошние шелковые изделия. Прознав про царское увлечение, вице-канцлер барон Шафиров, тайный советник граф Толстой и поспевавший везде Меншиков решили удовлетворить прихоть Петра и основали шелковую мануфактуру в России. В качестве подъемных они получили крупное пособие из казны, а также удостоились некоторых привилегий, в частности права беспошлинного ввоза шелковых товаров из-за границы. Дело, однако, не заладилось, и вскоре основатели мануфактуры продали ее за 20 тыс. рублей, с лихвой компенсировав все свои предыдущие издержки на создание предприятия.
Хорошим подспорьем для обеспечения провиантом городов, строительством которых руководил Меншиков, стали поместья Данилыча. Первое – деревню Лукино в Московском уезде, населенную 115 душами мужского пола, – в 1700 году пожаловал своему «бест фринту» Петр за заслуги перед отечеством. В следующем году Меншиков удостоился еще двух вотчин. К тому же он сам прикупил три деревеньки и за одну из них, самую маленькую, уплатил 3 тыс. рублей. Впоследствии список вотчин Меншикова неуклонно расширялся: только в 1710–1717 годах, по неполным данным, он потратил на покупку имений 200 тыс. рублей.
Вор в законе
Однажды, слушая в Сенате доклад о хищениях высших должностных лиц государства, Петр вышел из себя и сгоряча тотчас велел обнародовать именной указ, гласивший, что если кто украдет из казны хотя бы даже на веревку, будет на ней же повешен. На что генерал-прокурор Ягужинский заметил: «Разве вы, ваше величество, хотите остаться без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее, чем другой». Петр рассмеялся и указа не издал.
В противном случае первым, кого следовало отправить на виселицу, стал бы Меншиков, воровавший чаще и больше других. Он почти никогда не упускал возможности «подзаработать» и сэкономить. Даже по мелочам. Существует, к примеру, любопытный документ 1702 года, где говорится, что из денег, отпущенных на содержание царя, по приказу Меншикова для Петра было куплено два парика стоимостью 10 рублей, а для самого царского казначея – восемь на 62 рубля. Или такой случай. Как-то раз после очередной пьяной оргии в компании царя Меншиков обнаружил, что потерял орден, и объявил о награде нашедшему – 200 рублей. Заплатил 190.
О многих «подвигах» своего фаворита Петр знал. Так, в 1711 году, прознав о мелких хищениях Данилыча на территории Польши, Петр написал «либстер камарату»: «Зело прошу, чтобы вы такими малыми прибытками не потеряли своей славы и кредита». Меншиков внял поучению царя буквально и стал воровать по-крупному, предварительно загладив все бывшие грешки подарком – фрегатом «Самсон», купленным за границей и преподнесенным Петру на именины (годом раньше Меншиков одарил Петра деньгами – 100 тыс. рублей).
Теперь Меншиков, когда-то стеснявшийся брать большие взятки и даже один раз отказавшийся от 10 тыс. рублей, принялся работать по-крупному. Одним из наиболее прибыльных дел стали подряды на поставку провианта в казну по завышенным ценам. Первый подряд – на поставку казне 20 тыс. четвертей хлеба на 40 тыс. рублей – Меншиков взял в 1710 году. При себестоимости 34 600 рублей прибыль составила 15,6 %. Эта жила сулила огромные доходы, и ее разработке Меншиков решил придать свойственный своему характеру размах. На 1712 год он заключил уже два подряда, причем один из них через подставных лиц. По первому подряду прибыль составила 60,3 %, по второму – 63,7 %. При этом максимум, что позволяли себе другие чиновники, также занимавшиеся подрядами, – 30 % прибыли.
Дело дошло до создания следственной комиссии по делу о подрядах Меншикова. Она оценила нанесенный его действиями ущерб в 144 788 рублей. Затем всплыли истории с прямым казнокрадством и взяточничеством, которые вместе с подрядными деньгами следственная комиссия оценила в 1 163 026 рублей (при этом все государственные расходы тогда составляли около 5 млн). Иными словами, Меншиков мог без труда оплатить как минимум четверть расходной части российского государственного бюджета. Таким образом, следственная комиссия почти официально признала тот факт, что светлейший князь Меншиков является богатейшим человеком российского государства.
На самом деле его хищения, скорее всего, были еще более крупными. Поскольку многие сделки (и уж, конечно, кражи и взятки) вообще не оформлялись документами, некоторые суммы стали известны следственной комиссии лишь со слов самого Меншикова. А наговаривать на себя светлейший князь не любил. Более того, он предъявил казне контрпретензии. В одной из челобитных царю он писал (точнее, под его диктовку писал секретарь, поскольку Меншиков, видимо, так и не научился грамоте – нет ни одного документа, написанного его рукой), что «никакого моего вашей казне похищения не явилось», поскольку тратил личные деньги на приобретение предметов, необходимых государству. К примеру, однажды на 27 338 рублей из собственных средств купил палатки и на 20 979 рублей – провиант для полков, расквартированных за границей. Вспомнил Меншиков и совсем маленькие суммы. Покупку гобоев на пехотный полк – 40 рублей. Оплату услуг лиц, изловивших беглых солдат, а также за ремонт ружей – в сумме еще 167 рублей. Правда, в той же челобитной Меншиков признавался, что казенные средства на личные надобности тратил тоже. При этом внакладе никогда не оставался – из казны брал неизмеримо больше, чем отдавал.
Прочитав это, Петр все же решил, что начет надо погасить. Меншиков, весь в поисках новых источников дохода, принимает любой совет, если его реализация сулит даже незначительные барыши. В Москве он скупает лавки, харчевни, погреба, торговые места, с тем чтобы заработать на сдаче их в аренду мелким торговцам и промысловикам. Посылает своих торговых агентов в самые отдаленные уголки России и за границу, дабы наладить выгодные связи.
И часть долга он погасил. В 1719 году Меншиков написал Петру: «С меня взято деньгами, пенькою и протчими материалами 615 608 рублей». К тому же светлейший князь лучше других знал, когда нужно поднести царственному другу челобитную. Результат – списание части задолженности Меншикова казне по велению Петра.
Но самое удивительное, что, даже находясь под следствием и делая чистосердечные признания в том, что распоряжался казенным сундуком с такой же непринужденностью, как и собственным карманом, Меншиков продолжал воровать. В 1718 году Петру пришла в голову очередная идея – построить канал длиной 100 верст, чтобы суда могли проходить из Волхова в Неву, минуя Ладожское озеро. Руководителем стройки был назначен Меншиков. Но после того как на строительстве погибли от голода несколько тысяч рабочих, выделенные из казны 2 млн рублей пропали бесследно, а канал при этом не был прорыт до конца, царь отстранил Меншикова от этого дела.
И опять без последствий, если не считать традиционного внушения в токарной мастерской и нового увеличения начета.
Регент
Однажды Петр сказал своей жене Екатерине: «Меншиков в беззаконии зачат, во гресех родила его мать, и в плутовстве скончает живот свой. Если не исправится, быть ему без головы». Предсказание царя частично исполнилось, но Петр до этого не дожил. После его смерти Екатерина Алексеевна, возведенная на престол при самом непосредственном участии Данилыча, простила все его прежние долги казне и пожаловала город Батурин, о чем Меншиков просил еще Петра. Но теперь Меншикова интересовало уже не столько богатство, сколько власть. И наиболее прямой путь к этой цели – породнение с императорской фамилией. Его-то и избрал светлейший князь.
Для начала он составил свое генеалогическое древо, где появились предки, которые якобы «прибыли на Русь из Варяг вместе с Рюриком». Следующий шаг – изготовление пробной партии общегосударственных монет достоинством 10 копеек, известных как «меншиковы гривенники». Интересны они прежде всего вензелем, который составлен из литер «I» (императрица) и «E» (Екатерина). Как и во многих вензелях, обе литеры повторены в зеркальном отражении – это делалось для придания знаку симметричности. Сюда же включен дополнительный элемент – греческая буква «гамма», не имеющая никакой видимой связи с другими литерами и нарушающая все каноны монетной чеканки (на русских монетах XVIII–XIX веков встречается 47 различных вензелей, и ни один из них не содержит элемента, который не являлся бы составной частью литеры или цифры, входящих в вензель императора или императрицы). Тем не менее буква «гамма» несет огромную смысловую нагрузку. Вместе с нижними частями двух литер «I» она образует букву «М», которая по начертанию в точности соответствует той, что помещена на решетках балюстрады дворца Меншикова на Васильевском острове в Санкт-Петербурге. Кстати, там «М» была объединена с буквой «P» (Петр).
Но общегосударственная монета не решетка, поэтому правительство Екатерины отклонило проект выпуска гривенников в обращение. Это не смутило светлейшего князя, и в конце 1726 года он приступил к непосредственной реализации своего плана.
План же его состоял в том, чтобы возвести на престол малолетнего Петра – внука Петра I, сына царевича Алексея – и выдать за него старшую дочь Марию. Еще в 1718 году Меншиков первым поставил свою подпись под смертным приговором Алексею, а в 1725 году воспрепятствовал вступлению его сына на престол, так что проект выглядел просто безумием. К тому же на российский трон могли претендовать и другие кандидаты, к примеру дочери Петра I Анна и Елизавета, которые вполне могли обеспечить фавориту своего отца спокойную жизнь. Но Данилыч решил пойти ва-банк и убедил Екатерину подписать завещание о передаче престола именно Петру. Меншикову при этом отводилась роль регента при малолетнем императоре, которому тогда исполнилось только одиннадцать лет.
23 мая 1727 года, через две с половиной недели после смерти Екатерины, состоялась помолвка Петра II и Марии Александровны, которой исполнилось шестнадцать.
Меншиков ликовал. На двор нареченной невесты императора было выделено 34 тыс. рублей в год, ее имя поминалось в церквах по всей Руси. Сам Меншиков присвоил себе звание генералиссимуса. У всесильного фаворита хватало наглости даже на то, чтобы отбирать подаренные императору деньги, утверждая, что тот по молодости еще не способен распоряжаться крупными суммами.
Вкладчик
Казалось, Меншиков на гребне славы, но внезапно он заболел и слег. Выздоровел светлейший довольно быстро. Но еще быстрее действовали его недруги, которые в очередной раз обвинили генералиссимуса в хищениях из казны, рассказали Петру II историю появления смертного приговора царевичу Алексею и убедили малолетнего императора подписать указ о домашнем аресте Меншикова, а затем и о ссылке с лишением имущества, чинов и наград. Вместе с ним в ссылку отправлялось и его семейство. На сборы им были отведены сутки. И, как свидетельствуют летописцы, к концу этих суток обжитые, пышно обставленные роскошной мебелью, украшенные дорогими коврами и картинами покои дворца Меншикова в Санкт-Петербурге выглядели как после погрома.
Слуги в величайшей сумятице выполняли распоряжения, противоречащие одно другому, – укладывали одни предметы, чтобы тут же заменить их другими. Отменную мебель, дорогие ковры, картины, изделия из хрусталя и походные шатры пришлось оставить. Среди хрустальной посуды, упакованной в 15 ящиков и брошенной в столице, насчитывалось 1800 водочных стаканов, 2000 рюмок, 4500 пивных бокалов, бутылки, кружки. Пришлось позабыть и пирожный лоток, с которого началась карьера Меншикова и который он хранил в одном из чуланов своего роскошного дворца.
Но и то, что было решено прихватить с собой, едва разместилось на телегах огромного обоза: в кареты, коляски и колымаги были уложены подголовники, спешно сбитые ящики, узлы, баулы и баульчики, сундуки и сундучки. Для перевозки всего этого добра было выделено 100 подвод, часть которых оплатила казна, часть – сам Меншиков.
10 сентября 1727 года обоз двинулся в путь. Его сопровождала пестрая свита, свидетельствовавшая о намерении Меншикова сохранить и в ссылке блеск своего двора. Среди 133 человек, выехавших из Петербурга, находились пажи, гайдуки, лакеи, повара, портные, певчие, сапожники, гофмейстер и даже два карлы. Здесь же были драгуны – своего рода княжеские гвардейцы. В дороге прислуга увеличилась еще на 15 человек.
Но тут последовал новый удар. По императорскому повелению с пальца Марьи Александровны Меншиковой было снято обручальное кольцо, а в церквах перестало звучать ее имя. Кроме того, были сильно уменьшены пожитки ссыльной семьи. Но самую большую неприятность доставил Меншиковым забытый историей офицер Мельгунов, командовавший охраной. Он написал письмо, в котором попросил о повышении звания и прибавлении числа подчиненных для усиления охраны. В столице решили, что легче сослать Меншикова куда-нибудь подальше, чем расходовать средства на его охрану, и определили местом ссылки глухой сибирский городок Березов (ныне Березово Ханты-Мансийского автономного округа), где Меншиков и провел остаток жизни.
А следственная комиссия тем временем усиленно занималась подсчетом имущества, конфискованного у богатейшего человека начала XVIII века. По ее оценкам, стоимость только изъятых денег и драгоценностей составила около 400 тыс. рублей. И сюда еще не были включены вотчины Меншикова в России и за границей. В общей сложности они могли бы составить средней руки немецкое княжество.
Были еще вклады в иностранных банках, где и в ту далекую пору предпочитали держать деньги богатые люди. Правда, выбора у них особо не было – своих банков в России тогда не существовало.