ми стали эйч-капитан Чистюля (вне конкурса и без всякого жребия), парашют-мастер Босли, штурм-инструктор Бобр и Крэпстон. Они должны были взорвать «будильник» в чреве «Свиноматки». По этому случаю выпили за общим столом и уничтожили ненужных пленных, воткнув в них чешуйчатые кортики (теперь браши медленно умирали на окраине злополучного селения, имея в боку эти неизвлекаемые подарки). Смертники, одетые в форму противника, затолкали в танк оставленного в живых браша-танкиста и задраили люк. Бобр лихо взял с места, на ходу уменьшая клиренс двух внутренних гусениц. Танк со скрежетом и лязгом покатился по своему собственному следу и вскоре скрылся из глаз. Восемь усталых людей долго еще смотрели в ту сторону, а через пять часов Ключник, выйдя в эфир, сообщил на базу, что внутри «Свиноматки» взорван ядерный боеприпас, но, на всякий случай, ее надо добить с воздуха. Это тоже была задумка Чистюли.
Когда Ключник выключил рацию, Бельмо нехорошо оскалился и сказал, что теперь уж браши их запеленговали и сейчас на деревню посыпятся сверхтяжелые снарядики. Это была плохая шутка. Но он ошибся: не взорвались снаряды, и не прилетел «Тянитолкай», брашам было не до них, Чистюля все-таки осуществил свои честолюбивые замыслы. Они собрали амуницию и двинулись на восток, в сторону Скалистой Гряды.
ЛЕГЕНДЫ ЛЕСА
Тяжелая машина ползла вперед по только что прорубленной просеке, сминая и превращая в кашицу папоротники и еще уцелевшие деревца, а впереди, в зеленом сумраке медленно переваливался через поваленные стволы громадный покатый корпус «Мастодонта». За спиной мирно похрапывал Пексман, и это вместе с гудением двигателя навевало дрему, но Браст только иногда встряхивал головой, отгоняя сонливость, и, не отпуская рычаги, смотрел в перископ воспаленными глазами.
За эти несколько суток они прошли по сельве сотни миль, и полковник Варкиройт был доволен: все шло по плану. Для этих непролазных джунглей проделанное ими — своего рода рекорд. Первые поселенцы, появившиеся на Мерактропии, вообще не отходили от берега дальше чем на десять миль. Были, конечно, смельчаки, ослепленные призраком мекра — таинственного растения, увеличивающего продолжительность существования на этом свете, или фанатики науки, которые, захватив с собой максимальный запас огнеметной смеси, хинина и продуктов питания, надвинув на лицо смоченную антикомарином сетку, уходили в зеленое море, но сохранились лишь имена тех, кто вернулся. Их было немного, и, если они не лишались рассудка и не умирали от малярии или укусов дотоле неизвестных насекомых, их рассказы постепенно обрастали многочисленными подробностями и становились неисчерпаемым источником для многотомных научных трактатов с громкими красивыми названиями, как то: «Мерактропы как вид», «Биологические сокровища Мерактропии», «Ядовитые паукообразные третьего континента». И все это с героическими призывами освоить и покорить «необузданный материк», чтобы завоевать тысячи тонн мекра, моря нефти и неисчислимые запасы руды. Подстрекаемое этими мифами, то одно, то другое правительство снаряжало вооруженные по последнему слову техники экспедиции, стоившие значительных средств и воздержания от многих жизненно необходимых государственных расходов. И когда из многосотенного экспедиционного корпуса на берег возвращалась лишь горсточка полуживых людей, еле державшихся на ногах, тащивших на себе товарищей, находящихся одной ногой в могиле, кусочки мекра и утверждавших, что они вынуждены были повернуть, лишь чуть-чуть не дойдя до богатейших залежей платины и серебра, государи и парламентарии подсчитывали убытки и назначали скудные пенсии первопроходцам и их семьям, благо семейных было не слишком много, и лишь монархи-конкуренты злорадно усмехались. Но проходили циклы, и горечь поражений исчезала, и снова, облаченные в защитные комбинезоны рыцари удачи, с новейшими вибрационными ножами в руках и полными антибиотиков ртами, в высоких, до пояса, сапогах из сверхпрочного материала фирмы «Капликхаузе-экл» вклинивались в сельву: все начиналось сначала. Но затуплялись механические секиры из лучшей стали, и не спасали медикаменты, и рвались сверхпрочные сапоги, и, когда в пятидесяти шагах от берега из листвы вываливался саблезубый леопард, на голову падал ядовитый краб-мураус, а через несколько минут от погибшего товарища оставался лишь обглоданный термитами-секачами скелет, тогда не выдерживали ни железные нервы, ни тренированная психика и чавкающее болото, медленно поглощающее пережившего всех остальных «счастливчика», лишь подтверждало, что эти места не для человека и что Мерактропия так и осталась непокоренным материком.
И все же здесь жили люди: мерактропы — самая таинственная загадка и самая страшная сила, противостоящая колонизаторам. Некоторое время никто о них и не подозревал: не вернувшихся на корабль считали погибшими в схватке с безмозглым хищником или заживо съеденным мышами-вампирами. В основном, конечно, так и было. Лишь некоторые, вынырнувшие из зеленого ада, утверждали, что наблюдали диких голых людей, следующих за ними по пятам и бесследно растворяющихся в прорве зелени, когда к ним пытались приблизиться, но конкистадорам либо не верили, считая все это галлюцинацией или побасенками, либо просто не принимали всерьез, потому что главное в их рассказах были рощи мекра и открытые залежи угля, а поэтому столкновение с мерактропами оставалось второстепенным фактом. И только постепенно все поняли, что людям противостоит какая-то титаническая непонятная сила, равная, а может быть, превосходящая человеческую, и что все жертвы нельзя считать простой случайностью. Но лишь гораздо позже пришло осознание, что эта апокалипсическая сила — местное население. Сколько их всего на материке, не знают и поныне. Составляют ли они единую общину, живут ли отдельными племенами, или же, вообще, как отшельники, лишь иногда сходящиеся вместе, — неизвестно. Остается открытым и вопрос, как сами мерактропы сосуществуют с этой опасной природой. Наверняка выяснено лишь то, что туземцы убивают колонистов и уничтожают любые плоды человеческой культуры, будь то одежда жертв или потерпевший аварию вертолет. С людьми джунглей пытались бороться, но обычные методы истребления аборигенов не годились, к тому же после таких попыток противодействие человеку резко возрастало. Терпели провал тактика и стратегия, когда после многосуточной непрекращающейся стрельбы почти в упор по мелькающим в зарослях обнаженным телам солдаты выползали из баррикад пустых ящиков от боеприпасов и расширенными от ужаса, воспаленными от бессонницы глазами не видели на салатном ковре ни одного поверженного врага, а лишь лишившиеся коры вековые деревья. Какой-то умник полтораста циклов назад предложил невероятно дорогой проект минирования материка: при этом двадцать пять миллиардов противопехотных мин должны были разместиться в несколько сплошных поясов, повторяя рельеф берега на расстоянии сорока километров, в результате чего осчастливленное человечество могло бы свободно пользоваться хотя бы береговыми богатствами Мерактропии. Но проект, разумеется, отвергли, и несистематическое освоение продолжалось. Затем мекра-лихорадкаутихла, во всяком случае, патрульные дирижабли не давали оперативного простора отдельным старателям, и на некоторое время зеленое море оставили в покое. Но когда Геабекс Лоук обнаружил вблизи Гибельного озера урановую аномалию, сюда снова устремились тяжелые транспортные самолеты брашей, дрексов, эйрарбакови утлые суденышки мелких королевств и республик, рвущихся к ядерной автономии. Но браши первыми добились значительных результатов, и это послужило побочной причиной Второй Десятицикловой войны. Кончилось все Аберанским миром, и за брашами так и остались урановые рудники Гибельного озера, а основная территория материка официально и поныне является зеленым пятном планеты — нейтральной зоной. Но практически весь континент причислен к колониям Республики, и, следовательно, механизированная группа эйрарбаков двигалась сейчас по вражеской территории.
Браст резко нажал на тормоз: впереди, перед застывшей машиной, мелькнула и отскочила в сторону человеческая фигура. У него даже кольнуло где-то в позвоночнике от неожиданности. «Мастодонт», ползущий впереди, тоже замер. Кто-то забарабанил в левый боковой люк, и Браст потянул за ручку: в отсек просунулась чья-то темная физиономия.
— Браст, Пекс, глушите мотор. — Посыльный перевел дыхание. — Максимальное охлаждение. — Теперь Браст узнал его, Это был Бикс — адъютант Варкиройта.
—А что стряслось? — еще не совсем проснувшись, спросил Пексман.
—Где-то поблизости ошивается аэростат брашей, — объяснил Бикс. — «Лавочка» Вербека перехватила их радиопередачу на базу. Ну, бывайте. — Он отодвинулся.
В перископе заднего вида Браст видел, как адъютант, спотыкаясь, бежал к следующей машине. Зачем было посылать человека, когда все можно сообщить по закрытой связи, Браст не знал. Наверное, чтобы без дела не засиживался. Как вырвалось однажды у полковника Варкиройта в присутствии Браста: «Когда я вижу солдата Империи без лопаты — я зверею». Пексман потянулся и выругался, а Браст включил охлаждение и отсек «питание» всем остальным приборам. «Теперь можно полчасика вздремнуть, — подумал он, — все равно никто не двинется с места, пока не будет стопроцентной уверенности, что их не обнаружат».
—Браст, — произнес Пексман и высморкался, словно специально для этого позвал его, — как ты считаешь, это тот же аэростат или другой? — спросил он, конечно, тоном, который не требовал ответа, так, от нечего делать. — Мне уже начинает казаться, что это шарики на праздничной пальме, а тебе?
—А мне все равно, — признался Браст, устраиваясь поудобнее в откинутом кресле, — один он или несколько, главное, теперь можно поспать.
—Нет, ты не прав, — пояснил Пексман свою мысль, — если их много, то это просто случайность, но если один, — он сделал значительную паузу, — то тогда он нас засек своим инфракрасным детектором и ведет наблюдение.