– Семена?
– Да, семена.
Комната Шафина располагалась не на том этаже, где наши с Нел спальни, – возможно, по старинным правилам нравственности, хотя вот уж более безнравственного места, чем Лонгкросс, я не видывала.
Его комната, как и все прочие, имела собственное имя – «Рэби». Я постучала и вошла. Нел уже была там. Мы обе присели на кровать к Шафину, словно повторяя вчерашнюю ночь, когда я вот так устраивалась в ногах у Нел.
С той лишь разницей, что Шафин не надел ночную рубашку. Он сидел, опираясь на подушки, до пояса укутавшись простыней, выше – гладкая смуглая грудь и широкие плечи. Темные волосы растрепались, спутались в постели, падали ему на лицо. Я подумала – очень некстати, – до чего же он красив. «Да уж, Грир, из тебя феминистка…» Предплечье его было обмотано белым бинтом, рядом на прикроватной тумбочке стоял пузырек с обезболивающими таблетками.
Он скупо улыбнулся при виде меня и спросил:
– Что-то случилось?
Теперь, когда мы все тут собрались, я растерялась и не знала, с чего начать. Теперь и Нел, и я – мы обе — покажемся парочкой истеричных фантазерок. Но достаточно было взгляда, которым мы обменялись, сидя по обе стороны от вытянутых ног Шафина, чтобы мы с Нел хорошо друг друга поняли. И пусть я еще не решила, как к этому вопросу подступиться, кто-то должен был об этом заговорить – это я твердо понимала.
– Послушай, Шафин, я… мы хотим тебе кое-что рассказать.
Вдруг он насторожился, лицо его сделалось суровым и строгим – он стал похож на ястреба, на охотника, а вовсе не на добычу.
Нел подхватила с того места, где я остановилась.
– Дело в том, – сказала она, – что мы думаем, Средневековцы нарочно тебя подстрелили.
– Господи, ну да, – сказал он. – Разумеется, они стопроцентно нарочно стреляли в меня.
Мы с Шанелью снова переглянулись – на этот раз и с ужасом, и с облегчением.
– Ты тоже так думаешь?
– О да. Они подсунули мне за ланчем жребий номер шесть, чтобы я оказался в самом конце ряда и они могли стрелять в меня, не опасаясь задеть друг друга. Я прицелился в фазана прямо у меня над головой, он в последний момент отвернул, и я повернулся следом, стараясь удержать его на мушке. Если бы не это, я бы уже был мертв.
У меня отвисла челюсть.
– Но тогда они бы стали убийцами.
– Нет, – возразил Шафин. – Это был бы «прискорбный несчастный случай». Неопытный мальчик из Индии, плохо разбиравшийся в правилах охоты, по неосторожности попал на линию огня. Генри, и Пирс, и Куксон, и все прочие стреляют по фазанам с тех пор, как под стол пешком ходили. – Он махнул рукой и вздрогнул от боли. – Они все отличные стрелки. Вердикт был бы «несчастный случай», и все преспокойно жили бы себе дальше.
Эти жесткие слова меня потрясли.
– Но два обстоятельства сыграли против них. Во-первых, я тоже научился стрелять примерно тогда же, когда и ходить. У нас в Раджастане все охотники. А во-вторых, они промахнулись.
– Но они же понимали, что ты не станешь молчать! – возмутилась Нел.
Он покачал головой:
– Они рассчитывают на то, что люди побоятся – их самих, их денег или статуса. Я-то не боюсь. Но даже если бы я заговорил – что с того? Мое слово – против всех. Вас двоих они думали запугать так, чтобы вы молчали, а кто еще там был? Шестеро Средневековцев, несколько деревенских, кому в Лонгкроссе платят за услуги, и это чудовище Франкенштейна, Идеал, он уже не первому поколению Варленкуров служит.
– Так кто же стрелял в тебя? – спросила я, а жуткое предчувствие уже шевельнулось где-то в желудке.
– Я не видел, – честно признался он. – Я все время смотрел вверх. Но практически уверен: Генри.
Я так и думала почему-то, что он это скажет. Но все еще, как оказалось, хотела, чтобы это было неправдой.
– Почему же именно он?
– Прежде всего, из-за траектории пули. Он стоял на пятом номере, мог стрелять с близкой дистанции, без помех. Во-вторых, когда дробь попала в меня, то меня сначала развернуло и лишь потом я упал. И я видел, что Генри только что стрелял – он как раз переломил ружье и выкинул патрон. Буквально попался с дымящимся ружьем в руках. – Шафин слегка изменил позу и отпил глоток воды. – А вы двое как вычислили?
– Нел уже вчера поняла, – пришлось мне признать.
– Когда собаки погнались за мной, – сказала она, – я поняла, что их на меня натравили. Но я думала, это другие Средневековцы. На Генри я тогда не подумала.
Она вторила моим мыслям.
– Я думала, Генри как раз хороший парень, – печально продолжала Нел. – Он мне свою куртку одолжил.
– А потом забрал, – сухо напомнил Шафин.
– Вообще-то, – мы с Нел снова подбодрили друг друга кивком, – мы кое-что хотели тебе показать.
Нел раскрыла вишневую сумочку и высыпала свои волшебные зерна в ладонь здоровой руки Шафина.
– Они были в кармане той куртки.
– Мы подумали, вдруг ты знаешь, что это, – подхватила я.
Он уставился на свою ладонь.
– Знаю, – угрюмо сказал он. – Анисовое семя.
Что-то у меня в мозгу щелкнуло.
– Анис? Который в лакрицу добавляют?
– Именно. Собаки от него с ума сходят. В некоторых местах мешок с анисом тащат по холмистой местности, а собаки бегут по следу. Охота с приманкой. Собаки не могут устоять перед запахом аниса. Бросаются в погоню.
– Я же говорила: вчера ночью собаки сопели у меня под дверью! – торжествующе напомнила Нел.
– Вполне возможно. Гончие и спаниели, с которыми охотятся на фазанов, разумеется, заперты на псарне, однако даже жирные старые лабрадоры Генри притащатся на верхний этаж, чтобы насладиться ароматом аниса. Если их не выбросить, сегодня эти зверюги опять придут.
Но я все никак не могла поверить.
– Но ведь они с виду такие милые. Пока на них не найдет «волчье безумие». Аркад и Тигрис сегодня даже подошли ко мне приласкаться, когда я… – и тут я запнулась.
– Когда ты…
– Имена, – пробормотала я. – Имена гончих.
Я повернулась лицом к Шафину:
– В школе, в последний день, брат Моубрэй рассказывала нам на латыни о том, как Актеона растерзали пятьдесят псов. Он начал перечислять имена: Аркад, Ладон, Тигрис.
Я оглянулась на Нел:
– Среди собак Генри есть три с такими именами. Вчера он сам их так окликал. Пари держу, остальные названы в честь прочих сорока семи.
– Я сделаю ставку. – Шафин снова подвинулся и при этом слегка передернулся от боли. – Так что теперь и ты убеждена, Грир?
Я кивнула.
– Да. Вчера я не хотела верить, – призналась я. – То есть я видела, что Нел здорово напугалась, но так и не могла поверить, что собак на нее натравили. Я столкнулась с Генри под дверью Нел, он пришел посмотреть, как она. И он… убедил меня, что тревожится о ней.
Теперь я старательно отводила глаза от Нел. Насколько я понимала, ей тоже нравился Генри и она была столь же чудовищно разочарована в день охоты, как я – в день стрельбы по фазанам.
– Он повел меня на крышу, мы там так хорошо поговорили. Он уверил меня, что мы в полной безопасности. Он сказал – это я запомнила, – он сказал: «Даю тебе слово джентльмена, ты во время стрельбы не пострадаешь. Ни ты, ни Шанель».
– Что ж, он не солгал, в этом отдадим ему должное, – заметил Шафин. – На сегодня мишенью был намечен я. – Он глянул на меня, сощурив темные глаза, и вдруг спросил: – Он говорил тебе, что ты красивая?
– Да, – упавшим голосом подтвердила я. Уж про это Генри точно лгал, теперь я понимала.
– Он тебя целовал?
До чего же Шафин проницателен.
– Да.
– Так что же переменило твое мнение о нем? – спросил Шафин гораздо мягче. – Когда пелена спала с твоих глаз?
– Сегодня за ужином, – сказала я. – Видел ту большую черную книгу, в которой делали запись после охоты на оленя?
– Охотничий журнал? Да. Туда каждый день записывается добыча.
– Так вот, ты тоже попал в эту книгу. Твое имя внесли в нее, строчкой ниже сегодняшних фазанов.
Даже ироничного Шафина это вроде бы потрясло.
– Ты уверена?
Я кивнула:
– Видела своими глазами, черным по белому.
– Значит, вчера, должно быть, вписали меня, – сказала Нел. Вид у нее был такой, словно она вот-вот разрыдается. Словно она никак не могла поверить в такую жестокость.
Я сжала ее руку:
– Да. И я еще кое-что видела. Когда Генри показал эту запись Ларе. Они ухмылялись. Их это забавляет.
В тот миг все для меня переменилось. Понимаете, до той минуты я пыталась, как и Нел, убедить себя, что вся жестокость исходит от других Средневековцев. Не от него, только не от него. Но настала пора очнуться. Это была куртка Генри, дом Генри, праздник, устроенный Генри. Врач, приглашенный Генри. В больницу не обращались. Я покосилась на аккуратную белую повязку вокруг руки Шафина, контрастировавшую с его коричневой кожей, на пузырек обезболивающих на тумбочке у кровати.
– Похоже, доктор тебя неплохо подлатал.
– О да. Он очень неплохо справился – особенно если учесть, что ему хорошо за восемьдесят, – не без иронии ответил Шафин.
Я внимательнее присмотрелась к тугой повязке.
Нел встревожилась:
– То есть он что, не позаботился о тебе?
– О нет, он сделал все, чтобы мне было хорошо и удобно. Он вполне обо мне позаботился, он уже более полувека заботится об этой семье. Главное – заботится о том, чтобы не возникало проблем, не приходилось обращаться в больницу, и так каждый раз.
Ну вот, опять.
– Каждый раз?
– Да. Ты, видимо, так и не поняла? – Он обернулся к Нел. – Обе вы не поняли. Это гораздо масштабнее, это вовсе не одни выходные раз в жизни. Они этим годами занимаются.
Мы с Нел замерли, обдумывая услышанное.
– Шафин, – мягко заговорила я, – если так, то мы должны обратиться в полицию.
– Нет! – произнес он решительнее, чем все, что говорил до тех пор.
– Но… – вступила Нел.
Он резко ее оборвал:
– У нас пока недостаточно улик. Я отсюда не сдвинусь, пока не получу доказательство. Чем, по-твоему, я тут занимаюсь?