Олег принялся за лихорадочные подсчёты. Пятьсот, да там сотни три, да на такси… В дохлых кроссовках и драном пленном пуховике фэйс-контроль не пропустит. Значит, чёнить из шмоток в секондхэнде придётся покупать. Не, не потянуть.
– Да не ссы, дядя Витя всё продумал. На шихтовом участке литейки рабочих набирают на халтуру в ночную смену, лом грузить. Платят сразу по шестьсот рублей за смену и ещё чего-то там за план доплачивают. За неделю бабки наберёшь.
– Вить, спасибо, брат! А ты пойдёшь?
– Я чё, чокнулся – по ночам железки ворочать?
– Там алюминий.
– Да какая разница. Мне здоровье дорого. По ночам спать надо, желательно не в одиночку. Бу-га-га!
В цеху выдали какую-то дырявую, пропитанную маслом робу, будто снятую с убитого в упор фашистской картечью танкиста. Шихтарник встретил закопчёнными промороженными стенами и терриконами разнообразного алюминиевого лома, по которым скакали огненные сполохи из раскрытых ворот литейки. Мотки проволоки, прессованные пакеты из пивных банок и прочую грязную тяжелую лабуду надо было грузить в большой железный короб. Через час рукавицы порвались в клочья, спину ломило, пот рисовал грязные дорожки на лбу и щеках.
Пока автопогрузчик менял полный короб на пустой, к перекуривающим халтурщикам вразвалочку подошёл Боцман. Наглый, крепкий, с красным обожженным лицом – типичный литейщик. Штопаная тельняшка под спецовкой, на тыльной стороне ладони – полустёртый якорь и буквы «СФ».
– Во бля, молодёжь. А чё это вы не проставились? В трудовой коллектив надо с бульканьем вливаться, а то без мазы.
– Так это, охрана же с бутылкой не пропустит…
– Млять, пришлют же придурков. Идёшь в красилку, даёшь тёте Любе полтинник, и она тебе полную тару шила наливает. Учитесь, салаги! Бери фляжку, студент. Только под робу спрячь, а то спалишься.
Олег отправился за горючим, прижимая локтем зелёный помятый сосуд. Мимо грохота прокатных станов, мимо ножниц, распускающих широкое сверкающее полотно фольги на узкие полоски…
Присели на корточках, упершись спинами в короб. Боцман набулькал в пластиковый стакан, протянул Олегу. Разведенный спирт деранул по горлу, горячим комком ухнул в желудок. Литейщик вдруг резво вскочил на ноги, наступил на жалобно хрустнувший пластик. Фляжки в руках уже не было.
– Боцман! Хули вы тут шифруетесь? Колдырите, что ли? А ну, дыхни!
– Ну что ты, Михалыч, как можно! На рабочем месте не употребляем. Курим просто.
– Смотри у меня, засранец. Ты темплеты какого хрена в лабораторию не отнёс? Бегом давай. А вы что, перекуривать сюда приперлись? Мухой метнулись короб грузить! А то болт вам несмазанный будет вместо нарядов.
Довольный наведенным порядком, мастер прошествовал обратно в каптёрку.
Этот короб добили быстро, уже приноровились. Взялись за следующий. Олег оглядывался, искал глазами Боцмана, но тот всё ещё не вернулся. Видно, пошёл в буфет – как раз три часа ночи, время перерыва.
Взрыв долбанул в три ноль пять.
Из доклада прокурору Адмиралтейского района:
«…взрывом полностью разрушена передняя и частично боковые стенки газовой печи номер два, уничтожены световые фонари, частично повреждена крыша. Жидкий металл в количестве около восьми тонн выброшен из печи, что послужило причиной пожара, потушенного силами персонала цеха. При взрыве пострадавших не было в связи с отсутствием в момент взрыва людей в цеху (перерыв на прием пищи). Материалы по делу переданы в территориальные органы ФСБ для расследования возможного террористического акта…».
Из заключения Спецлаборатории Управления ФСБ по г. Санкт-Петербургу:
«…в предоставленных образцах следов взрывчатых веществ не обнаружено, версия о теракте не подтверждена…».
Из акта комиссии Всероссийского Алюминиево-магниевого института:
«… нарушений правил эксплуатации и конструкции печи не установлено. Расчеты и компьютерное моделирование события показывают, что причиной взрыва могла послужить оказавшаяся в рабочей зоне плавильной печи закрытая ёмкость с жидкостью объёмом 0,5–1,0 литра…»
– Михалыч, у меня помощник в смену не вышел. Можно, я этого длинного заберу?
– Давай, Боцман. Он паренёк толковый, первым на пожар прибежал. Так, остальные – во двор, упали на грузовик. Чтобы за час разгрузили!
У Олега защемило внутри от сладостно-тревожного предчувствия. Сейчас его поведут в местный филиал ада, где беснуется пламя, а весёлые черти готовят грешникам джакузи с расплавленным металлом.
– Маладца, зёма, не зассал, ментам не раскололся. А я вот чёта Михалыча очканул. И чё я фляжку с шилом в коробе заныкал? Знал ведь, что его в печь разгрузят. Тормознул, млять. Ну, оно и к лучшему, всё равно старую печь ломать собирались, новую строить будут.
– А ты, Боцман, начальству похвались, что печь взорвал, деньги на демонтаж сэкономил. Пусть премию выпишут.
– Бу-га-га! Премию. Звездюлей выпишут, и ещё хрен в жопу, чтобы голова не качалась. Жди здесь, зёма, я шихтовой журнал заполню.
Олег зачарованно смотрел в чрево печи. По гладкой поверхности оранжевого раскалённого озера пробегала лёгкая рябь, гудели воздуховоды, жар жидкого солнца пёк лицо. Он ощущал себя немножко Богом, который сейчас зачерпнёт огонь – и начнёт лепить из него звёзды и планеты.
– Ну что, Олежка, по пиву? После смены – святое дело.
– Не, Боцман, мне в офис. Через час рабочий день начинается. Я и так Главному два раздела техпроцесса задолжал.
– На хрен тебе эта крысиная жизнь? Давай к нам, в бригаду, я перед ребятами за тебя впишусь.
– Надо диплом получить.
– И то верно. Получишь – и к нам, мастером. А Михалыча на пенсию выпихнем, бу-га-га!
– Упс. Тяжёлая работа нынче у технологов. С самого утра спят.
Олег с трудом оторвал голову от стола, поднял воспалённые глаза. Перед ним, на расстоянии вдоха, стояла смеющаяся Леночка. Аромат духов змеёй ввинтился в мозг.
– Неплохой загар. Каким солярием пользуетесь?
– Это от печки. Я по ночам в литейном цеху работаю.
– А-а… Уважаю. Ладно, досыпайте. Я попозже приду.
Цок-цок к двери. Блин, уходит. Как там Витёк учил?
– Э-э, подожди… Детка… Давай перепихнёмся!
Остановилась, оглянулась. Посмотрела без обиды и презрения. Вроде даже с интересом.
– Дурак. Планктон. Порнушки насмотрелся?
И ушла.
Олежка сладко потянулся, зевнул на грани вывиха челюсти. И крикнул в потолок. Нет, наверное, в небо:
– Н-е-е-т, я не планктон! Я литейщик!
Октябрь 2007 г.
Земля обетованная
Отпуск начинался стрёмно. Приступили к отмечанию в четверг в офисе – чтобы успеть на самолёт утром в субботу.
С дороги Витёк два раза возвращался домой – в первый раз забыл билеты, во второй – Ольку. Чемодан забыл всё равно.
Поехали двумя парами. Лёва – с новенькой, но б/у женой Галкой, в юности чемпионкой Полтавской области по метанию диска, а сейчас – девяностокилограммовой брюнеткой.
– Я бухой был, проснулся, её увидел – нажрался, очнулся в загсе – нажрался. Так уже третий месяц, хуле. Надо в отпуск или в дурку. В отпуск лучше.
Витёк сам не понял, с какого перепугу взял Ольку. Варёная рыба погламурнее будет, да и костей в ней поменьше, даже в карасе. Зато Олька не трындела лишнего. Зарядит любого спиртосодержащего, слюну пустит и мычит. Залипала только часто, Витёк её забывал постоянно. Не обижалась.
Настроение всё равно было нормальное, несмотря на питерскую февральскую слякоть и перманентный бодун. Витёк наотрез отказался брать такси и теперь тащился по Московскому проспекту со скоростью пешехода, чтобы гаишники не повязали, норовя спрятаться от них на тротуаре. Сообразить, что рыцарям полосатых палок в пять утра взяться неоткуда, мешал алкоголь, плещущийся в черепе головы.
Лёва прочёл единственную по причине раннего времени надпись на табло:
– Эйлат. Зашибись, я в Египте никогда не был.
– Лёва, ты чо? Я ж тебе объяснял, мы в Израиль летим.
– В Израиль?? Не, я не поеду, там сионисты чебуреков обижают.
– Ты ж сам еврей наполовину. Кстати, на лучшую половину или на худшую?
– На верхнюю. Я ж необрезанный.
В баре добавили. Лёва два раза бегал блевать, в третий раз не успел и попал на Галку. За что был унесен в туалет на принудительную процедуру умывания.
Уже на входе на контроль Витёк понял, что чего-то не хватает. С чемоданом он уже смирился.
– Млять, где Олька?!
Олька спала в машине. На требования проснуться и бегом метнуться на контроль глупо хихикала и отвечала, что у венеролога контролировалась совсем недавно.
На погранконтроле Галкин паспорт почему-то оказался у Витька, а Олька постоянно падала, и погранец не мог строго, как положено, рассмотреть её снулое хлебало с нарисованным помадой на лбу ртом.
В дьюти фри затарились под завязку. Пробовать купленное начали тут же.
На просьбу стюардессы не курить при взлете Лёва потребовал принести бортовой огнетушитель и проверить его на заряженность. Потом он пытался проверить спасательный жилет на надуваемость, аварийный выход на открываемость и аварийный свисток на свистимость. Угомонился, только когда Галка пообещала проверить его жбан на ударостойкость.
Еврейские менты на прилете не приставали, понимая, что ответов на свои дурацкие вопросы не дождутся. Тем более, Лёва вопил, что на краю он видел эту историческую родину.
Олька успела переодеть тёплые брюки ещё в самолете и теперь при плюс двадцати восьми офигенно смотрелась в тёмных очках, шортах и дублёнке.
Пятизвёздочный отель «Принцесса» был при развозке последним, так как находился в двадцати метрах от египетской границы, прямо у колючей проволоки. Автобус, конечно, увёз половину сумок и пригревшуюся в дубленке Ольку. Пришлось возвращать.
Прилёт отметили бурно. Ночью Лёва вспомнил, что он на море и пошел купаться. Чёртовы евреи перегородили подход к берегу трёхметровым забором. Лёва матюкнулся и полез по сетке вверх. Из темноты закричали: