– Заместителем командира бронепоезда пойдёшь?
Всё, это звездец. У полкана башню конкретно унесло. Ветром перестроечных перемен. Какой ещё бронепоезд? Он бы ещё командиром тачанки предложил. Или наводчиком стенобитной катапульты. И ведь не спросишь, где он «такие шишки берёт» – не поймёт юмора.
– Э-э-э…
– Не бзди, старлей, я серьёзно говорю. Не с бодуна. Под Читой три бронепоезда на консервации стоят. Бронепаровоз, вагоны и пара платформ, а на них – танки. Сейчас один из резерва вынимают, комплектуют и отправляют в Баку. Слыхал про тамошние разборки?
1989 год. Союз ещё не рассыпался, но трещит по всем швам. На окраинах стреляют и режут.
– Товарищ полковник, меня вообще-то учили другому.
– В смысле?
– В смысле – воевать. С америкосами, немцами, китайцами. На крайняк – с жителями герцогства Люксембургского. А не в Баку между нерусями встревать. Они хоть и чурки, но наши чурки, советские.
– Ну и пошёл на хрен, Яковлев. Кочевряжится ещё. Как «ЗабВО» расшифровывается, знаешь?
– Забайкальский военный округ.
– А вот штырь тебе в грызло. «Забудь вернуться обратно», понял? Под Борзю* (*Борзя – город в Забайкальском крае, 378 км от Читы) поедешь. Иди отсюда.
Вторую танковую дивизию вывели из Монголии в Забайкальскую степь, голую и холодную. Братья-монголы вдруг вспомнили про свою великую историю. Как они с Чингисханом раком ставили весь мир от Японии до Адриатики и от Рязани до Индии. Попросили, короче, с вещичками на выход.
– Не-ет, вещички оставьте. Технику там, военные городки. Бесплатно.
– С какого перепугу?
– А чего вы нам дань не платите? Знаете, сколько процентов за пятьсот лет натикало?
И вот, приехали. Оловянная, Безречная, Шерлова Гора* (*поселки городского типа в Забайкальском крае)…
«Китаю триппером грозя, стоит красавица БорзЯ».
– Тащ майор, сташленант Яковлев прибыл для дальнейшего прохождения….
– Да тихо ты, не ори. Комполка разбудишь.
– А он что, в штабе спит?
– А где ещё, на улице при минус сорока? В городке воды и тепла с октября нет, а в полку мы хоть топим. Садись к столу. Водку пьёшь?
– Да как-то…
– Не ссы, старлей. Мы все тут попали. Я вон должен был в Москву переводиться, а сюда влип. Так что будь проще. Наша задача – выжить. Весной легче будет. Знаешь, почему наше место дислокации называется «станция Безречная»?
– Ну, степь же. Речек нет.
– А вот хуюшки. Просто молодой старлей вроде тебя приехал сюда, посмотрел по сторонам и лишился дара речи.
Технику поставили в голой степи – выходили-то из Монголии, как убегали, ничего подготовить не успели. Когда сливали из танков летнее топливо прямо в грунт, приехал местный председатель колхоза – багроворожий дядька с четырёхметровым шлейфом перегара.
– Родненькие, погодите! Дайте горючки хоть тонны три!
– Не положено. Вали отсюда.
Дядька распахнул на груди драный бараний тулуп, закатил белки в красных прожилках.
– Га-а-ды! Фашисты! Мне весной трактора чем, говном заправлять? Из района только бумажки шлют! Кооператоры эти долбанные за взятки всю соляру скупили! Что ж нам, подыхать?
– А мы все тут скоро подохнем. Придут сюда китайцы жить, на наших косточках фанзы* (*фанза – распространенный в Китае тип одноэтажного традиционного дома) себе построят.
В одном майор ошибся. Китайцы не фанзы – небоскрёбы строят.
К декабрю стало совсем худо. Уголь кончался, топили еле-еле. Воды едва хватало для кухни. Вши были у всех, кто не догадался побриться наголо – даже у некоторых офицеров.
В казарму, рассчитанную на двести человек, набился целый полк. Жить в палатках невозможно. Дезертиров, правда, не было – нет дураков в степь убегать. А вот некоторые офицеры из отпусков месяцами не возвращались…
В тот день Максим заступал помощником дежурного по полку. После развода запаханный начальником караула комроты-пять Олежка Сахно (однокашник по училищу) отозвал Яковлева в сторонку.
– Максим, только без передачи. Округ набирает команду офицеров– танкистов. Отправят в Карабах, за армян воевать. Соображаешь? Платить обещают чуть ли не по тыще.
– Рублей?
– Хуей! Долларов американских! Ты их видел когда-нибудь?
– Армян?
– Ты чё-то тупишь сегодня всерьёз, не как обычно. Доллары! Доллары, блядь, видел когда-нибудь?
– Гы.
– А я вот не видел никогда. Короче, я тебя записываю. Только никому, слышь? А то желающих набежит.
– Нет.
– Чего «нет»?
– Не поеду. Вот прикинь: ты с этой стороны, а Вагифка Мирзоев – с той. Вы же корешились в училище. Неужели будешь в кореша стрелять?
– Ну… Это… Почему он должен обязательно мне попасться?
– Хорошо. Не он. Ибадов из сорок второй группы, например. Мы же все – советские офицеры. Братья, блядь. Да и не только офицеры. Одно дело – чурок чморить, как ты своих бойцов гоняешь. И совсем другое – убивать.
– Как хочешь. А я поеду. Здесь подохнем все. Ни квартиры, ни бабок, ни перспективы.
– Давай, Олежка. Мочи. Только когда русские танки вдруг на Украину попрут, не удивляйся. Потому что это – гражданская война, понимаешь? Начнется в Карабахе, а потом не остановишь.
– Можно подумать, от тебя что-нибудь зависит! Начнется, так не из-за нас!
– Если не можешь остановить подлость, так хотя бы в ней не участвуй!
– Да пошел ты! Святой нашелся!
Олег сплюнул, развернулся на каблуках и побежал догонять караул.
Максим постоял, глядя в спину приятелю. Да. Изменился ты, Олежка. Такие ли мы в училище были? Сигарету – по кругу, портвейн, купленный в складчину на курсантские копейки, – с горла… А теперь – доллары…
Максим вернулся после проверки парка в час ночи, промерзший до костей и голодный.
– Давай, старлей, там картошка осталась. Поешь и отбивайся до пяти утра.
– Тащ майор, а караул проверить?
– Там Сахно начкаром. Хули его проверять?
– А чего ротного начкаром запахали? Не положено, вроде.
– Так у него полроты – дембеля. Да ещё азербайджанцы из Карабаха. Кто ещё с ними справится? Слыхал, там сержант этот наглый, Мамедов, письмо от родных получил? Армяне их из села погнали, кого покалечили, кого вообще грохнули, сестру изнасиловали. Его родичи сейчас под Баку, в лагере беженцев. А армяне, я так понимаю, за эту резню в Баку мстят. Ужас, что со страной творится.
– Да слышал. Не понимаю, зачем вообще их в караул поставили. Оружие, всё-таки.
– А кого ещё ставить? Пехота и так через день…
Максим снял портупею, намотал на пистолетную кобуру и сунул под серую от грязи подушку. Не разуваясь, завалился на жесткий топчан, укрылся провонявшей табаком шинелью. Пригрелся и заснул.
Сахно, почему-то в генеральских погонах, протягивал ему автомат.
– Сташленант Яковлев! Родина приказывает вам расстрелять этих сомнительных товарищей!
У кирпичной стены со следами побелки стоял Вагиф Мирзоев. Кровь стекала по разбитому лицу. Китель с окантованными желтыми полосками курсантскими погонами распахнулся на поросшей густыми волосами груди. Рядом, прямо на грязном полу, сидел тихий армянчик из сорок четвертой группы – Карапет Манукян. Его огромные черные грустные глаза плакали кровяными капельками. Вагиф скривился, сплюнул бурым сгустком.
– Давай, братишка. Не стесняйся. Мы, чурки, большего не заслуживаем.
Максим положил автомат на землю, подошел к стене и встал между Вагифом и Каро. Сахно усмехнулся, поднял автомат и направил прямо в лицо Максиму.
– Тра-та-та!
Пули, лениво вращаясь, медленно летели в глаза.
– Тра-та-та!
– Что за фигня?!
Максим сбросил шинель и сел на топчане. Майор прижался лицом к стеклу и пытался что-то разглядеть в кромешной темноте.
– Тащ майор, что это?
– Вроде у караулки. Позвони туда.
Максим прижал к уху холодный эбонит, завизжал ручкой.
– Помощник дежурного по полку. С караульным соедини.
– Не отвечает, тащ сташленант.
Яковлев быстро застегнул шинель, накинул сбрую, натянул красную потертую повязку на рукав.
– Тащ майор, я сбегаю.
– Осторожнее там, Максим. Не дай Бог, нападение на караул.
Мороз сразу вцепился в лицо ледяными коготками. Максим побежал по визжащему снегу, на ходу растирая уши.
У караулки на земле сидел сержант из роты Сахно, заступивший помначкаром, и прижимал к лицу быстро чернеющий снег.
– Что тут у вас?
– Азера… Армяшку нашего, Погосяна, затащили в сушилку и начали хуячить. Ротный их засек и Мамедову по кумполу пистолетом врезал. А они ротного связали, все рожки с патронами собрали и на жэдэ рванули. Хотели ещё гранаты из оружейного шкафа забрать, и пулемет. А я ключи не отдал, в снег закинул. Думал, убьют.
– Капитан?! Капитан Сахно где?!
– Они его с собой взяли. Типа, заложником.
– А зачем на станцию поперлись?
– Не кричите вы так, тащ сташленант, башка трещит. Я так понял, что они хотят на дизель успеть, который в четыре утра. На Читу который.
Максим вломился в караулку. По углам маялись избитые бойцы, под ногами хрустело стекло.
Погосян лежал на топчане, уставившись в потолок плавающими в окровавленном мясе глазами.
Яковлев схватил телефонную трубку. Сбивчиво рассказал майору.
– Я на станцию. Тащ майор, фельдшера пришлите.
– Что, раненые есть?
– Хрен его знает. Может, и убитые есть.
– Я сейчас разведроту подниму. Подожди, с ними на дежурной машине поедешь. Блядь, голова кругом, что творится!
– Боюсь, не успею. Дизель через десять минут. Там же гражданских полно.
– Да подожди ты! Мне надо комполка поднять, и в дивизию доложить…
Максим грохнул трубкой. Чего кудахтать? Пока доложит – тут перемочат всех.
На станцию Макс успел. На перроне топтались растерянные гражданские, выброшенные из поезда. К Максу кинулась какая-то тётка в пуховом платке.