— Вот видишь, полковник, что говорит промышленность? Но все равно — молодцом, инициатива у нас ненаказуема, правда? В ближний лагерь, наверное, съездить можно, что там — туда-сюда, день делов. А вот для инспекций звание у тебя некорректное, надо бы предварительно тебе хотя бы меццо-генерала присвоить, для солидности.
— Да мне как-то и неудобно, Ваше Сиятельство. — Руган и впрямь покрылся краской, как девица. Концерт шел на полную катушку.
— Удобно, удобно, у нас, дорогой, знаешь, сколько лишних вакансий в ближайшее время освободится? Уйма, скажу вам. Просто — уйма. Ладно, полковник Руган, шагай. Мы тут с Китом обсудим кое-что свое.
Когда Руган, обливаясь потом, шагнул из кабинета, он глянул на часы. Было без пятнадцати минут время «Икс». Он быстро прошел по коридору. Никто его не преследовал.
Он миновал два поста, механически отдавая ответную честь часовым. На последнем посту-шлюзе ему вручили пластироловый мешок «защиты». Оставалось десять минут, шестьсот секунд — надевать не было смысла. Радиация за стенами бункера была, конечно, повышенная, поскольку ветер в первые сутки после уничтожения Пепермиды несся в их сторону, но фон уже упал, он падал за каждые семь часов в десять раз, поэтому сегодня для приобретения смертельной дозы требовалось прожить в открытой атмосфере около пятнадцати суток, да и то, наверное, больше, ведь фон продолжал падать. Подхватив «защиту» через руку, как плащ, он махнул легионеру за стеклом. Наверное, тот хотел возмутиться, и, конечно, имелись строгие инструкции коменданта, но Руган за свою короткую, стремительную карьеру приобрел зловещую известность, он даже превзошел покойника Гуррару, никто еще до него не сворачивал генералам головы при скоплении сотни свидетелей. Тяжелая, многотонная плита медленно поползла по рельсу. «А ведь она останется целой, — подумал вдруг Руган. — Стена сверхплотного воздуха хлестнет ее изнутри и откатится назад, крушить, что осталось, давить, кого не успела».
Ударило по ушам перепадом давления. Внутри убежища воздух был плотнее. Руган не стал дожидаться, когда гигантская дверь полностью оголит вход, он проскочил в щель и взлетел по лестнице. До момента «Икс» оставалось восемь с мелочью. Он осмотрел площадку: транспорт имелся. Он выбрал тот, что помощней и покрепче, — тяжелый гусенично-колесный бронетранспортер тяжелой пехоты «Лопушок».
— Вперед! — сказал он водителю, влезая в передний отсек для экипажа.
— Так ведь бас-капитан не велел... — начал было отнекиваться контральто-сержант.
— Руган посмотрел на него холодно и спокойно:
Почему без «защиты», солдат?
— Так ведь...
— Вы что, радиационно-устойчивы? — Руган зловеще моргнул. — Трогай!
— Можно, господин полковник, доложить бас-капитану?
Еще слово, и отправишься в столицу, делать дезактивацию, ты будущий импотент.
Машина взревела.
— Кто в пехотном отсеке? — поинтересовался Руган.
— Никого, жду смену с постов, — пояснил напуганный донельзя водитель. — Не изволите пояснить, господин полковник, куда ехать-то?
— Прямо.
Когда их остановили на проходной, оставалось шесть минут.
«Снести ворота, что ли?» — прикинул Руган.
— Спрашивают выездной лист, господин...
— Скажи, в кабине полковник Руган! Даю им две секунды. Услышав имя, водитель побледнел окончательно. А решетчатые ворота уже медленно, подрагивая, отваливали влево.
— Гони, чтоб тебя! — Руган ругнулся впервые за много времени.
А за забором им навстречу выкатился полуоткрытый шестиосный «Путакмат». Руган глянул сквозь боковое затемненное пуленепробиваемое стекло: гвардейцы кого-то арестовали. Шла шестая минута.
— Стоп! — Руган тяжело грохнул кулаком по переднему пульту. — Машину не глушить! — скомандовал он, выпрыгивая вон.
«Путакмат» как раз проходил рядом — какой низкий он был сверху. Руган со всего маху саданул кулаком по его корпусу.
— Стоять! Полковник Руган говорит. Что везем? Впереди, оказывается, сидела большая шишка, полковник Сиц, бывший заместитель вице-генерала Грави, а теперь заместитель Ругана. А везли они арестованного неизвестного в военной форме, а звали того неизвестного Забат.
— Смотрите, полковник, — доложил Сиц подобострастно. Он снял противогаз из солидарности с начальником. — У этого шпиона есть бумаги с подделанной под вашу росписью и даже печати, смотрите, как сходны.
А песочек времени несся сквозь сито.
— Быстро его в мой транспорт, сейчас я его мигом выпотрошу лично, — проговорил полковник Руган, изучая хронопластины. — Ишь, змей, повстанец хренов. Вы со мной, полковник Сиц, или по своим делам?
— С вами, господин Руган.
— В пехотный отсек, бегом!
Три минуты.
Гони, братец! — произнес Руган, влетая на подножку. Теперь он неотрывно смотрел на часы.
— Быстрее можешь, давай на полную мощь! К черту дорогу! Прямо, милый! Прямо!
Их бросало, как мячики, что-то запрашивал Сиц по внутренней связи. Тридцать секунд.
— Стоп! Стоп, я сказал. Пристегни ремень! Слышал! Двадцать секунд.
— Дай игломет!
— Что?
— Игломет сюда, вон он в нише за тобой!
Еще с полковником Сицем разбираться предстоит и с обоими его охранниками. Десять секунд.
— Закрой глаза, солдат!
— Не понял?
— Глаза закрой, вот как я, и держись за креслице свое, только крепко держись, не обманывай. Господи Великий Эрр, хотелось бы в тебя верить!
Три, два, один...
СВОРА
Целей в небе имелось без счета. Браши явно совершали спланированное, давно обдуманное воздушное нападение. Летательные аппараты были самых различных типов, они сильно отличались по тактико-техническим характеристикам: по грузоподъемности, по дальности полета, по возможностям создавать помехи. В налете участвовали как пилотируемые, так и беспилотные машины, и всего — не по чуть-чуть, а очень помногу. Противовоздушная оборона Эйрарбии сразу же загрузилась работой на полную катушку. Ошибки не допускались: прорыв одного агрессора означал атомные взрывы, а это, кроме уничтожения чего-то важного, пусть даже и не относящегося к ПВО, вело к сбоям аппаратуры, к дополнительным мешающим факторам и, следовательно, к увеличению вероятности следующих прорывов — эдакий взаимосвязанный ребус. И еще, конечно, за каждой ошибкой или просчетом ракетчиков, артиллеристов или лазерщиков стояла смерть с большим-большим мешком для миллионов. Долго, очень долго поспевал для нее этот урожай.
Странно было, что сверхторпеды брашей достигли мест своего применения ранее самолетов, даже гиперзвуковых, но вполне возможно, что в этом была своя логика: древние гиперзвуковики, ясное дело, домчались бы до границ Империи в два счета, но тогда бы и вся мощь обороны направилась против них одних. По некоторым сценариям, применение сверхскоростных самолетов было бы возможно и в таком ракурсе, но лишь сразу после подрыва боеголовок «Великих приветов-7» — баллистических ракет-гигантов с острова Мадогос. Эти похороненные компанией Варкиройта реактивные стрелы ныне исчезли как класс вооружений, по крайней мере, на это очень надеялись эйрарбакские военные. Теперь же сверхвысотные машины обрушились на Империю концентрированной мощью с гораздо более медлительными носителями, неторопливо добравшимися с Брашпутиды. Кроме того, в налете участвовали самолеты-роботы, стартовавшие с подводных лодок. Как раз эти не внушали великих опасений, действовали они по прямой, и почти сразу можно было экстраполировать, куда направляются их острые черные носы. И хотя они совершали маневр-уклонение при срабатывании датчиков радарного облучения, этот маневр был строго задан, однообразен и предсказуем. К тому же мчались они не слишком высоко и не очень быстро — даже зенитная артиллерия ставила против этих цилиндрических крылатых гадов эффективную завесу. О, как красиво все это выглядело со стороны (если, конечно, заложить уши ватой, дабы не портить зрелищной эстетики помехами из других органов чувств): сверкающие белые вспышки-облачка разрывов не угодивших в цели снарядов-неудачников — чрезвычайно нужная плата теории вероятностей, и, наконец, — розово-коричневые кляксы, чернильные туманности выплеснутого, недоработанного топлива и совсем малюсенькие крапинки-обломки, едва видимые невооруженным, но острым глазом — вот она, истинная прелесть, апофеоз ракетчиков и пушкарей, куда более сильное эмоциональное действо, чем всяческие доставшиеся человеку от животных поводы наслаждения — эдакая мозговая эрекция.
Очень высотные цели не пристыкованным к биноклю глазом не наблюдались. Еще лучше был бы телескоп, да и то требовался бы специальный, с возможностью автосопровождения, ведь объекты для наблюдения неслись как угорелые. И такие хитрые устройства у пэвэошников имелись. То, что было в фокусе объектива, они прекрасно видели на экранах. Это был хитрый метод сопровождения — он не выдавал себя, не ощущала его цель, будь она хоть пилотируемая, хоть нет, и никакая парапсихология здесь в расчет не бралась. И сбивала эти самые цели чистая математика, голая инженерия, механическая имитация жизни, умелое выполнение людьми функций автоматов. Чувства присутствовали, но они были задавлены — восхищались либо трепетали от страха где-то глубоко-глубоко внутри: если они прорывались наружу во время процесса, вся строгость задумки шла насмарку, сбивалась тонкая линия алгоритма, и сразу вероятность поражения цели уменьшалась на порядок, а значит, она прорывалась. Только одно чувство должно было иметь тут место — мужество задавливания инстинктов страха и лжи, так присущих живому, которое врет себе на каждом шагу. В этом сложном комплексе мероприятий сочеталось, спрессовывалось в жемчужину удачи знание техники, волшебство слитности с железом и цифрами, циклы и циклы пота истязающих тренажей, тут гарантия уверенности в прошлом, в том, что все нужные гайки вкручены до упора, а юстировка — поградусная согласованность локаторов, пусковых установок, пушек или когерентных излучателей проверена еще и еще раз, тут нельзя было врать о том, что некое устройство исправно, поскольку было в норме вчера — закон подлости мо