Мальков засмеялся. Слушал и смеялся, и потом проговорил:
— А ты не подумал, что нельзя мне номер части писать, а?
Да, Саблин об этом подумал, некоторые части, спецподразделения без опознавательных знаков и ходили. Но это Акима не убедило:
— Панова мне платит, значит, она и главная.
— Ну, раз так, то ладно, — сказал сержант, — ты только не забывай потом эти слова. И ещё запомни: Панову мы в обиду не дадим.
Саблин даже отвечать ему не стал. Зачем отвечать на глупости. Он точно обижать красавицу Панову не собирался. Тем более что она обещала ему очень много за эту поездку.
А два солдата пронесли мимо них большой оружейный ящик. Ящик нестандартный, без опознавательных знаков. Впрочем, как и всё в этом непонятном подразделении. И броня была у них нестандартной, и оружие, и ящики. Даже пыльники не такие, как у всех.
— Миномёт? — Спросил Аким у сержанта.
Они так и стояли рядом после окончания разговора.
— Миномёт, — коротко ответил тот.
Саблин подумал, что миномёт — это всегда хорошо и тут же удивился:
— А это что? — Он увидел, как два солдата волокут здоровенный цилиндр из светлого металла. Укладывает его в одну из лодок.
— Контейнер для твоих жаб. — Отвечает солдат.
На верхней панели контейнера были просверлены дыры.
Аким, всё ещё недоумевая, глядел на цилиндр и спрашивал:
— А на кой он нам, мы ж вроде должен жаб уничтожить. — Говорил Саблин, припоминая разговор в больнице. — Она говорила, что ещё две жабы где-то болоту рыщут, говорила, что нельзя им давать к болотам привыкнуть.
— Ну, вот и не дадим, а вообще Пановой нужна живая жаба, — сказал сержант, — значит, будем ловить живую.
— Живую? — Чуть растеряно спросил Саблин. — Она мне в прошлый раз ничего про живую не говорила.
— Ну, сейчас у неё спроси, — сержант с удовольствием наблюдал за растерянностью Акима. — Вон она идёт.
Саблин глянул в ту сторону, в которую кивал Мальков и увидал её.
Она неспеша шла с рюкзачком за плечами к пирсам, курила на ходу. Высокая, стройная, изящная. Казаки, что только начали возвращаться с рыбалки, и другой народ с удивлением смотрели на эту городскую дамочку. Уж больно её вид не ввязался с пирсами, лодками, ящиками с рыбой, с грузовиками и солдатами в броне, и вообще с болотом и со всей болотной суетой. Вся она была какая-то нездешняя. Плащик серенький с пояском, сапожки с каблуками, да ещё и почти красные. Без капюшона идёт, без маски. А под плащом даже КХЗ нет. Словно по городу идет, гуляет.
— Слышь, Аким! — Окликнул его старый казак Спиридонов, он только что пришёл из болота, взял ящик с рыбой из лодки, так и замер с ним в руках, с удивлением глядя на приближающуюся Панову. — Ты дамочке вон той скажи, что так ходить тут нельзя, пыль летит с болота такая, что продохнуть нельзя, вода красная, а она без маски, а вы стоите, смотрите. Заболеет же, дурёха.
Сержант, кажется, только усмехнулся под своим респиратором, и с места не двинулся, а Саблин быстро пошёл на встречу с Пановой, на ходу доставая из бокового кармана ранца запасную маску с очками. Он не был уверен, что очки ей подойдут по размеру, но уж лучше пусть будут велики, чем совсем без них. От пыльцы глаза лучше всё-таки защитить. Через глаза не заболеешь, но и глаза, не дай Бог, грибком припорошит, потом закапывать придётся.
А когда он подошёл и протянул их ей, она остановилась, улыбнулась и сказала:
— Здравствуйте, Аким, спасибо, но в этом нет необходимости.
Странно, она вообще понимает, что говорит? Саблин стоит, маску не прячет, протягивает ей.
А её пальцы даже в перчатках тонкие и длинные. Сигаретку держат как бы играючи. А на сигаретке, на белом фильтре следы неяркой помады. А перчатки, тем не менее, из отличного, тонкого и блестящего ультракарбона. Только цвет перчаток розовый. Розовый! Тут на болотах, даже незамужние девицы не носят такой цвет. Уж больно он легкомысленный. А она носит, и голова не покрыта, на затылке пучок светлых волос завязан какой-то яркой тряпкой, ну, не тряпкой, может, лентой какой, Саблин не знал, как это называется. Казачки даже незамужние, такого не носят. Нет, вся она нездешняя, это издали видно.
Панова смотрит на него всё ещё с улыбкой, видно, вид у него дурацкий, растерянный, вот она и лыбиться. Женщина делает глубокую затяжку и повторяет:
— Спасибо, Аким, но мне это не нужно.
А он всё протягивает ей маску и очки:
— С болота пыльца летит, самый цвет у грибка после дождей, очень опасно, заболеть можно.
— Я не заболею, — говорит эта красавица, — у меня к пыльце иммунитет.
— Иммунитет? — Не верит Аким.
Он слышал, что бывает иммунитет от пыльцы, даже дед Сергей ему говорил про это, хвалился, что не берёт его грибок, но сам-то дед таскал респиратор иногда. А тут женщина, да ещё городская.
— Да, иммунитет. — Она всё улыбается.
Потом снимает с плеча рюкзак и протягивает его Саблину, мол, понеси, дорогой друг, а со своими масками ко мне не лезь. Рюкзак небольшой, и держит женщина его на двух пальцах. Саблин машинально берёт его за лямку и… Чуть не роняет. Он килограмм пятнадцать весит, хорошо, что мотор с приводом в «локте» — автомат, «локоть» сам сработал от нагрузки, а не то уронил бы, вот некрасиво бы получилось.
Он прячет маску с очками в ранец и не знает, что делать дальше. А Панова идёт вперед, курит, осматривается с интересом и спрашивает:
— Всё готово?
— Да, кажется, — неуверенно говорит Саблин.
Слова Богу, к ней походит сержант Мальков, отдаёт честь, как старшему по званию, рапортует:
— Госпожа Панова, разрешите доложить, всё готово, заканчиваем с погрузкой, через пятнадцать минут сможем выйти на задание.
Казаки и китайцы, что снуют тут на пирсах, с удивлением наблюдают за этой сценой. Два знакомых Саблину казака, покуривая через маску, как умеют курить только болотные казаки, переговариваются, видя всё это:
— Никак генеральская жена, — говорит один.
— Не иначе, не иначе… — Соглашается другой и кричит. — Аким, а ты никак с генеральшей по болоту ездить подрядился?
И не поймёшь, не то серьёзно спрашивают, не то ехидничают, Саблин машет на них рукой, мол, не до вас, идёт следом за Пановой.
— Видать, при генеральше теперь наш Аким, — констатирует второй казак. — Как думаешь, кем: вестовым или ординарцем?
— Да тут разве угадаешь. Не думаю, что ординарцем.
— Не иначе, — отвечает ему первый, — ты глянь, какой проворный, а вроде молчун да тихоня, а вон он как устроился.
Теперь сомневаться нет смысла, казаки издеваются, Саблин бросает на них недобрый взгляд и спешит за Пановой, которая уже идёт к лодкам по мостушкам пирсов.
Солдаты быстро доносят ящики и канистры в лодки, она докуривает сигарету, «стреляет» окурком в желтоватую воду болота. Это тоже местные не пропускают, не принято у них тут у пристани грязь разводить и окурки кидать в воду.
А Саблин смотрит в одну из лодок и видит там удобное кресло из полевого набора высшего офицера. Это для неё, не на банке же ей сидеть и на дне лодки.
Один из солдат, стоя в лодке, протягивает ей руку, она, опираясь на неё, ступает в лодку, садиться в кресло и кричит так, что на всех пирсах слышно:
— Урядник, идите ко мне в лодку.
А казаки стоят от него в пяти шагах, всё это видят и слышат. Удивляются, ухмыляются.
— Ну, Аким, ну, Аким, — восхищается один.
— Слышь, Саблин, а ты жене-то что сказал? — Интересуется другой. — Жена-то знает, куда ты собрался?
— Ну хватит вам уже… — Говорит он, понимая, что теперь казаки в чайной точно всё это обсудят сегодня.
Как неудобно получается, как будто специально она это делает. Он краснеет от всего этого, хорошо, что в маске и очках. Походит к лодке и, передавая солдату её рюкзак, говорит ей:
— Я лучше в первой лодке поеду. Дорогу покажу.
Он лезет в лодку, что стоит первая, там канистры с водой, боеприпасы, еда и один солдат.
Саблин даже повернуться к казакам, что стоят на пирсах, зная, что ему тут же будут задавать ехидные вопросы.
Он ждет, когда всё догрузят и можно будет отсюда, наконец, убраться.
А солдаты всё тащат и тащат что-то из грузовика.
Наконец, сержант машет рукой, последний солдат, спрыгивает из грузовика и закрывает борт. Кажется, всё, сержант, не торопясь, подходит к лодке, в которой сидит Саблин, он суёт ему планшет с картой. Тычет пальцем в точку:
— Сюда едем?
— Сюда, — отвечает Аким, даже толком не взглянув на карту, направление, вроде, верное и ладно, ему, да хоть куда, лишь бы быстрее отплыть от берега, на котором всё больше зевак стоят на бережке, курят, интересуются и обсуждают происходящее.
Сержант идёт во вторую лодку к Пановой, на ходу выбирая общую волну, начинает считать частоты:
— Тридцать семь, тридцать восемь… Сорок, сорок… Наша частота — сто шестьдесят, запасная частота — тысяча двадцать два, — слышит Саблин его голос в наушниках, — говорит первый, все в сети? Доклады по готовности. Приём.
Обычна рутина. У казаков такая же процедура перед операцией. Солдаты один за другим докладывают, что установили нужные частоты для связи. Рапортуют один за другим шесть человек. Шесть человек, Панова, сержант и он, всего идёт ловить жабу девять человек. Ну, если считать Панову.
— Казачок, — вдруг слышит он в наушниках голос сержанта, — а ты чего молчишь, ты меня хоть слышишь?
Вызывающий голос, вызывающее обращение. Казачок! Саблин и так был на взводе, а тут ещё такое обращение, и он отвечает:
— Да, слышу я тебя, слышу, солдатик, частоты выставил. На связи, приём.
Кто-то из солдат прыснул, давиться от смеха, видно, «солдатик» было самое то, что нужно.
Сержант молчит, видно, переваривает ответ Саблина, а по пирсам, топая армейскими противоминными ботинками, бежит к первой лодке солдат. Саблин узнаёт его, он разговаривал с ним в кузове машины, когда они вытащили их с Сашкой на Енисее. Солдат, закидывает огромный медицинский чемодан, даже ящик, и сам прыгает в лодку к Акиму.