Итак, полный провал. Беда случилась из-за того, что «Общество семей» стало слишком большим. Разве легко держать в голове имепа более тысячи человек? А ведь может случиться так, что окажется необходимым быстро отдать им распоряжения. Поэтому вопреки первоначально принятому решению пришлось составлять списки с адресами. Да и работа целого порохового завода в самом центре Парижа не могла остаться незамеченной. Провал был предрешен, и речь могла идти лишь о том, чтобы предпрппять восстание как можно раньше, не дожидаясь его. На это и рассчитывал Бла_нки. Но все пошло прахом. Потерпело неудачу первое крупное самостоятельное революционное предприятие Бланки. До этого он попадал в тюрьму за открытые революционные выступления. Теперь же провал произошел еще в процессе подготовки к выступлению. Правда, готовилось нечто значительно более серьезное, чем все, что делал Бланки раньше. Тогда он не был и руководителем. Ныне речь шла о деле, которое он сам задумал, направил, организовал, над которым долго и упорно трудился. В жизни революционера это еще небывалое испытание. Выдержит ли он его? Для многих, вступивших на путь революционной борьбы, это могло бы оказаться непоправимым ударом, после которого люди падают духом, отказываются от борьбы, теряют веру в себя и в свое дело. Но именно здесь и происходит знаменательный акт рождения легендарной несгибаемости Бланки, его удивительной способности черпать в поражениях, провалах, неудачах новые силы и новую волю для продолжения борьбы.
В августе 1836 года Бланки и его товарищи предстали перед судом. Естественно, сначала они пытаются оправдаться, утверждая, что порох на улице Лурсин изготовлялся для продажи. Но, увы, они не могут назвать ни одного покупателя... Среди защитников — друг юности Бланки Плок. Он стал адвокатом и теперь пытается защитить обвиняемых. Однако факты слишком очевидны, опровергнуть их невозможно. Что касается Бланки, то прокурор хочет, кроме того, используя показания Пенена, связать его с заговором Фиески. Ведь казненный дал противоречивые показания. Сначала он сказал, что встречался с Бланки и рассказал ему все о покушении на Луи-Филиппа. Но затем он стал говорить, что лично Бланки не видел. Прокурор задается вопросом, мог ли член «Общества семей» Пепеп не предупредить руководителя общества о деле, которое резко изменило бы всю политическую ситуацию в стране? Но Бланки продолжает отрицать знакомство с Пепеном. Кроме того, у него имеется алиби в отношении обвинения в причастности к покушению на Луп-Филиппа: «Самое неотразимое свидетельство состоит в том, что няня с моим сыном находилась на бульваре Тампль. Как же я мог послать моего сына на верную смерть?»
Однако он умалчивает, что няне было строго приказано находиться с ребенком в кафе и ни в коем случае ке выходить из него. Как в этом, так и других случаях Бланки, подобно многим революционерам, всегда будет отрицать очевидные факты и всеми силами вводить судей в заблуждение. Не противоречит ли это нравственным, моральным нормам революционера? К тому же предельная честность, искренность, правдивость Бланки гсег-да были вне подозрений. Как же можно совместить это с тактикой постоянного обмана судей, полиции, властей? В действительности здесь мнимое противоречие. Если тиранический режим вынуждает вести против него тайную, нелегальную борьбу, если он применяет против революционеров любые, самые грязные и подлые средства, то они, со своей стороны, не только могут, но и обязаны обманывать врага, вводить его в заблуждение. Это есть та самая ложь во спасение, которая нравственно полностью оправдана. Она даже необходима, ибо речь идет, в конце концов, о спасении не только лично самого революционера, но о спасении революционного дела, за которое он борется. Такова жестокая, неумолимая логика революционной борьбы во все времена и во всех обстоятельствах.
Почти все историки, писавшие о Бланки, сходятся на том, что он действительно ничего не знал о покушении Фиески и не имел к нему отношения, что противоположная версия сфабрикована полицией. Однако его новейший биограф академик Алэн Деко думает иначе: «Бланки не только знал, что готовится покушение на Луи-Филиппа... но верил, что оно может быть успешным». При этом он опирается на документ, захваченный полицией в квартире Барбеса в момент ареста Бланки. Это текст призыва к восстанию, написанный Барбесом под диктовку Бланки. В нем содержится такая фраза: «Граждане, тиран больше не существует; народная ненависть поразила его, уничтожим теперь тиранию...»
Ясно, что обращаться с таким воззванием можно было лишь в определенной ситуации, то есть в случае убийства Луи-Филиппа, которое явилось бы поводом для восстания с целью установления республики. Впрочем, на суде Бланки не столько оправдывается, сколько обвиняет, как это он уже делал раньше. В ходе рассмотрения дела во второй инстанции он выступает с трехчасовой речью, в которой излагает и отстаивает свои взгляды, снова беспощадно разоблачает режим июльской монархии. Председатель суда несколько раз прерывает его. Другие подсудимые бурно протестуют. Во всяком случае, Бланки не побоялся выступить от имени «Общества семей» в роли обвинителя монархии Луи-Фплпппа и пропагандиста революционных идей. Он знал, что такое поведение никак не может способствовать смягчению его приговора. Действительно, Бланки приговорили к самому суровому наказанию по сравнению с тем, что получили большинство подсудимых. Если Барбеса, например, осудили на год тюрьмы и штраф в тысячу франков, то Бланки приговорили к двум годам заключения и к уплате штрафа.
Его прежние пребывания в тюрьме были далеко но столь продолжительны. К тому же раньше он был один. Но сразу после выхода из последнего заключения он женился. Три года он не разлучался с семьей. По мнению всех биографов Бланки, его женитьба создала «чудесный союз» с Амелией. «В семейной жизни, — пишет А. Деко, — они были счастливы. Она знала о всех его предприятиях. Поскольку он ввязывался в них, она не могла и вообразить, что можно было не одобрять их. Это было только так, п это было прекрасно».
В свою очередь, С. Бернстайн рассказывает: «Они принадлежали друг другу без остатка. Она отвлекала его от меланхолии и становилась убежищем, где его душа находила успокоение; она заполняла его горизонт. По ту сторону была лишь пустота. Возможно, она не могла понять, куда ведут его идеи, но, как бы далеко он не шел, она следовала за ним».
Двухлетнее тюремное заключение Бланки предстояло отбыть в тюрьме Фонтевро около Сомюра, довольно далеко от Парижа. Было решено, что Амелия с двухлетним сыном оставит Париж и свою благоустроенную жизнь и поселится вблизи тюрьмы, где будет заключен ее муж. Правда, вот уже несколько месяцев состояние Амелии, которая еще недавно была воплощением цветущего здоровья, внушает тревогу. Она больна н должна лечиться. Постоянные заботы п волнения, связанные с заговорщической деятельностью мужа, резко сказались на ней. Теперь, в начале зимы, ей предстоит нелегкий переезд, устройство на новом месте с неизбежными трудностями и новые заботы о заключенном узнике. Но Бланки считает приезд Амелии совершенно естественным делом, а она уже давно привыкла жнть только заботами мужа. За это Бланки нежно и горячо любит ее. Мысли о ней не оставляют его. Пока Бланки везут в Фонтевро, на протяжении недели он отправляет ей восемь писем. Он подробно описывает все, что происходит с ним, и дает советы в связи с ее переездом. «Я чувствую себя хорошо, — пишет он, — я провел спокойную ночь в одной комнате с жандармом, посаженным под арест на восемь суток. Всю дорогу пдет дождь п холодно. Надо в дороге принять все предосторожности тебе и Ромео (сын Бланки. — Авт.). Может быть, лучше ехать пароходом, об этом я разузнаю в Сомюре».
Вообще брак Бланки оказался на редкость счастливым. Он приобрел семейный очаг, очаровательную любящую юную супругу. К тому же семья избавляет этого
бедняка, не имеющего ни гроша, от всех забот о повседневном существовании. У него нет необходимости зарабатывать себе на кусок хлеба, и он может всецело отдаться своим революционным делам. Амелия предельно самоотверженна. Ради Огюста она пошла на тяжелый скандал с отцом и матерью. Она полностью порвала связи с людьми из ее прежнего буржуазного круга и безоговорочно соглашалась со всем, что делал ее муж, хотя л не очень разбиралась в его делах, что для него не имело значения. Единомышленниками и соратниками в борьбе они не стали, но она создавала для него прекрасный и удобный оазис отдыха, покоя и благополучия. Теперь со всем этим пришлось расстаться, и утешением ему служила мысль, что его любимая жена и сын будут все же совсем рядом, за стеной тюрьмы.
19 ноября 1836 года Бланки привезли в Фонтевро. Здесь в конце XI века был основан монастырь, стены и храмы которого частично сохранились. Многое напоминает о далеком историческом прошлом. В бывшем монастыре сохранились могилы легендарных людей средневековья: Генриха II Плантагенета, Ричарда Львиное Сердце, супруги Иоанна Безземельного — Елизаветы. Но неумолимый прогресс человеческой истории вторгся и сюда. Место, где некогда молились за спасение душ христиан, стало тюрьмой. В стенах монастыря соорудили новые тюремные здания, превратив живописный исторический памятник в полицейский застенок.
Здесь, кроме уголовников, были и другие политические заключенные. Но общение с ними не доставило Бланки радости — это были легитимисты, которых посадили за попытки восстановить власть Бурбонов. Естественно, они встретили уже знаменитого мятежника крайне враждебно. В письме к Амелии он пишет, что его жизнь находится в опасности. Начальство тюрьмы поместило Бланки совершенно отдельно от других заключенных, и это успокоило его, но обрекло на полное одиночество. Правда, Адольф Бланки, несмотря на все их разногласия, не оставляет своего брата; он посылает ему целую библиотеку книг, и заключенный может использовать свой вынужденный досуг для чтения. А затем приезжает Амелия. Она сумела ценой отчаянных усилий добиться от министра внутренних дел разрешения ежедневно посещать мужа в его камере. Но скоро ее визиты прекратились: Амелия опасно заболела. Охваченный страхом за ее жизнь, Бланки умоляет начальство позволить ему отлучаться из тюрьмы и навещать живущую прямо в доме за стеной Амелию. II ему дают право несколько часов в день находиться у постели больной. Заключение в Фонтевро продолжалось пять с половиной месяцев. А потом на долю Бланки выпало неожиданное счастье. Герцог Орлеанский, младший сын Луи-Филиппа, в мае 1837 года женился на немецкой принцессе Елене Мекленбургской. По поводу этой свад