Он иронично улыбнулся.
— Вот почему многие наши машины без логотипов — в целях минимизации опознавательных знаков.
Я тяжело выдохнула.
— И кто тебе помогает?
— Работники склада, из психоневрологического интерната. Мои подопечные. Я их лично курировал и всему обучил. Собственно, они не особенно что-то знают. В основном доставляют коробки якобы с оборудованием в нужное место на складе, через тайный вход в подвал — но иногда оказывают небольшие услуги с переодеванием. Так я и похищаю людей.
— И Эдика Котова… коллегу Вали ты также…
— Этот Котов идеально подходил мне в качестве испытуемого. Плюс жил один — его бы нескоро хватились. Всегда отдаю таким предпочтение во избежание лишних проблем. Ох, уж ему здесь не нравилось! Он даже предлагал мне денег, чтобы его выпустил — как будто у меня самого их нет, — рассмеялся Химик. — Я в ответ сделал с ним всё, что нужно, а потом освободил. Валя сказал, что ты о нём беспокоишься — поэтому для отведения твоих подозрений было необходимо, чтоб он нашёлся. Я оставил Котова в безлюдном месте, в Терехово, но в самом центре Москвы, чтобы не потерялся — а то в его состоянии запросто могло бы так быть. Да и в целом, бесследными пропажами злоупотреблять нельзя. Иногда нужно, чтобы кого-нибудь находили… Вот поэтому любовницу Андрея Петровича я вовсе испытывал амбулаторно — подложил ей таблетки, замаскированные под её оральные контрацептивы. Честно говоря, не думал, что и она покончит с собой, так как считал, что отрегулировал это побочное действие. Уже потом узнал — она в связи с эндометриозом часто принимала НПВС. В сочетании с ними мой иммуномодулятор на фоне введённого перед этим инфекционного агента снова дал подобный эффект. Но она была идеальным объектом — как с точки зрения иммуностатуса, так и тем, что её смерть была ещё одной уликой против Андрея Петровича.
— Цих ходил за ней с аминазином, — недоумевала я. — Зачем, если он был не при чём?
— Ну я могу только догадываться. Может, сам подкалывался время от времени? — Химик расхохотался, обнажив зубы с широкими промежутками. — Кто его знает? А вообще, он мнительный. Наверное, когда наш психиатр Анна Сергеевна вслух рассуждала при всех, как и почему лаборант биохимии впал в погубившее его психотическое состояние, Андрей Петрович принял всё близко к сердцу. А когда стал замечать странное поведение уже у своей женщины, испугался и решил перестраховаться. Он даже больничный ей выписал. Смешно…
Тут я кое-что вспомнила.
— Неля была нужна тебе, чтобы испортить аппарат гемодиализа! Ты хотел убить Антона!
— Из неё получилась послушная марионетка, — удовлетворенно кивнул урод, закатывая глаза, как от приятных воспоминаний. — Побочный эффект иммуномодулятора и противовирусного выразился у неё тогда в виде фуги, и я добился этого в ней сознательно, чтобы она беспрекословно выполняла мои указания через вставленный в ухо микронаушник. Она бы ничего не вспомнила после. Но я не хотел её убивать — полагал, что психика не повредится.
— К чему эти сложности? Ты мог бы также попросить переклеить этикетки своих умственно отсталых помощников или кого там. Зачем было привлекать Нелю? Она ведь погибла! А впрочем, тебе же… тебе же плевать на всех…
— Девушка стала частью эксперимента — мне нужно было проверить, насколько удовлетворительно такие, как она, смогут выполнять указания в состоянии транса. Это во-первых. А во-вторых, я говорил, что хотел навести агентов на след Андрея Петровича. Агентов, которые уже проникли в НИИ, причём успели завербовать некоторых сотрудников.
Он многозначительно взглянул на меня.
— Клянусь, я был польщён и даже восхищён, когда догадался, что за мною охотишься ты, твой муж и друзья. Когда Валя мне рассказал о вашем общем интересе к делу пропавшего лаборанта, я сразу начал проверять Вердиных — кто они, почему вдруг устроились на работу в НИИ и в клинику. Я выяснил, что в две тысячи шестом году они оба работали в центральном банке в период, когда там раскрыли дело государственных преступников. Далее было долгое и трудное расследование, не без помощи нужных знакомых — всего раскрыть не удалось, но в итоге я примерно догадался, кто они и кто за ними стоит. И решил, что пришло время сдать Данилу Ивановича с Андреем Петровичем, а заодно дезориентировать вашу четверку — избавиться от Антона Сергеевича.
— Что?! Ты на самом деле… — я захлебнулась от возмущения и ненависти. — Ну ты и сволочь! Почему его? Почему моего мужа?
— Он больше всех подходил на роль жертвы, Катя. Подумай: глава лаборатории. Любитель иммунологии — так же, как сам Цих. Кому же он мог помешать… ага, правильно. А ещё он был увлекающимся человеком. Тебе ли не знать? Тот, кто выставляет слабости напоказ и растрачивает энергию на маловажные дела, всегда заведомо слабее.
— Ах ты…
— Но имелась ещё одна причина, — Химик приложил к губам палец, призывая к тишине. — Мне нужно было, в свою очередь, внедрить в вашу компанию Валю. Я знал, что он дружен с тобой, и у него это рано или поздно получится. Но не при Антоне Сергеевиче.
— Прекрати! — из моих глаз опять скатились слёзы. В ушах почувствовалась противная сырость.
— Ты всегда по-доброму относилась к Вале, в отличие от других сотрудников НИИ. Мой прекрасный брат много рассказывал мне о тебе и твоих друзьях. Представляешь, как он помог бы мне, когда бы сблизился с вами? Но стоит отдать ему должное — он и так оказался полезен.
Голос его вдруг изменился, сделался глубоким и печальным, а голубые глаза затуманились.
— И мужа твоего куда нужно отправить, и начальника своего поймать…
— Что? — у меня перехватило дыхание. — Нет… Он всё-таки был с тобой заодно!
Филин мягко взял меня на руку. Я вырвалась, но он положил мне ладонь на плечо и с силой надавил, когда я снова задёргалась. Даже через одежду я чувствовала её пот.
— Тише, спокойно, вот так… Послушай меня, — его голос дрогнул, а ладонь отдёрнулась быстрее, чем нужно. Он сжал её в кулак и прижал к себе с таким видом, будто обжегся. — Валя всегда был со мной. Я любил его, как младшего брата — такого наивного, искренне верящего в справедливость, настоящего бессребреника без амбиций и выдающихся способностей. Я был единственным из своей семьи, кто принимал его по-настоящему, как родного. Для папы он лишь формально был сыном, а Вика… О, моя сестрёнка оказалась верна себе: заявила, что не желает видеть в нашем доме всяких отцовских… кхм… бастардов. На самом деле слово было вообще нецензурным… Да, ещё одного брата она бы совсем не вынесла. И папа её послушался. Он ближе к старости сделался более покладистым и сентиментальным, хотя всю свою жизнь умел ото всех только требоватьрезультатов — и самых высоких. Чем ты успешнее, тем больше шансов заслужить его лояльность. Я старался неплохо, ну а Викуля, — Химик усмехнулся, — сильно плелась позади. Ух, как она бесилась, как ненавидела нас обоих! Но как бы глупа ни была, отношений с отцом не рвала, ей нужны были его деньги. Только незадолго до смерти и она не выдержала — заорала, что хочет его смерти, — он снова хихикнул. — Да, мы оба об этом мечтали, просто я открыто не говорил. Если бы она выжила после аварии, как бы мы воевали из-за наследства, ууу… Папа ведь после её высказывания почти всё отписал мне. Это было накануне их смерти… Когда мы ехали на симпозиум, где я должен был выступать, они сидели в одной машине и не разговаривали. Но потом что-то произошло, и Викуся начала вопить на отца. У неё ещё до алкогольной зависимости были проблемы с контролем эмоций — чем я, кстати, с детства и пользовался, когда тонко её доводил. Интеллект Вики тоже едва ли доходил до цифры девяносто по тесту IQ… Но в тот день я её не трогал. Я был за рулем, и в какой-то момент она напала. Сначала на отца, а затем на меня — схватила за голову. Я потерял управление… Каким-то чудом я выжил, а они — нет. Значит, так было суждено. Сам я не удивился, потому что знал — я, как никто другой, нужен этому миру, потому что мои великие дела тогда только начинались.
Филин откинулся на сиденье. Я закрыла глаза. В голове звенело.
— Но я отвлёкся от темы, — продолжил он. — Да, я любил Валю — и так получилось, что в итоге мы остались одни. Через два года после смерти отца он устроился в НИИ лаборантом. Вежливый, скромный, он не любил выделяться и просил никому не рассказывать о нашем родстве. Я согласился, но сам всегда присматривал за ним. Я стал для него лучшим другом — на втором месте после его мамы. То, чем он не мог поделиться с ней, он рассказывал мне. Одной из таких тем стала ты.
— Что…? — от неожиданного заявления я распахнула веки.
— Дело не только в твоей схожести с Илоной, моей покойной женой, в том числе одинаковом с ней годе рождения. Что-то в тебе есть особенное. Ты настолько обычна и естественна, что необычна, Катя. Открыта и в то же время полна тайн. Пока я лишь затронул верхушку, но, надеюсь, у меня ещё будет время получше разобраться в данном вопросе.
Он замер. Мне было неловко и неуютно, а главное — мерзко от его присутствия и от того, что он затронул такую тему. Меньше всего я хотела слушать рассуждения о степени своей привлекательности от чокнутого психопата и познавать его больные умозаключения.
— После того, как Валя начал работать в вашем отделе, он стал часто говорить о тебе, и я подумал, что мой младший братик впервые в жизни влюбился. Разумеется, он сам этого не осознавал. Даже отрицал, когда я пытался всё ему объяснить, глупыш… Признаться, я его понимал. И, может быть, где-то преувеличивал, потому что экстраполировал на него свои ощущения. Ведь ты и мне казалась весьма… интересной. Стала казаться. С момента, как я встретил тебя на похоронах Илоны. Когда ты подошла ко мне. Помнишь?
Я напряглась ещё сильнее. Тело пробрала дрожь, а лоб покрылся испариной.
— Вот и Валя не устоял… Все это в нём видели, а он в себе — нет. Бедный… После смерти твоего супруга я, конечно, подталкивал его к тебе, но уже в собственных интересах, так вышло… По иронии судьбы Валя и помог мне устранить Антона Сергееви