егом! Девять километров – тьфу, фигня. Кто не уложится в шестьдесят минут – будет неделю каждый день бегать. Месяц! Год! До самого дембеля, блядь! Пока не научится укладываться. Лейтенант Шляпин!
– Я!
– Я – во главе колонны, вы – замыкающий на своем личном «Москвиче». Отстающих – бампером под коленки, упавших давите к чёртовой матери, как позорящих гордое звание бойца первой мотострелковой роты.
– Гы-гы. У меня на второй передаче расход бензина большой будет, товарищ капитан.
– Значит, будем бежать со скоростью, соответствующей третьей передаче. Десять минут на сборы. Отдельно проверить намотку портянок, чтобы ноги не стёрли до жопы. Заместители командиров взводов, командуйте.
Все бойцы отстрелялись, а патронов оставалось ещё до чёрта. Потом развлекались офицеры, лупя на спор одиночными выстрелами по воткнутым вертикально карандашам. Потом и им надоело, ушли в машину, наказав сержантам расстрелять остаток боезапаса.
Заместитель командира второго взвода Белов, пыхтя, расшатывал пассатижами пулю в горлышке патрона.
– Ты чего задумал, Сеня?
– Щас увидишь, Колян. Опа! Доставай свою «Яву».
Отломанный сигаретный фильтр четко вошел в освобожденную от пули гильзу калибра семь шестьдесят два. Белов запихнул эксклюзивный боеприпас в пустой магазин, передернул затвор. Порыскал, обнаружил греющуюся на солнышке крупную, отливающую синевой муху, почти в упор навел ствол автомата…
– Ба-бах!
На месте пребывания несчастного насекомого образовалось круглое пятно сгоревшего пороха размером с тарелку.
– Ба-бах! Ба-бах!
Сержанты заливались счастливым смехом, как расшалившиеся первоклашки.
– Ба-бах! А-а-а, убили!!!
Белов выронил «калаш». Друган Колька рухнул на живот, завывая и обшаривая руками дымящиеся ягодицы.
– Коля, ты чего, брат? Я же пошутить хотел. Тебе больно, Коленька?
К месту происшествия несся прыжками Буслаев, на бегу дожевывая кусок докторской колбасы.
Вымотанный капитан добрался из госпиталя до казармы в третьем часу ночи. На тумбочке опять маялся Бача.
– Товарищ капитан!…
– Т-с-с, не ори. Перебудишь всех.
– А как там Коля?
– Жить будет. Сожженную кожу ему с половины жопы вырезали, но мышцы вроде целые.
– А сержант Белов где?
– Где-где… В Караганде, сидит на биде. На гауптвахте, военного прокурора ждёт.
Буслаев, стараясь ступать тихо, пошел по темному центральному проходу в канцелярию между рядами двухъярусных коек.
Спящая казарма воняла прокисшими портянками, немытыми телами, мастикой и гуталином… Ворочалась, скрипя пружинами кроватей, бормотала во сне и звала на десятке языков родных мам и далёких любимых, чмокала, пукала, храпела…
Она походила на какое-то многоголовое животное – теплое, несчастное, смертельно уставшее. Нуждающееся в заботе. И вызывающее какую-то неуместную, но так необходимую ему жалость.
В дверь канцелярии поскреблись.
– Разрешите войти, товарищ капитан?
– Ну чего тебе, Бача… Э-э-э, то есть Нестеров.
– Можно вопрос?
– Можно Машку через бумажку, воин. В армии говорят «разрешите». Давай, не тормози, мне бы до подъема хотя бы три часа поспать, с утра прокуроры с замполитами будут мозг выносить.
– Вот вы же в военное училище добровольно пошли, чтобы стать офицером. А зачем? Трудно же.
– Блядь, что за идиотские вопросы, боец!
– Ну всё-таки.
– Чтобы вас, баранов малолетних, жизни научить. А то страна нуждается в героях, а пизда рожает дураков. Вы же от мамочки приходите, ни хрена не умея – ни полы помыть, ни пуговицу пришить. Про то, как в первом же бою пулю хлебалом не поймать, я уж и не говорю.
– А вот в Афганистане… Как там?
– Как в сказке. Всё, конкурс идиотских вопросов закончен, с большим отрывом победил рядовой Нестеров. Свободен, боец.
Юрий хлюпнул носом, поморгал белыми ресницами.
– Виноват, товарищ капитан. Разрешите идти?
– Погоди. Объясни вот мне, на хрена ты рапорт в Афган писал? Ты же срочник. Не попал туда – так радуйся. С виду, вроде, не идиот. Хотя я не доктор – диагнозы ставить.
– Ну… У меня старший брат оттуда вернулся. Без правой кисти. И ожог на поллица, правый глаз не видит. А он такой гитарист был! Сам песни писал. На конкурсе побеждал, на районном… А теперь он пьет только да ругается. Как-то сказал мне «Служить пойдешь, шнурок, просись в Афган. Там духам от меня привет передашь, да ладошку мою поищешь. Может, и найдешь». И заплакал после этого… Я никогда его не видел плачущим. И девчонка от него ушла, конечно.
– Девчонки – они да, такие. Как пароходы – всё время уходят куда-то. Вот послушай меня, Юра. Ну, понятно, офицеры. Меня Родина в Киевском общевойсковом училище четыре года кормила, одевала, учила… Всё давала, всё. А ей от меня всего одного надо – чтобы я, если война, пошел за неё. И сдох, если нужно. Но лучше, чтобы не сдох, конечно, а чтобы победил. Весь смысл офицерской жизни – это быть готовым. По гарнизонам мотаемся, здоровье гробим, с семейной жизнью у многих – швах. Правда, тут уж как карта ляжет… Но главное – это в нужный момент встать между духом или там американцем и вами, гражданскими. И предназначенную вам пулю принять на себя. А ты дурью не майся, дослуживай свой год. Дембельнешься – и домой, в счастливую гражданскую жизнь.
Юра упрямо мотнул головой. Опять шмыгнул носом.
– А всё-таки я в офицеры пойду. Как вы.
– Ну и дебилом будешь. Всё, вали отсюда.
Участнику Первой чеченской войны командиру разведроты мотострелкового полка капитану Юрию Нестерову в 1995 году было присвоено звание Героя России.
Посмертно.
Август 2013
Планшет
– Так что, Марат Тимурович, документы в арбитраж готовы, здесь никаких проблем. Но… Ни фига это не поможет, короче.
– Не мямли, говори толком. И куда ты меня везешь вообще?
Юрист вздохнул, потер переносицу.
– Эта. Вы знаете такого Андрея Петровича Андронникова?
– А что, в городе кто-то не знает Андрона? Идиотские вопросы задаешь. И какое отношение бабло, застрявшее в «Бастионе», имеет к Андрону?
– Ну, по нашим каналам… Словом, структура Андрона выкупила «Бастион», вывела все активы. И подала на банкротство. Там до чёрта народу попало, не одни мы. То есть в список кредиторов мы, конечно, включимся. Но ничего не получим.
Марат шарахнул кулаком по торпеде.
– Ну и какого хрена ты сразу не сказал?! Ты понимаешь, что это значит? Там почти лимон баксов, практически вся наша оборотка! Ты понимаешь, что это нашей фирме – звездец?
– Я понимаю… Правда, что вы с Андроном давно знакомы? Вроде даже служили вместе?
– Вот именно, что «давно». Куда ты меня везешь?
– В его офис. Может, вы, эта. Поговорите с ним? По старой памяти.
– Это исключено. Блядь, натуральное попадалово! Сигареты есть?
Марат не курил уже месяц, и от дыма повело голову, как от сотки вискаря. Тереть, конечно, с Андроном бессмысленно. Но хоть в глаза взглянуть. А если повезёт – морду набить.
Марат хлопнул дверью и пошел под арку. Сзади бежал юрист, что-то продолжая лепетать на ходу.
Вылизанный двор косо перегораживал белый автобус с решетками на окнах, пара потрепанных «фордиков» резко контрастировала с аккуратно припаркованными черными «ауди». На офисном крыльце курили «омоновцы» в полной экипировке и некие личности в дешевых костюмах.
– Стоп, куда разлетелся, родное сердце?
– К Андронникову. И попрошу на «Вы», господин полицейский.
– А ты бы не спешил, типа уважаемый. Экскурсий в камеры пока не водим.
Бойцы заржали, довольные шуткой.
Один в штатском нечитаемо махнул красными корками и попросил документы.
– И по какому вопросу вы к Андрею Петровичу? Пройдемте со мной внутрь.
– Спасибо. Я, видимо, не вовремя.
– А это нам решать, вовремя или условно-досрочно. Пройдемте.
В офисе ревела «болгарка» – курочили сейфы. На драгоценном дубовом паркете, затоптанном и заплеванном, неуютно белели листы бумаги. Следователь завел в кабинет с висящей на одной петле дверью, усадил под плакат «Нет добычи – нет раздачи».
– Говорите, что не имеете никаких дел с Андроном? А чего ж тогда приехали?
– Да так. В «Бастионе» деньги наши зависли, хотел переговорить. Да вижу – опоздал.
– Ну, ваши проблемы – мелочь. Как вы понимаете, тут более серьезные дела… Кхм… Послужили причиной наших действий, так скажем. Мне вот другое интересно: не тот ли вы Тагиров, который с нашим Андрончиком в девяносто втором году учредил ассоциацию «Ветеран»?
– Это было давно. И из ассоциации я вышел.
– Мы в курсе. Но вдруг старые раны заныли, так сказать. Боевое братство, то-сё?
– Я… Я попрошу вас уважительнее произносить такие слова. Несмотря на ситуацию.
– Ну-ну, хорошо. Я, пожалуй, дам вам поговорить с ним. И даже с глазу на глаз. В обмен на ваше доброе к нам отношение.
Андрей со свежим кровоподтёком, в жутко перемазанном дорогом пиджаке сидел за столом с вывороченными ящиками, сверля взглядом стоящего напротив двухметрового омоновца. Вскинулся на входящих.
– Эй, начальник, скажи, чтобы браслеты сняли!
– Это успеется, Андрей Петрович. В следующий раз будете более вежливы по отношению к сотрудникам правоохранительных органов. Я к вам вон товарища привел, поговорить. У вас десять минут. Сержант, за мной.
Хлопнула дверь – возможно, единственная не разбитая в разгромленном офисе.
Андрей осторожно потрогал скованными руками разбитую губу, зло усмехнулся.
– А я-то думаю, откуда кипеш, «маски-шоу» эти дешевые. Что же ты, Маратик? Спустя пятнадцать лет решил манеру ведения дел изменить?
– Головой думай, Андрей Петрович. У меня ни связей, ни ресурсов, такие спектакли устраивать. Я по другому делу шёл, «Бастион» нам должен остался. Лимон зеленью.