ла прилив ужаса: в лежащем на полу мужчине я признала Тима. Из носа и рта его шла кровь; стекая вниз, она размазывалась по щеке, подбородку и всей половине лица, создавая впечатление обширной раны, пугая своей натуральностью.
Друг мужественно пытался бороться, вырываясь и нанося удары своему оппоненту, но я видела, что силы покидают его: минувшее сражение не прошло бесследно.
Не колеблясь, я ринулась на спину продолжавшего бить Тима урода и вцепилась пальцами ему в лицо, метя в глаза. Тот воюще тявкнул, как собака, затряс головой и потянул руки к моим ладоням, но я уже переместила хватку на его шею, запрыгнув на него и уцепившись ногами за его талию. Бывший испытуемый вскочил на ноги и с яростным ревом метнулся назад, впечатав меня спиной в противоположную стену. Удар был резким и неожиданным. Я вскрикнула, но рук не разжала. Очередная боль, отдавшаяся звоном в ушах, наоборот, придала мне ярости. Образы всего пережитого за сегодня вспыхнули в голове, как керосин от брошенной спички.
Корчащийся в предсмертных муках, похожий на старика мужчина. Зловещие молчаливые монстры с пятнами и струпьями вместо лиц. Тёмные коридоры. Лаборатория. Летящий перед Марго ящик со смертоносным содержимым. Огонь. Поверженный Валя. Тим, истекающий кровью.
Неистовое желание сделать агрессору как можно больнее охватило меня. Одной рукой я зажала его шею локтем, а другой снова ухватила его лицо, намереваясь содрать с него кожу. Я слышала, как охранник ревёт, пытаясь избавиться от меня, и тянет за руки, но меня, как и созданных Химиком кататоников, было не так просто сбросить. Даже когда в процессе метаний противника я ещё пару раз впечаталась спиной в стену.
— Катя! Ох, блин, держись! Сейчас! — послышался рядом голос Тима. Уродец, за которого я крепко цеплялась, вдруг покачнулся, как от удара, и я, будто очнувшись, заметила впереди нас поднявшегося на ноги Тима. На лице его были следы от размазанной крови — видимо, он вытер её рукавом.
— Катюш, посмотри на меня. Ты как?
Взглянув на него, я неопределённо мотнула головой. Охранник наугад махнул рукой в сторону Тима. Тот вмиг ответил ему ударом, и я опять ощутила, как всё подо мной затряслось.
— Отвлеклась, слышишь меня… уже отлично. Нам надо сейчас обезвредить этого психа и уходить! Охренеть, у него сил, как у Кинг Конга!
Тим снова ударил его, уклонившись от кулака.
— Сейчас, как он упадёт, валим! Валька ещё заберём — ему там нормально досталось.
— Хорошо! — я внезапно кое-что вспомнила. — Тим, помнишь, когда мы подошли к люку — ты сказал, что у тебя для них что-то есть?
— Да шокер нашёл у придурка этого, Циха. Нехилой такой мощности, оглушить может. Он меня шандарахнуть хотел. Блин, прости…
Тим, как и я, заметил перекликание со смертью Антона.
— Ладно, сейчас не время! Где он?
— Я им типа зафигачил, оглушил одного из трёх, что на Вальку напали. Потом они на меня кинулись, и в заварухе пропал.
Новый удар.
— Тогда я пошла. Пока отвлекай его! Спрыгиваю! — заорала я.
В этот момент меня, как по заказу, опять впечатали в стену. Охнув от боли, я разжала руки и пребольно грохнулась на пол. На миг показалось, чтосейчас потеряю сознание: тёмный подвал закружился перед глазами, а отстветы фонарей заплясали, как огоньки карусели, вызывая тошноту своей яркостью. После нескольких вдохов меня отпустило, и я, склонив голову на бок, увидела в двух метрах от себя лежащего на полу Валю. Его распахнутые глаза глядели прямо на меня, а в руке был зажат фонарь.
Заметив мой взгляд, Валя моргнул и слегка поднял руку, направляя луч света вбок. Так вот кто на нас светил! Рядом с ним лежало другое тело: бледное лицо ещё одного охранника — на этот раз гладкое, без сарком и других признаков поражения.
— Катя! Ё-мое, ты цела там?!
— Ага…
Судя по новым звукам борьбы, Тим не услышал ответ. Сделав усилие, я поползла по полу в сторону Вали. Тот начал приходить в себя — шевелился и вроде пытался сесть.
— Лучше лежи, — простонала я, шаря взглядом вокруг него и другого тела.
— Ничего… я в порядке, — ответил он.
Тут я нашла, что искала — небольшую чёрную прямоугольную штуку с кнопками посередине. Зажав её в руке и превозмогая боль, поднялась за ноги и направилась в сторону Тима и стража, которые сцепились опять.
На белом лице его всюду сверкали свежие царапины, нанесённые мною (я не без удовлетворения отметила, что один глаз его был налит кровью, а другой заплыл и не открывался), но признаков поражения какой-либо инфекцией заметно не было — только царапины от моих ногтей. Странного в нём было то, что он, похоже, являлся не человеком, а машиной — по всем законам физики и физиологии урод должен был уже вымотаться полностью, однако продолжал бороться с Тимомс такой же силой.
— Как тебе такое, гад! — крикнула я, подходя к нему. С размаху ткнув шокер в его бок, зажмурилась и нажала кнопку.
По моей ладони прокатилась вибрация. Затем — хрюк, стон, грохот упавшего тела и, наконец, тишина.
Открыв глаза, я посмотрела на потерявшего сознание стража, лежавшего посреди подвала между мной и Тимом. Словно по неведомому приказу, мои окаменевшие пальцы разжались — и небольшой предмет выпал из них.
Я даже не услышала его стука об пол. Дрожа, я стояла и глядела сверху вниз на поверженного врага, не в силах ни двигаться, ни говорить. Лёгкие порывистыми толчками вдыхали и выдыхали воздух. Чувство было такое, будто я со всех ног бежала без перерыва километров десять.
— Охренеть, ну и дела, — заговорил Тим. — Что тут за Голлумы, нахрен? А с глазами у них чего? Они что, настолько травы обкурились?
Я посмотрела на него. Взлохмаченный и вспотевший, с размазанной по носу, щеке и подбородку кровью, смертельно усталый, но всё же живой и в целом невредимый друг стоял, глядя на меня с невероятным беспокойством и участием. Я кивнула ему и через силу улыбнулась, чувствуя, что к глазам вновь подступили слёзы.
— Молодец, Катя. Круто ты… его.
Он с усилием сделал глотательное движение, от которого кадык его дернулся.
— Вообще, мы могли бы пойти с шокерами. Но…
Дальнейшего Тим не объяснил. Честно говоря, мне было и не до каких-либо разговоров. Всё продолжая непроизвольно всхлипывать, я никак не могла унять дрожь. Больше всего у меня тряслись пальцы рук.
— Ну, всё, валим отсюда, — решительно произнес Тим. — Валёк, ты живой там? Идти-то хоть сможешь?
Испытывая слабость, как в опьянении, я с трудом помнила, как с помощью Тима и Вали (тот окончательно пришёл в себя и мог даже ходить) дошла до лестницы, поднялась по ней и выбралась из люка на холодный пол лаборатории. Миновав её и другую комнату, где хранились лекарства, мы добрались до лифта, в котором Тим сначала отправил меня и Валю, а затем поднялся сам. И только в тайной комнате с компьютером, где мы решили остановиться (там же, в углу, сидел связанный Цих), силы покинули меня окончательно. Подойдя к ближайшей стене, я сползла по ней на пол, поджав под себя колени, и провалилась в забытье. Последнее, что я помню — неожиданное тепло из-за того, что кто-то сел со мной рядом, обняв. Он же ещё что-то кому-то крикнул. Судя по голосу, это был Тим — но тогда я уже не могла воспринимать реальность.
Глава 38
Зима подходила к концу. Да, я понимала: в моем подполье, куда не проникал ни один лучик солнца, времена года вообще не имели никакого значения. Но мне по-прежнему, как и на воле, хотелось думать, что с наступлением весны мир изменится к лучшему. В нём появится больше света, со снегом и льдом уйдут холода, и отогретая теплом земля наполнится красками новой жизни.
Март всегда ассоциировался со свежестью, подснежниками и тюльпанами. В начале марта — точнее, пятого — родилась также я и обычно в начале первого весеннего месяца начинала ждать свой праздник. Но в этом году меня ждало более важное событие — рождение своей дочки.
Несмотря на страх за неё, чувство вины, что она родится в неволе из-за меня и множество связанных с этим сожалений, осознание того, что я стану матерью, вызывало невероятный трепет. Этот урод говорил, что я не должна о ней думать и любить. Но я продолжала это делать, ненавидя его за такие слова, и мнеужасно стыдно вспоминать первые месяцы беременности, когда сама думала примерно также.
Самочувствие моё перед родами оставляло желать лучшего. Грудь по-прежнему болела, а ноги и поясница невыносимо ныли. Голод, наоборот, отступил — есть не хотелось вообще (большая часть еды, которую Химик приносил раз в день, оставалась нетронутой). Основными потребностями теперь были две: спать и бегать по-маленькому в туалет, причём из-за частых позывов ко второму мне толком не удавалось осуществлять первое. Благо хоть для справления нужды мне не приходилось всё время терпеть и ждать Химика — в моей новой палате за небольшой, не замеченной мной поначалу дверцей оказался закуток, где стоял самый обычный унитаз. Там же находилась раковина. Душа, к сожалению, не было — для его принятия мне теперь надо было ожидать прихода этого гада, который счёл за правило бывать здесь каждый вечер.
Это указывало на факт, вызывающий у меня одновременно надежду и бессильную ярость: отсюда был выход! Причём достаточно простой, в пределах самого НИИ патологии человека, клиники либо главного здания фармкомпании; иначе этот урод не мог бы так часто спускаться сюда, не вызывая ни у кого подозрений.
Подозрения… В том и дело, что когда-то он их вызывал. У нас четверых. Если бы кто-то из нас только понял тогда, что его нельзя было сбрасывать со счетов, исключать из списка подозреваемых! Даже мы с Тимом — после того, как остались вдвоём, потеряв тех, кого любили.
Впоследствии я долго оправдывала все мысли, события и поступки после нашего возвращения из подвала тем, что мы тогда были слишком подавлены и разбиты. Впрочем, к Тиму это относилось в меньшей степени. Он в этом плане вообще держался достаточно хорошо (я бы так не смогла.) Несмотря на гибель Марго, он нашёл в себе силы завершить наше общее дело — точнее, ему казалось, что завершает. А я… Я позволила себе расклеиться.