больше не возвратится. В углу тихонько стонала потерпевшая.
— Что будем делать? — наконец дрожащим голосом произнес Бенс.
— Попробуем выбраться отсюда, и как можно быстрее. Если она вернется... — Лумис не договорил.
Прерывисто дышащая Жаба зашевелилась. С диким стоном она упала в проход между сиденьями, отлежалась несколько секунд и, постанывая, вытянула здоровую левую руку. В полумраке Лумис видел, как ее кисть, медленно, с перерывами, тянется к игломету. Он попытался освободить руки, но наручники по-прежнему сидели крепко. Не в силах ей помешать, он с отчаянием смотрел, как пальцы Жабы сомкнулись на прикладе и так же, короткими рывками, подтянули к телу оружие.
— Она нас прикончит, — ни к кому не обращаясь, прошептал Бенс.
Надо было что-то делать, и зажатый в тиски обстоятельств мозг начал лихорадочно разрабатывать сценарий спасения.
— Глав-сержант, хотите, я притащу вам Куклу живой и связанной? Сделаете с ней то, что она заслужила.
Кое-как Жаба умудрилась сесть в проходе на пол, затем, все той же рукой, приподняла тяжелый игломет и уперла его ствол в пах Бенсу. Тот побелел и затаил дыхание, ожидая выстрела. Удерживая оружие коленями, глав-сержант вынула из сапога нож и с нескольких попыток перерезала нить, стягивающую рот. Окровавленное, с рваными ноздрями лицо Жабы обратилось к Лумису.
— Я смогу, я бывший «черный шлем». Что вам терять? Вы ведь ничем не рискуете, вы уже и так...
Жаба перевела на Лумиса единственный зрячий глаз. Говорила она с трудом, всхлипывая от боли:
— Хотите жить?
Видит бог Эрр, хочу, — можно было, оказывается, и с таким человеком не всегда кривить душой.
— Ты сможешь ее догнать?
Да, она не ожидает погони в ближайшее время. Давайте решайтесь быстрее, пока она не ушла далеко. Потом я тоже стану бессилен — город слишком велик.
Гарантии, — скривилась Жаба, ей было очень трудно говорить.
— У вас заложник, сержант.
Жаба сморщилась, не верила она таким гарантиям — по себе судила.
— Давайте быстрее, мы ее упустим.
— Ты притащишь ее живой?
— Как скажете, сержант.
— Слушай, репортер, я тебя выпущу. Ты вернешь сюда эту сволочь — Куклу, живую, тогда я не прикончу этого парня. -Жаба больно вдавила многочисленные стволы в Бенса. — Вы мне не нужны.
Что мне остается делать, как не согласиться на ваши условия, сержант. Но подранить ее, возможно, и придется, обстановка подскажет: добровольно идти, я думаю, она не захочет.
Жаба тяжело вздохнула и попыталась сплюнуть кровь. Из этого ничего не вышло, красная слюна застряла на подбородке. Жаба откинула голову и перевела дыхание. При этом окровавленный мизинец выпал из глазницы и покатился по комбинезону: зрелище было отвратительное. Затем, все так же постанывая при каждом движении, используя брючный ремень, Жаба изготовила петлю, надела ее на курок и свободный конец прикусила зубами. Теперь жизнь Бенса зависела от положения ее головы. Затем она, кряхтя, добралась до Лумиса и отстегнула его наручники. Вновь перехватив игломет рукой, она сказала:
— Вперед.
Лумис встал, тело ныло от долгой неподвижности.
— Торопись. Если проявишь прыть — догонишь. И не делай глупостей, твой дружок очень надеется на тебя.
Лумис достал из угла отобранный при аресте игломет, распахнул люк и в ярком свете вновь глянул на глав-сержанта.
— Я вернусь, Бенс, — произнес он, отворачиваясь.
— Не запирай вход, — распорядилась Жаба. Как страшен был голос, отдающий команду, ведь одновременно она сглатывала кровь.
Лумис спрыгнул на стекломильметол. Улица была пустынна, то ли жители спрятались по своим норам, то ли уже самоэвакуировались подальше от греха. Он обошел покореженный миной электроброневик. Переднюю часть разворотило полностью. В проеме оторванной дверцы были видны останки разорванного в куски водителя. Возможно, это была совместная работа кого-то из коллег Лумиса и реактивного гранатомета. Лумис дважды присел, разминаясь, и побежал в направлении движения бронетранспортера, разумно предполагая, что рядовой полицейский Кукла не станет возвращаться в район, контролируемый восставшими. Он бежал по солнечной стороне, рассчитывая, что преследуемая пошла по теневой, прячась от палящего зноя. Он надеялся заметить ее раньше, чем в него прицелятся.
ХОЗЯЕВА ЛЕСА
Теперь Браста, как выполнившего свою основную функцию, послали прикрыть боевые порядки. Мостоукладчик был навсегда брошен на другом берегу реки, техники у него более не было, а потому и направили его в подвижный патруль. Оно было и не обидно, ведь и остальные не отдыхали — готовились к продолжению марша. Вместе с Брастом дежурил Сарго или, скорее, Браст с ним. Сарго снова в своей всевидящей амуниции: даль чувствовать, может, и хорошо, но вот вблизи — он уже трижды спотыкается о лианы. Они не разговаривают, хоть и хочется поточить лясы после эмоционального стресса — переправы. Когда сидишь на резиновой лодке-плоту, рядом с тобой, вдавливаясь в спину, тяжелая железная машина, из-за нее в центре плота выемка, и тебя тянет книзу, а тина болотная колышется лишь чуть ниже глаз, того и гляди, неторопливыми волнами захлестнет или, еще хуже, вынырнет перед носом крабо-аллигатори отхватит голову. Имеются и другие варианты: лодочка зачерпнет водицы выше края, глубока Циалима, а до дна спланировать не успеешь, увлекаемый амуницией, — обдерет тебя пиранья-цацадо косточек, навалившись сворой. Видел Браст эту бестию в океанариуме Пепермиды — красивая, ничего не скажешь, пока пасть не открыла — все, кто любовался, попадали, от стекла бронебойного шарахнувшись. А посреди Циалимы, стабилизируясь водометами против течения, зенитный расчет, на лодочке резиновой: о брашах ведь тоже забывать нельзя, но что сможет их четырехствольный пулевик против «Тянитолкая» четвертого поколения, для борьбы с наземным противником под завязку заправленного? Чистое самоуспокоение, так ведь еще и сбить надо до того, как помощь вызовет. Авантюра — она и есть авантюра. Просто удивительно, что получилось: только двум рядовым из «лавочки» Вербека ступни отдавило, когда родная бронелаборатория сместилась в креплении при выгрузке, да Биксу тросом на излете по спине рубануло в этот же момент: штабисты, что с них возьмешь, писаря-электронщики. Радуйся, Бикс, что позвоночник не рассекло, в рубашке ты родился, а остальным что ж, будете теперь в гипсе возле своих индикаторов заседать — какая вам разница?
В принципе, видимость здесь ничего и без амуниции Сарго, наземный ярус леса довольно редкий, все сместилось вверх: из-за этого темнота зеленоватая еще гуще, а над головой, метров сорок по вертикали, кипит какая-то жизнь, идут внутривидовые и межвидовые разборки, кто-то кого-то лопает или симбиозом занимается. Совсем не скучно, а главное — привычно. Квартиранты высоты вниз не спускаются, как глубоководные рыбы мифические не подымаются по своей воле на поверхность, не их это стихия. Даже более того, Браст читал, что жители разных вертикальных ярусов в гости друг к другу не ходят, на чужой территории не охотятся и не пасутся, приучила их так мама-природа эволюционным отбором. «Нам бы с брашами так, — думает Браст, — но разумения у нас больше, а потому мучаемся».
Неожиданно Сарго замирает, поворачивается и приседает, маскируясь. Браст тоже не лыком шит, уже игломет в готовности, а глаза шарят по растительности в нужном направлении, видимость большая — метров пятьдесят. Сарго уже целится во что-то невидимое, это, наверное, еще дальше, за цветущей лианой. Однако он успевает увидеть: бесшумно вырисовывается на приближении красная молния и тут же теряется. Что-то дергает Браста внутри, он торопливо дотягивается до плеча Сарго, останавливая выстрел, они оба молчат, друг на друга не смотрят, но что-то между ними существует — телепатия, симбиоз? Некогда разбираться, да и возможно ли? Но Сарго целит не в молнию исчезнувшую — угол его стволов выше, там, в листве, что-то еще... Браст уже высвободил руку, впился в бинокль с самокоррекцией фокуса: он сразу наводится точно...
Вот он — зеленоватый знакомый ужас. Пристроился к большущему цветку росянки, раздирает его хищные лепестки передними захватными лапами. Громадная росянка что-то поймала, какого-нибудь древесного таракана-матку. Однако гигант паук тоже не прочь подкрепиться, тем более полупереваренной снедью. Этот паучара еще больше, чем тот, расстрелянный Брастом ранее. Господи Эрр, что делать людям на этой страшной земле? Наверное, можно его убить с этого расстояния первым выстрелом, хоть яд игл и изобретен против млекопитающего разумного хищника, но может случиться — иглы пройдут навылет, слишком хрупок этот хитиновый монстр. Но что-то останавливает Браста, подсознательное предчувствие или то, что Сарго целит выше: там еще кто-то, кто-то гораздо хуже этого тараканоеда.
Они сидят не шевелясь, только неподвижность — их маскировка, а иглы, готовые вычертить короткие параллельные линии, — их гарантия безопасности. И вот оно, то, что предчувствовалось — еще две молнии, сливающееся перебирание красных лап: здоровые, даже над травой возвышаются, многоколенные суставы. Но уже и не это интересно, привыкли за секунды наблюдения: там, раздвигая листву, явление — мерактроп собственной персоной. Перспектива какая-то нарушенная — маловат, на фоне пауков совсем жалок. Браст перенацеливает оптику... Ребенок — мальчик, циклов шесть, не более, хотя кто их видел и кто их разберет. Браст убирает оптику, хочет узреть всю панораму: пауков уже очень много, считать еще можно, но не до того — некогда. Мечутся вокруг человека, все время шарят своими длинными руколапами, выставляют в стороны. Он идет среди них, до лампочки ему это. Они бегут сворой.
Бинокль бьет по груди — брошенный. Браст снова держит плечо Сарго: не стреляй, не стреляй, ради бога, не успеем ни хрена, напустит на нас всю свору, раздерут в клочья — и пикнуть не успеем, вон они какие — древесника десятисантиметрового в пасть запихал целиком, и даже усы не торчат. Если положим человечка, стадо это пасущееся обглодает наши белые косточки начисто. Сарго не шевелится, верит, наверное, Брасту, а может, совсем задавлен — черт знает что ему видится в инфракрасном диапазоне: возможно, там, за листвой, сплошная красная стена, а Браст лишь авангард