ГОЛОСА ЛЕСА
Теперь галлюцинации стали совсем частыми. Но, если раньше он их ждал, готов был молиться на приступы этого сумасшествия, то теперь они явно стали приобретать черты бреда. Вот сейчас, сидя поверху брони, он ясно услышал голос Маарми, так ясно, что чуть было не оглянулся.
«Ты слышишь меня, милый?»
— Он молчал, сжав челюсти, зубы испытывали друг друга на прочность.
«Браст, ты не хочешь говорить?»
— Он сам не знал, хочет или не хочет, но попробуйте сдержать мысли.
«Я так и думала, что ты слышишь меня. Как там тебе, очень тяжело?»
— Еще бы не тяжело. Потом она говорила еще что-то, он даже оттаял, вновь начал верить в истинность происходящего, и объяснения этого необычного явления ушли на задний план. И вдруг снова... Он насторожился.
«Браст, останови своего полковника! Он действует по своей собственной инициативе». Где она набралась таких слов? Откуда она знает про полковника? «Останови его любым путем».
«Кто тебе сказал о полковнике?» — спросил он молча.
«Это неважно, ты мне веришь?»
Он не хотел отвечать, но уже само вырвалось — у мыслей нет цензуры.
«Не веришь?»
Снова вырвалось, что он мог поделать.
И пошли ее всхлипы, и только сквозь них: «Отстаньте, отстаньте вы все. Все из-за вас, из-за вашего дурацкого задания».
«Задания?» — подумал он оторопело.
Потом все пропало, растворилось в нереальности, чем все происходящее и являлось, но плакала Маарми натурально.
КАК ПРИНИМАЮТ РЕШЕНИЯ
Мероид лично, выгнав предварительно из кабины солдата-связиста, соединился с командным пунктом группировки войск прикрытия столицы (КПГВПС) — вот как это называлось. Связь проходила по глубоко врытому в землю кабелю и. кроме того, кодировалась периодически изменяющимся шифром. В свое время этот кабель, защищенный от электромагнитного импульса, теплового воздействия и прочих прелестей ядерного века, обошелся в круглую копеечку, но это было уже мелочью в сравнении с КПГВПС. Чудо инженерной мысли — командный пункт представлял собой многоэтажную подземную платформу с кучей автономных систем выживания. Каждая комната внутри платформы походила на матрешку и имела независимую подвеску: нечто вроде шести громадных пружин, упирающихся в потолок, пол и стены. Эта мера теоретически гарантировала, что генералы, сидящие внутри, не расшибут себе лбы при грунтовой ударной волне, а только закачаются у своих планшетов, словно в кресле-качалке. По той же причине КП, в настоящий момент висящий на горизонтально растопыренных опорах, на глубине ста метров, мог, в случае надобности, то есть при объявлении более высокой степени готовности, нырнуть вниз еще на добрые полкилометра по стальному подземному цилиндру, а за ним сами собой захлопывались бы железные трехсоттонные крышки, многократно предохраняя от проникающих боеголовок, термических ударов, чудо-вирусов и паралитических газов.
Штурм-майор Мероид сумел соединиться с дежурным генералом Бракдромсоном, что было не лучшим вариантом из пяти возможных, поскольку деж-генералов имелось всего пятеро и они последовательно, через сутки, сменяли друг друга на посту дежурного КПГВПС. На секунду вопрос о подтверждении приказа министра поставил Бракдромсона в тупик, он даже задал встречный вопрос о серии приказа. Штурм-майор не дошел бы до своей должности, не умей он видеть насквозь уловки вышестоящего начальника, тот явно вынуждал его разгласить приказ, переданный спецкурьером, а это пахло приговором по всему комплексу статей о шпионаже, о чем Мероид и напомнил деж-генералу. Бракдромсон запаниковал, он отсоединился и, в свою очередь, вышел на командующего войсками прикрытия.
Через десять минут, в течение которых Мероид планировал свои действия и возможные их последствия, он получил с КП подтверждение приказания. Теперь все возникшие ранее в голове у штурм-майора версии о сумасшествии стратегического министра или его предательстве рухнули: приказание было настоящим, но все упиралось в то, что Мероид не мог его выполнить. Закон, ради которого он жил, вошел в противоречие с данным приказом. Если бы он был чисто штабной крысой, любой приказ был бы для него истиной в последней инстанции, но он был боевым офицером; шесть циклов назад на линейном крейсере «Исм-14» он отбивал ракетную атаку подводной лодки брашей; он лично сбил обе маневрирующие боеголовки, нацеленные на крейсер. Соверши он тогда ошибку — и все: медаль получил бы не он, а тот, неизвестный ему подводник-браш. А ведь тогда официально было перемирие между империями, но просто браши разработали новую ракету, и ее нужно было испытать в боевых условиях.
А теперь стратегический министр требовал идти на поводу у брашей. Он приказывал: «Не предпринимать действий против одиночного бомбардировщика Южной Республики Брашей, а также позволить ему достичь Пепермиды и покинуть нашу территорию». Что может одиночный бомбардировщик? Много чего, даже если это «Летающий бык». Но «Бык» не доберется сюда: слишком далеко, нужен стратегический, следовательно, это будет «Золотой жук», и он может быть загружен под завязку. Да он пол-Империи перевернет вверх дном. Даже если этот «Жук» будет напичкан простым тротилом — это восемьдесят тонн, а если у него будет газ или «колотушка»? А ведь у одиночного наверняка будет «колотушка»... Что тогда? Вспышка, которая мгновенно погаснет, отброшенная зеркалом засветившегося вокруг воздуха, растущий в трех измерениях чудовищно горячий шар, невидимый именно вследствие гигантской температуры. Он полыхнет светом, уже приобретя километровый размер, выпрыгнув из невидимости, как фантом, почти холодный, только внутри его будут испаряться железобетонные каркасы зданий. И тогда он попрет вверх, к холоду стратосферы... А ему, главному штурм-майору Мероиду, командиру сильнейшей лазерной пушки Империи, приказывают: «Не предпринимать действий». Он не мог это выполнить.
Мероид покинул кабину связи. Вначале он направился в свой углубленный в земляную насыпь кабинет. Часовой у входа был новенький, совсем еще необстрелянный первогодок. Войдя внутрь, Мероид открыл сейф, достал кистевой игломет и две запасные обоймы, затем положил на стол список офицеров части; он знал его наизусть, но так было легче думать. Через некоторое время он сообразил, что, кроме часового-первогодки, его ничто не оберегает от неожиданных визитов. Он закрыл металлическую дверь и снова присел к столу. Итак, каков предварительный план? Можно доложить о самоустранении от должности и, так сказать, сбросить с себя ответственность. Возможно, его даже не казнят, просто переведут на менее значительный участок имперской обороны. По вопросу «не предпринимать действий» его может заменить любой. А что, если, опираясь на пару-тройку надежных офицеров, арестовать или попросту перестрелять «черных орлов» из охраны и некоторое время контролировать небо от горизонта до горизонта? Но неизвестно, когда появится этот самый «одиночный бомбардировщик», а до сего времени к ним подкинут роту головорезов и без внешней охраны, этих же «черных орлов», всю позицию загребут голыми руками. Третий вариант требует выступления в самый последний момент и во избежание предательства действия в одиночку. Если он собьет браша, последствия уже не имеют значения.
БЕСЕДЫ НА КОММУТАТОРЕ
«Гады, какие гады!» — повторяла про себя Маарми, в ярости сжимая кулаки. Ненависть ее вроде бы имела конкретную направленность, но в то же время непосредственно сидящий перед ней господин Штюллинг не вызывал никаких эмоций. Словно назойливая муха, он что-то зудел о гражданском долге, о том, что этокасается всех и каждого, о еще одной попытке, о поджимающих сроках. Она не слушала. Она думала о своем. Она потеряла Браста, наверняка потеряла, и все это из-за скотских секретных штучек. Зачем ей жить без Браста? Кого любить? Кого ждать?
— Поймите, — говорил контральто-майор, — если мы их не остановим, начнется кошмар. Я выдаю вам ужасные тайны, но ведь вы уже в курсе многого. Нам надо действовать любой ценой.
«Вот именно, — продолжала раздумывать девушка, — любой ценой. Чего же вы об этом раньше-то молчали, что любой ценой? Плевать вам на Браста, плевать вам на меня, да на всех вам наплевать, начхать и растереть подошвами. А я, дура, поверила. Они пекутся о подразделении Браста, беспокоятся о людях. Кукиш с маком. Вначале втянули солдат в свою мерзкую возню, теперь все переиначили, бумажные планы свои перетасовали, и нынче им Браст и его подразделение — кость в горле. Ухлопали бы его, если бы могли. Теперь умоляете, чтобы мой милый прикончил начальника своего отряда. А что потом с ним будет? Ни черта я в уставах не понимаю, но думаю, его тут же казнят: военно-полевой суд или расстрельная команда, что там у них бывает? Чего-чего, а деревьев в стране Мерактропии хватает, знаем из географии, будет где подвесить веревку для исполнения приговора».
— Контральто-майор, — произнесла она вслух, — я больше не желаю участвовать в ваших экспериментах, я хочу отправиться домой.
— Господи Великий Эрр, девушка, но не можем мы вас отпустить, не имеем права.
— Я дам все нужные подписки о неразглашении, отпустите меня. Прошу вас! — Глаза у нее были уже на мокром месте, она едва сдерживалась чтобы не заплакать.
— Давайте попробуем еще раз, Маарми! Их надо остановить. Я же вам объяснял, их полковник сошел с ума.
— Господи, но я-то тут при чем?
Вы — наше единственное связующее звено! — Штюллинг почти кричал, по лицу его ходили желваки. — Ну не можем же мы просить брашей: «Понимаете, мы тут готовили на вас внезапное нападение, а вот теперь решили его отложить. Если вам не трудно, перехватите нашу спецгруппу и передайте им сообщение об отмене приказа или, если вас не затруднит, прихлопните их, пожалуйста. Спасибо, заранее благодарим. Будем премного обязаны». Так, что ли?
«Значит, эти типы готовы убить не только полковника, но и всех их, если бы имели возможность», — холодея, сообразила Маарми.