Я быстро пролистала видеофайлы. Действительно, последними были записи с первого июля. Отыскав по времени нужный, я, скрепя сердце, включила его без звука, промотала до середины и поняла: это тот самый, что я видела на найденной камере в тайной лаборатории. Файл был явно скачан отсюда.
Я принялась мучительно вспоминать, как выглядела видеокамера в подвале, безвозвратно утерянная при взрыве вместе с Марго и её телефоном, на котором хранились все снимки. Но пытки собственной памяти ни к чему не привели — в тот момент я находилась в таком состоянии, что мне было не до запоминания ни марки камеры, ни её внешнего вида.
— Спасибо, — я выключила камеру и отложила её. — Всё, что меня интересовало, я посмотрела.
— Екатерина Семёновна, дорогая, примите и мои соболезнования. Если бы вы знали, как…
— Инна Алексеевна, спасибо. Давайте просто… не будем об этом. Правда, — у меня разболелась голова. — У меня есть к вам ещё вопросы.
— Конечно, конечно, задавайте. Я с удовольствием помогу вам всем, чем смогу. Вы всегда были добры к Валечке, и он недаром спасал вас там, куда вы полезли. Он очень хороший человек и к вам относился с невероятным почтением.
Инна Алексеевна достала из шкафчика небольшую красную коробку, водрузила её на стол и открыла. Моему взору предстали лежавшие в ней конфеты ручной работы — разных цветов и форм, с цукатами и без, но все, как на подбор, очень красивые и, несомненно, дорогие. Коробка наполовину уже была пустой.
— Угощайтесь. Очень вкусные. Признаюсь, я ужасная сладкоежка. Оттого и полнею. Не судьба мне была сохранить девичью фигуру, ха-ха… А ведь могла бы ещё быть в форме. Не такая уж я старая, всего-то пятьдесят шесть!
Я невольно улыбнулась. Когда присутствует самоирония, это на самом деле похвально.
Дама отправила в рот украшенную синими цукатами конфету в белом шоколаде в виде сердечка.
— Паша, то есть Павел Матвеевич Филин, отец Вали, говорил, что я «достаточно молода в своём возрасте». В последний раз я виделась с ним за месяц до его смерти, мне было пятьдесят один. Жаль Пашу, конечно. Светлый ум, деловая хватка и чертовское обаяние — в этом был весь он. Нет, вы не подумайте, что речь сейчас пойдёт об очередной великой любви или о воспоминаниях о нашем романе, нет-нет. Уж простите, что я рассказываю, но раз затронули эту тему, то я скажу — у нас не было ничего, кроме одной ночи в гостинице, где я служила горничной, а он отдыхал в номере после конференции. Я в ту пору была красивой, молодой — всего-то двадцать четыре. Принесла ему выпить, потом он предложил остаться с ним. Шикарный харизматичный мужчина, да ещё и меня угостил шампанским. Я не смогла устоять… Когда я забеременела и родила Валю, то разыскала его. Не сразу решилась обратиться, конечно, но всё же я это сделала. Он сына признал и стал нам помогать. Всю жизнь, считай, обеспечивал. Купил нам квартиру, дачу, мне — машину и бизнес, Вале оплатил учебу, да ещё и так содержал. Замуж потом я не вышла, но не жалела об этом, для меня главным мужчиной и любовью жизни всегда оставался сын.
Я кивнула, терпеливо слушая рассказ дамы.
— Растила его одна, хоть и с хорошей финансовой помощью. Паша замужество не предлагал, но мне бы этого и не очень хотелось. Он бабником, знаете, был тем ещё. Женщины для него — способ развлечения. Красив, умён, при деньгах — понимаете, проблем у него с противоположным полом не было. Но в отношения предпочитал не вступать. За всю жизнь Паши только раз одной модели удалось женить его на себе, Каролине. Известная такая была советская модель, по заграницам даже каталась, в Европу. Не знаю, чем она его взяла — наверное, хитрой была и хваткой, если уж в ЗАГС затащила такого, как Паша. На фото её видела: волосы золотистые, ноги от ушей — красотка, да всё себе ещё чего-то приделывала. Детей ему родила старших — дочь, через два года сына. А потом после родов давай опять тело своё совершенствовать. В итоге и померла из-за осложнений на какой-то пластической операции, детей маленьких оставила без матери. Мише-то, младшему, всего два или три года было. Старшей — поболее… Ох, и не дружили же они! Паша рассказывал. Вика постоянно норовила брата обидеть, вечно ревновала отца к нему. Очень мерзкой была, из-за неё Паша не приводил Валю в свой дом. Да и вообще, у него отношение к детям какое-то…
Она пожала плечами и взяла ещё одну конфету.
— Он ведь всегда обеспеченным был — ещё до того, как в девяностые поднялся на акциях, а затем в РАМН вступил. Сказал, что от родителей ему достались некие богатства, за продажу которых ему приходили баснословные деньги. Его предки были большевиками и во времена революции, вероятно, могли награбить… В общем, дети его от рождения ни в чем не нуждались. Баловал их безмерно. Гувернанток нанял, педагогов — в этом плане всё хорошо. Но как отец был… несколько отстранённым. Иногда складывалось впечатление, что дети это способ его самоутверждения, и ценит он их только по достижениям. У кого больше способностей и успехов, тому и больше внимания. Потому из троих Паша всегда выделял Мишу — ведь он вундеркинд, а Валя и Вика такими не были, хотя мой сын тоже умный, намного умнее, чем кажется, да… Миша полностью соответствовал представлению Паши об идеальном ребёнке. Всё, что ни закончил — то с отличием, где бы ни участвовал — награды и призовые места. Но и требовал он всегда от него многого, диктовал свои условия. Мне показалось, Миша после смерти отца даже вздохнул свободно.
Инна Алексеевна указала на конфеты.
— Это, кстати, он привёз две недели назад. А на восьмоемарта вот что, кстати, дарил, баловник! — она повертела ладонью, на пальце которой красовалось кольцо с рубином. — Не снимается уже совсем, пальцы-то увеличились… Мы с Мишей неплохо общаемся. Знаете, дорогая, а я приятно удивилась, когда познакомилась с ним. Он мне ведь представлялся таким же заносчивым и наглым, как его сестра, с таким же воспитанием — но нет, спокойный, хороший парень. Если и чуточку высокомерный, то это нормально, учитывая его положение, ум и заслуги. Мы с ним особенно подружились после смерти его жены, Илоны. Мальчик тогда был совершенно подавленным, так он не выглядел, даже когда его отец и сестра погибли. Да, Валя остался единственным родным человеком Миши. Но вообще Миша всегда хорошо к нему относился. Как к настоящему родственнику. Пожалуй, один из всех Филиных…
— Валя хорошо знал Илону?
«Последним её в живых видел Валя. С ним она общалась за несколько часов до смерти… они просто болтали по-дружески».
— Илону? — женщина рассеянно заправила за ухо платиновую прядь. — Я бы не сказала. Сама я вообще её вживую не видела. Паша рассказывал про неё. Ещё когда они с Мишей только встречались, он так пристально изучал биографию избранницы сына! Не хотел впускать в семью неподходящую партию. Потом ещё собеседования ей устраивал, ха-ха… Но она молодец, прошла испытания. А Валя, если с ней и общался, то поверхностно. Он с братом-то единокровным при жизни Паши виделся не так часто. Как и с ним самим, кстати. В последние годы жизни он, видимо, дал слабину, и начал прогибаться под дочу, которая была против ещё одного брата. Мишу-то еле терпела. А может, не хотел лишних конфликтов между своими детьми. Он такого терпеть не мог. Миша и Вика это давно усвоили и потому при нём никогда не ругались. Да, останься дочь Паши жива, они бы с братом долго имущество по судам делили! А Паша ведь страдал из-за неё. Она, говорит, в открытую мне заявляла, что ждёт моей смерти. А сколько в подростковом возрасте крови попортила! Я безумно радовалась, что мой Валечка не такой. А знаете, Екатерина Семёновна, ещё что ужас? Вика однажды пьяная села за руль и человека сбила. Паша её тогда откупил, но как он волновался! Пришёл — думала, инфаркт его хватит! Он постоянно ведь ко мне выговориться ходил и пирожки с удовольствием кушал. Никто его больше не понимал, так как я. Все его деловые партнеры, подчинённые и даже собственные дети. Впрочем, в последнем случае сам был виноват — не пытался найти подход.
Инна Алексеевна широко зевнула, прикрыв ладонью рот.
— Что-то спать захотелось…
— Валя не таил обид за семью отца? — поинтересовалась я.
— Что вы! Ни разу, хотя мог бы. Сын мой добрейший человек на земле! А с братом по сей день дружит. Компанию «Филин» целиком Мише оставил, от доли своей отказался. Мне, говорит, мама, и так отец оставил достаточно. Вот какой мой сын! — Малькова зевнула ещё раз. — Да что же такое… наверное, погода виновата. Холод стоял, а сегодня так потеплело резко!
— Инна Алексеевна, вы можете вспомнить, кто посещал вас на даче после первого июля? — решила спросить я даму, пока её вновь не укатило по волнам воспоминаний в далекое или не очень далекое прошлое.
— А? — она посмотрела на меня из-под сползающих очков помутневшими глазами. — С первого… а сейчас двадцать первое… Сейчас подумаю. Валя, конечно, каждые выходные здесь. Но вы же про посторонних?
Я кивнула.
— Соседи Никитины, Мирка и Зойка, потом с другого участка соседи, Афанасьевы… ааа, продавщица местная, Надя. Миша ещё, конечно. А-а и Настенька, с вашего НИИ, Валина коллега, такая с белой косой. Вместе с другим мужчиной… ааа, ох, кто же он был… тоже у вас работает, только в больнице. Здоровенный такой, старый… А! Из реанимации.
— Северин?
— Может быть. Вроде всё… А! И Вали начальник, урод, которого вы вот поймали — Андрей Петрович. Точ… Точнаааа, — Инна Алексеевна, прикрыв рот, широко зевнула. — Как я могла про него забыть? Приезжал насчёт юбилея тещи договариваться. Я тогда не знала ещё, какой он козёл, а то бы…
— Когда он у вас был?
— Да когда… Неделю назад, наверное. Аа, был холод ещё совсем. Да. Мы с ним также вот тут, за столом, посидели и всё обговорили, а потом он уехал.
— Во время пребывания в вашем доме он постоянно был у вас на виду? Никуда не отлучался?
— Ээ… Дорогая, вы у меня такими вещами интересуетесь, что я даже не запоминаю. Выходил вроде в туалет. Он в доме, как и ванная. Я ему показала, где. Тут не потеряешься, тут комнат-то! Эта, моя спальня и ещё спальня Валечки.