Собрав наши стаканы, Марго бодро встала со своего места. Наклонившись к Тиму, она порывисто чмокнула его в щёку, после чего удалилась.
— Какая же в этих джинсах у неё классная… кхм, я ем, — увидев, как я корчу гримасы и отчаянно махаю руками, показывая на Валю, Тим вовремя осекся и вместо продолжения фразы зачерпнул ещё ложку картофельное пюре.
Я выдохнула. Позор на этот раз отменяется. Хоть Тим и говорил это, понизив голос, Валя бы мог услышать. Тот продолжал пить чай и делать вид, что ничего не случилось, но всё-таки мне показалось, что глаза его улыбались.
Чтоб не расхохотаться, я сделала глубокий вдох, и принялась допивать из трубочки остатки апельсинового сока в коробке.
— Вот, это вам, — Марго, вернувшись, поставила в центр стола два дымящихся стакана. — Сейчас за своим схожу.
— Стой, не поворачивайся! Дай я хотя бы зажмурюсь. А то во второй раз по мне всё будет заметно. Я же из-за стола так не встану, — сказал Тим.
Смысл дошёл до меня сразу. От смеха я тут же подавилась соком и принялась кашлять.
Марго принялась хлопать меня по спине.
— Валя, не обращай на него внимания. У него иногда просто рот не закрывается, — услышала я сквозь приступы собственного кашля голос подруги.
— А у кого-то, когда надо… (шик, а следом — смешливый хрюк). Да, Валя. Мне определённо не хватает интеллигентности. Но, работая в таком месте, я её со временем приобрету.
— Ха-ха! Очень смешная шутка. Тридцать восемь лет, а ума нет. Горбатого только могила исправит!
— За годы с тобой его значительно прибавилось. Помнишь, я и с травой завязал!
— Опять твои подкаты.
— Крошка, ты когда злишься, такая… офигенная. Катюша, как ты там?
— Вот ведь идиот. Ты почти отправил её на тот свет, а теперь спрашиваешь!
— Да брось. От моих шуток ещё никто не умирал!
Не слушая дальше, что они говорят, я взяла первый попавшийся стакан и осторожно отпила из него. Горячий напиток пролился в горло раскалённой смолой.
— Ох, ничего себе…
Сквозь заложившую уши вату я услышала пиликанье телефона, а следом — звук зуммера. Айфон.
Я автоматически застыла. Нет, это не мой. Да и вообще, мой сейчас в ремонте, а пока я пользуюсь одолженным мне Тимом «Нокиа», у которого другой звук.
Кашлянув ещё пару раз, я вдруг обнаружила вокруг себя тишину. Вытерев застилающие глаза слезы, я увидела, что Марго и Тим, забыв про свою увлекательную беседу, сгрудились за спиной у Вали. Все трое завороженно смотрели на экран его телефона, который тот держал перед собой длинными, тонкими пальцами.
— Эй, вы чего? — спросила я.
Никто не ответил. Они определённо что-то читали: глаза их тревожно скользили то в левую, то в правую сторону от дисплея.
Наконец Валя оторвался от чтения и посмотрел на меня. Лицо его — как, впрочем, и у моих друзей за его спиной, — было серьёзным.
— Котов нашёлся, — объявил он. — Его обнаружили мёртвым в заброшенной хижине в Терехово.
Глава 7
— Зачем он сделал это? — недоуменно протянул Антон.
Дело было в шесть часов вечера перед входом в корпус отдела физиологии и биохимии. Мы с Антоном только что закончили обсуждать смерть Эдика Котова с Гаврилюком и с заведующим лабораторией биохимического анализа, Цихом Андреем Петровичем, и теперь стояли одни. Вокруг нас всюду толпились сотрудники: несмотря на время (почти все в НИИ работают до шести вечера), они вовсе не торопились разъезжаться по домам. По большей части здесь собрались женщины: охая, поправляя свои причёски и белые халаты, они передавали друг другу новость: младший лаборант биохимии сегодня в обед был найден погибшим в старом доме умирающей московской деревни. В глухомани без цивилизации, с видом на «Москву-сити». Именно это место выбрал бедный парень для того, чтобы свести счёты с жизнью.
— Не знаю… — ответила я, наблюдая, как ветерок покачивает листья растущей у крыльца молодой берёзы. Отблески вечернего солнца на окне падали на дерево так, что по нему перебегали золотые блики. — Ты помнишь, как в последний раз мы видели его незадолго до пропажи? Кажется, это было до майских праздников, в пятницу. Разве он выглядел подавленным или каким-то ещё? Лично я ничего не заметила, а ты?
Антон посмотрел куда-то вверх и нахмурился, вспоминая.
— Нет, и я тоже ничего. Мы же в тот день с ними говорили. Мне показалось, он вообще был весёлым. Рассказывал о планах на выходные, смеялся, шутил. Тогда он не был похож на человека, у которого серьёзные проблемы. Потом, конечно, прошло ещё три недели. Может быть, это развивалось у него постепенно?
— За все три недели его никто не видел, — покачала я головой. — Что бы у Эдика ни произошло, это случилось вскоре после того, как мы попрощались.
— Свидетели точно не могут сказать, сколько он там прожил. Тот дом стоит на отшибе. Этот факт значительно сокращал вероятность случайного попадания в поле зрения соседей чего-то происходящего в нем, либо рядом с ним.
— А может, у него была скрытая депрессия? — растерянно пробормотала я. — Хотя… я не знаю, что должно произойти, чтоб человек покончил с собой… так страшно.
Меня передернуло. Наверное, для большего понимания таких вещей стоит освежить знания по психологии и психиатрии.
Муж успокаивающе обнял меня.
— Я тоже. Что-то ведь возбудило в нём такую аутоагрессию. Если бы нам только было известно больше подробностей, то можно бы было судить…
Едва Антон закончил фразу, как тут я заметила слева, метрах в пяти от нас, группу людей, в центре которой стояла и что-то говорила полная средних лет женщина в очках и с ежиком рыжих волос на голове. На ней были халат, бирюзовое платье и чёрные туфли на небольшом каблуке.
— Антон, смотри, — я указала на неё. — Это же Анна Крыжовникова, доцент из лаборатории нейронаук. Она специализируется на изучении поведения. Наверное, пришла сюда высказать мнение о Котове. Небось, диагноз уже ему поставила.
— Пойдём подойдём, — решительно сказал муж и потянул меня в направлении новообразованного «кружка слушателей».
Когда мы подошли вплотную, я заметила, что в числе окруживших учёную людей находятся также Гаврилюк и Цих. Оба руководителя внимательно слушали, что она говорит.
— Острое психотическое состояние может развиться за несколько дней. Возможно, у парня случился психоз с последующим нарушением сознания по типу депрессивного онейроида. При развитии этого заболевания больной проходит несколько стадий. Сначала становится чересчур чувствительным и тревожным — ему кажется, что все относятся к нему как-то враждебно, подозрительно, замышляют недоброе. Затем вокруг него меняется картина мира — начинает казаться, что он в незнакомом месте, вокругзвери, а сам оних повелитель. Постепенно больной полностью теряет ориентировку в месте и собственной личности. Длиться такое состояние может несколько недель, и если его не лечить, то такой человек может стать опасным для себя и окружающих.
— То есть вы полагаете, у Эдика развилось психическое заболевание, поэтому он ушёл из дома и где-то скитался, а после — покончил с собой? — уточнил Антон.
Крыжовникова, поправив очки, серьёзно посмотрела на него:
— Это наиболее вероятная версия, эээ… Антон Сергеевич. Пока что полицейские исключают криминал.
— Уже исключили, — мрачно сказал Цих. — А ещё хочу сообщить, что я уже опросил всех сотрудников в своей лаборатории — никто не замечал у Котова признаков наркомании либо алкоголизма.
«Сказал, как отрезал» — это было как раз про Андрея Петровича. Доктор биологических наук и доцент обладал цепким умом и прямолинейным характером. Внешне он походил на безликую серую тень. В свои сорок пять Цих сохранил стройную, поджарую фигуру, любовь к клетчатым серым рубашкам и пепельно-светлые волосы, разделённые на прямой пробор. Его маленькие водянистые глаза закрывали прямоугольные стекла очков, над которыми едва были заметны бесцветные брови. А бледная, рыхлая и дряблая кожа лица вызывала ассоциации со шляпкой старого несъедобного гриба.
— А причина не обязательно может быть экзогенная, — пояснила доцент. — Иногда это случается без видимых причин, в силу эндогенных сбоев. Парень как раз находился в таком возрасте, когда такие заболевания чаще всего манифестируют.
— Э… понятно. Спасибо, — шумно выдохнул Гаврилюк, поправляя галстук на огромной шее. Сегодня на нём красовался чёрный костюм с белой рубашкой, а в руках он неизменно держал коричневый кожаный портфель. Скоро нашему шефу должно будет исполниться пятьдесят пять. Он был очень грузным и наполовину лысым — изрядную плешь на темени окружали местами поседевшие чёрные волосы, аналогичные которым составляли его усы.
— Я бы хотел принять профилактические меры, чтобы больше такого не повторялось, — продолжал он своим густым басом. — Я хочу, чтобы в моем отделе все ещё раз прошли диагностические тесты.
— Пётр Владимирович, тогда их надо провести всем сотрудникам НИИ. А также клиники и фармации, — развела руками Анна. — Скажите об этом Филину. Может, он с вами согласится.
Я услышала у себя за спиной чей-то смех.
— Но я бы на вашем месте бы не судила так однозначно. Как психиатр, проработавший в стационаре больше двадцати лет, я скажу, что тесты — не всегда достоверный критерий психического здоровья. Это раз. А два: то, что склонность или латентные признаки заболевания не всегда можно обнаружить при неимении проявлений.
Я не без интереса и предвкушения дальнейшего наблюдала, как пухлое лицо нашего начальника раздувается на глазах, как воздушный шарик, становясь ещё огромнее. Менялось в размерах и объёмное тело — грудь, обтянутая белой рубашкой, на глазах превращалась в богатырский торс, а пиджак вот-вот, казалось, лопнет. Я невольно вспомнила похожий момент в начале фильма «Гарри Поттер и Узник Азкабана» и с трудом удержалась от хохота: сходство Гаврилюка с тётушкой Мардж стремительно увеличивалось. Карие глаза выпучились, из второго подбородка проступил третий, а усы гневно вздыбились.