Усилившаяся боль между ног и дискомфорт из-за пропитки кровью нижнего белья только мешали думать. Я выдохнула. Убить или оглушить — но не раньше, чем он укажет нам путь на свободу.
— Чтобы разблокировать вход в бокс к ребёнку, мне нужен компьютер, — Филин замер у стола, рядом со спинкой белого стула-вертушки. — Позволь мне включить его и привести в действие нужную программу.
Я неодобрительно поджала губы — не хотелось давать преступнику больше свободы для манипуляций, но выбора не было.
— Хорошо, — закатав рукав халата, Филин обнажил наручные часы, нажал куда-то на них — и циферблат вспыхнул красным фоном с непонятными символами. Прошло пять секунд, десять, а он всё так и стоял, неотрывно глядя себе на запястье. Я же, находясь сбоку, прижимала молоток к его шее.
— Ты что, завис? — не выдержала я. — Высокоорганизованный разум перегрелся и произошла перегрузка?
Несмотря на елейный тон, я чувствовала беспокойство.
— Необходимо подождать. Данный компьютер активируется через дистанционный механизм на этих часах, — спокойно произнёс он.
Я даже не стала подавлять раздражительный вздох. Как у него всё сложно и запутанно!
Дисплей на часах Химика вдруг загорелся синим, и он торжествующе выпрямил спину.
— Вот теперь, — довольно заявил он, — всё заработает.
И резко двинул мне локтем.
Я сначала не успела понять, что происходит — лишь ощутила мгновенную боль и в следующий миг по инерции полетела назад. Под колени мне врезалась кушетка, и я с размаху на неё шлепнулась, сминая белое одеяло и простыни. Перед глазами мелькнул потолок. Несколько прядей волос, взметнувшись, упали мне на лицо. Опершись правой рукой, в которой всё ещё был зажат чудом не выроненный молоточек, о твёрдую поверхность кушетки, я перевернулась на бок, затем на спину, чуть отползла назад — и увидела Химика, тянущего ко мне руку.
Дальнейшее я потом пыталась объяснить мгновенно сработавшим инстинктом самосохранения. Однако понимала, что мои действия отнюдь не проходили на вспышку аффекта и тупое махание рукой на авось. Нет, всё было чётко выверено — и более того, я этого действительно хотела. Оставалось только пугаться выскочившей внезапно из меня тьмы и удивляться чёткости, с которой я совершила всё с одной попытки в одну секунду.
Точным и сильным ударом я направила острую рукоять молоточка прямо в глаз Химика. В самый последний момент он отступил на полшага — но я-таки попала в цель. И тут же, поражённая собственной находчивостью и дерзостью, отпустила ее, замерев на месте.
Мгновение полной тишины — а затем разрывающий её страшный крик. Химик орал так, что трескались барабанные перепонки. Крича и подвывая от боли, он ухватился за рукоять и с визгом дернул. Кровь вместе с отвратительным густым содержимым хлынула из пустой глазницы потоком, заливая лицо и халат.
Зрелище было просто жуткое. Филин всхлипывал, кричал и рыдал, махая испачканными в крови руками, словно герой пантомимы; когда он наклонялся, кровавые капли падали на пол, рядом с брошенным молотком, на конец которого намотались мерзкие ошмётки.
Выйдя из оцепенения, я начала спиной отползать влево. От пропитанной молоком футболки мне было сыро. Низ живота тянуло, а место на плече, куда пришёлся удар остриём локтя, пульсировало и горело. Но всё это было ничто в сравнении со страхом из-за содеянного и того, как Химик может мне теперь отомстить.
Я не добила его… Он отступил, и это его спасло!
Почти падая в обморок, я соскользнула с кушетки, ногами нащупывая твёрдую поверхность пола — свою единственную на настоящий момент опору. Филин по-прежнему вопил и плакал. Неожиданно я вспомнила свою крошечную, беззащитную дочку и вдруг почувствовала от воплей этого гада странное удовлетворение. А также — желание немедленно нанести ему ещё одно, более тяжёлое увечье. Можно этим же молотком — ведь вон он, лежит, окровавленный, на полу. Надо лишь подойти и забрать…
Довершить дело или он сам меня убьёт…
«Нет! Сначала — вырвать у него карту-ключ!» — раздался протестующий голос у меня в голове, но на смену ему тут же пришёл другой:
«Она не поможет тебе вытащить дочь. Для этого нужны часы Химика, которые можно забрать, только убив его».
Адреналин кружил голову так, что тошнило. А может, дурнота была вызвана свежим запахом крови, что разливался сейчас по помещению. Дрожа от ужаса, я сделала шаг, наклонилась к ногам Химика. Отогнав отвращение, схватила молоточек и со всей силы всадила рукоять ему в щиколотку. Вышло хуже, чем я ожидала — рана получилась неглубокой, чуть серьёзнее царапины, и всё же этот урод вскрикнул. Чудом увернувшись от его пинка, я отползла назад, размазывая кровь по полу. Химик тоже не терял времени даром. Судя по всему, он начал оправляться от шока: хоть и по-прежнему рычал от боли, концентрация на управлениях своими действиями к нему вернулась. Похрамывая, ублюдок стал приближаться ко мне так быстро, насколько мог. Новым ударом молоточка я проткнула ему бедро, но и сама заорала, когда он схватил меня за волосы и отбросил в сторону. От удара затылком о край кушетки на глазах выступили слёзы. Низ живота заболел так, что казалось, будто внутри меня лопнул тугой, наполненный водой пузырь. Не дав себе времени на отдых, я вскочила снова — и с ужасом увидела, что Химик стоит, держа в руке алый от крови предмет. Молоток, моё единственное оружие, теперь перешло к нему.
Моё сердце рухнуло вниз. Всё кончено. У меня не вышло убить его, не вышло сбежать… Наш бой на смерть, в котором я могла либо убить, либо умереть, был мною проигран.
Перед глазами опять возникло изображение дочери, лежащей в кувезе совсем недалеко отсюда: маленькой, беспомощной, в трогательной белой шапочке… Я стиснула зубы. Конечно, я так не сдамся. Всё равно буду до последнего бить этого гада — хоть голыми руками, хоть зубами, если потребуется.
Однако Химик не собирался больше нападать. Ему явно не было хорошо. Выглядел он как оживший персонаж кошмара: на месте левого глаза — пустая, зияющая тёмно-вишневая воронка, из которой продолжала вытекать густая, блестящая, похожая на свежее варенье жидкость; правый глаз был заплывшим, мокрым от слёз и красным от потрескавшихся в нём капилляров — почти как у его жертв Виолетты и Нины. Отвратительный кровавый ручей вытекал из глазницы наружу, спускаясь вниз по щеке и халату до самой его груди. Красными пятнами разной интенсивности было покрыто всё: лоб, подбородок и нос Химика, белая ткань халата и брюки. Левой рукой он зажимал на бедре рану, из которой меж его пальцев хлестала кровь, а в опущенной правой держал молоток.
Его лицо исказила очередная гримаса боли, и он согнулся. В этот момент я почувствовала за спиной какое-то движение и слабое дуновение ветра. Химик с трудом выпрямился и посмотрел на меня слезящимся глазом. Затем кивнул и опять отвернулся.
Едва я успела удивиться, как сзади меня схватили чьи-то крепкие руки, подняли в воздух и поволокли назад. Я кричала, брыкалась, но всё было без толку — молчаливый похититель тащил меня сквозь море боли дальше, куда-то в неизвестность. Перед тем, как закрылась дверь, я ещё раз увидела Химика. Стоя боком ко мне, он покосился на меня единственным глазом. Я уже не могла разобрать выражения в нем, но, думается, оно вряд ли сулило что-то хорошее.
«Прости меня, доченька. У меня снова не вышло тебя спасти».
Глава 53
Спокойные глаза с ледяным огнём и их равнодушное выражение не сулило мне ничего хорошего.
— Это будет не больно. Почти.
Сквозь голубую маску на лице слова Химика звучали глухо. Прификсированная ремнями по рукам, ногам и талии к креслу, я глухо мычала сквозь кляп. Горячие слёзы текли по моим щекам, обжигая кожу.
Филин, держа в руках шприц, подошёл ко мне вплотную, наклонился и поставил на широкий край подлокотника кресла медицинский лоток. Затем я почувствовала, как на моём левом плече затягивается жгут. У меня вырвался беспомощный писк.
— Тссс, — прошептал он. В воздухе раздался запах медицинского спирта. Прикосновения рук в латексных перчатках и холодной влажной спиртовой салфетки. Игла, безжалостно протыкающая мне вену. Мой судорожный всхлип, переходящий в горестный вой — по мере того, как жидкость, содержащая в себе неизвестное вещество, всё сильнее раздувала мне вену.
— Скоро всё закончится.
Вежливый, обходительный, интеллигентный, спокойный. Такой же, как Валя. На шее — родинка, как у Вали. Черты лица, схожие с чертами Валентина Малькова. Даже голос чем-то напоминает мягкий тенор его брата. Но всё это ложь и подлый обман. Михаил Филин — собственник фармацевтической компании, директор НИИ и клиники, талантливый во многих областях гений, учёный и психопат, который сначала мило тебе улыбается, а в следующую секунду с этой же улыбкой вытаскивает тебе кишки и ещё шепчет утешительные слова.
Он больше не контролировал себя. Он убил Котова. Да, Эдик подходил ему по каким-то параметрам, но он был сотрудником НИИ. И Неля тоже. И мы все.
Боль пронзала плечо до самой кости. По вене потекла холодная, как сама смерть, адская жидкость. Я дергалась и глухо мычала.
— Я всегда хотел быть лучше, чем мой отец. Он считал себя важной и значимой личностью, да только я понимал, что во многом превосхожу его. В том числе способностью не останавливаться и идти к цели там, где мой отец не рискнул бы… Я знал, что однажды, когда его не станет, не просто займу его место — а стану гораздо более великим. Почему именно «когда его не станет»? Да потому что с такой заносчивостью отец не терпел никого, кто мог быть выше его — тем более не потерпел бы собственного сына, как бы он им ни гордился.
Теперь я ничего не видела — мешали застилающие глаза слёзы. Рука, в которую было введено вещество, сделалась вдруг холодной — от кончиков пальцев до плеча.
— К сожалению, меня никто никогда не понимал, — тихий голос Филина звучал совсем рядом с моим ухом. — Ни в родной семье, ни в школе. У меня ведь даже не было друзей. Трудно быть гением, быть выше других и видеть то, чему все не придают значения. Как ни странно, наиболее близкими для меня людьми стали те, с кем я не рос с самого детства: это мой единокровный брат Валентин и моя супруга Илона. Но и они в итоге меня оставили, — с нажимом и болью сказал он. — Илона погибла, а Валю пришлось убить. Так я окончательно оказался один.