Я так и вытаращилась на него:
– Ты хочешь сказать… ты знал?
– У меня были подозрения. Давно уже, много лет. Ребятишки уезжают на выходные в Юстициум – и возвращаются бледные, как тени. Сломанные. Бродят по школе, словно зомби, не смеют Средневековцам слова сказать. Глаз не поднимают, так и не живут, пока не окончат школу.
– Джемма Делейни! – спохватилась я.
Он кивнул:
– Да, в том числе и она.
– Кто такая Джемма Делейни? – спросила Нел.
– Девочка из моей прежней школы. Она отговаривала меня от поездки в Лонгкросс. Кажется, она здесь побывала в прошлом году.
– Вот именно, – сказал Шафин. – И не только она. Кто-то возвращается раненым, кто-то – всего лишь основательно запуганным. Всех успешно ставят на место, на то самое место, которое отводят им Средневековцы. А порой, – добавил он, – кто-то и вовсе не возвращается.
– Как? – дружно вскрикнули мы с Нел.
– Ходит в школе такая история. В девяностые какой-то парень отправился в Лонгкросс и не вернулся. Удачный выбор – из страны третьего мира, учился на стипендию. Коричневая кожа, смешное имя, – он указал на себя, – в престижной школе на стипендии, – он указал на меня, – не вписывается в их критерии, – он ткнул пальцем в Нел. – Знакомо? Говорят, он погиб в Лонгкроссе, случайно подстрелили на охоте.
– Но в этом Генри никак не мог быть виноват, – запротестовала я, все еще пытаясь его защитить, все еще не желая расставаться с красивой мечтой. – Он тогда еще даже не родился.
– Ты так и не поняла, да? Это все продолжается много лет. Господи, тут и мой отец побывал.
Тут я припомнила – ходили слухи о давней вражде между отцами Генри и Шафина.
– И что произошло?
Шафин пожал голыми плечами:
– Он ничего не стал мне рассказывать. Как будто стыдился. Но я уверен, это как-то связано с охотой.
– Зачем же он послал тебя в эту школу, если там с ним случилось что-то ужасное?
– Там-то с ним ничего не случилось. Что было, то было в Лонгкроссе, а не в школе. Он получил прекрасное образование, поступил в Оксфорд, затем в Сэндхерст, потом стал править Раджастаном. Он вряд ли даже догадывался, что сын его недруга Ролло де Варленкура поступит в школу одновременно со мной. Не то чтобы они с тех пор общались. Мой отец считал СВАШ прекрасным учебным заведением, где я смогу познакомиться с нужными людьми. Наполовину он был прав.
– На какую половину?
– СВАШ – отличная школа. То есть программа тут замечательная и братья умеют преподавать, но ребята все по горло в этом.
– В чем? – переспросила Нел.
– «Охотъ, стрельбъ, рыбалкъ».
– Кто именно? – уточнила я.
– Все они. Твоя соседка по комнате, например. Как ее?
Я чуть было не сказала «Господи-боже».
– Бекка.
– Она замешана. И твоя, Нел.
– Что ты такое говоришь? – пробормотала я.
– Твоя соседка была в комнате, когда ты получила Приглашение?
Я задумалась и вспомнила:
– Да.
– Она поощряла тебя ехать?
– Да.
– Сказала, что у тебя есть шанс стать Средневековкой?
– Да, – со стыдом призналась я.
Шафин здоровой рукой прихлопнул по белой простыне:
– Вот – морковка перед носом. Их маленькая элитарная группа заправляет всей школой, и каждый только и мечтает присоединиться к ним – потому нас так легко обмануть. Даже меня, – признал он. – А на самом деле Бекка, вероятно, теперь-то и станет Средневековкой, именно потому, что помогла тебя заловить. Небось она и заговорила-то с тобой впервые за весь триместр?
Я кивнула.
– И с тобой было то же самое, Нел?
– Да.
– Вот видите? – Шафин выпрямился, заговорил энергичнее: – Так они это и проделывают. Сначала вы чувствуете себя в школе чужаками, вы должны изголодаться по общению, улыбкам, друзьям. И когда они наконец с вами заговорят, это словно солнце после зимних дней. Уж поверьте, я-то знаю. Меня несколько раз приглашали в прошлые годы. Они, похоже, не могли дождаться, пока я доберусь до шестого класса. Они меня ненавидят.
– Почему? – заинтересовалась я.
Он пожал плечами, по его лицу пробежала тень, и я впервые поняла, как ему больно. Не из-за раны в руке, хотя она конечно же тоже его мучила, но сколько же он страдал из-за неприязни Средневековцев. Тут-то мне представились долгие годы, когда его травили и подвергали остракизму в школе.
– Не знаю почему, – сказал он, и голос его неожиданно стал тонким, словно у маленького мальчика. – Может быть, я не соответствую их идее о несоответствии, если ты понимаешь, о чем я. Они просто не могут решить, что со мной делать. – Он быстро оглянулся на меня. – В тот первый вечер, за ужином, я тебе не совсем правду сказал, Грир. Мой отец действительно управляет банком в Джайпуре, но он и владеет этим банком. Мы действительно индийские принцы, у нас действительно есть в горах дворец. Мы принадлежим к аристократии, и деньги у нас «правильные» – Джадиджа не уступают Варленкурам ни древностью рода, ни богатством. И с образованием все в порядке, мой отец учился в СВАШ, потом в Оксфорде и Сэндхерсте. Я живу, как они, говорю, как они, тоже охочусь, стреляю по фазанам, рыбачу. Думаю, все дело попросту в темной коже и в смешном имени – вот что их не устраивает. Все-таки я дикарь, в самом буквальном смысле слова, со времен Империи и колонии, нет, даже еще с более древних времен. Ты же слышала, что они говорили на уроке истории, Грир. Генри до сих пор участвует в Крестовом походе, а я – неверный.
Я обдумала его слова, и кое-что в них привлекло мое внимание.
– Говоришь, они тебя и раньше приглашали?
– Да. Много раз.
– Но ты до сих пор ни разу сюда не приезжал?
– Нет.
– Так почему же в этом году?
Он посмотрел на меня очень выразительно, взглядом приказывая мне заткнуться:
– У меня были на то причины.
Я усвоила и отстала от него. К тому же я вроде бы и так догадывалась. Он поехал потому, что пригласили Нел. Он пытался ее защитить. В тот вечер, когда Шафин выдумал историю про мать-тигрицу, он сделал это, чтобы прикрыть Нел. Только он и заметил, как она исчезла во время охоты на оленя. Он на руках нес ее в гору. Мне казалось, она ему нравится. И теперь я присмотрелась к Нел, сидевшей рядом с Шафином: платье на ней вишневое, и сама она такая хорошенькая, белая, розовая, светлые волосы рассыпались по плечам. Красивая из них выйдет пара, он – такой темный, она – такая светлая. Я проглотила застрявший в горле ком. Еще с утра я думала, что у меня появился парень. К ночи я убедилась, что мой несостоявшийся возлюбленный – маньяк с наклонностью к человекоубийству. Больше всего в тот момент мне хотелось бежать, убраться из Лонгкросса как можно дальше.
– Надо убраться отсюда поскорее, – сказала я. – Давайте прямо сейчас соберем вещи и уйдем, пока они все спят.
– Куда уйдем? – спросила Нел. – Ты же помнишь, как уговаривала сегодня вызвать Шафину «скорую»?
Я оглянулась на Шафина. Я не знала, слыхал ли он об этом.
– Генри сказал, что до ближайшей больницы полтора часа ехать, – напомнила Нел. – Вероятно, там ближайший город и ближайший полицейский участок тоже там.
– И даже если мы доберемся до деревни, – добавил Шафин, – там, вероятно, полным-полно арендаторов, всей душой преданных Генри.
Они были правы. Смотрели когда-нибудь «Плетеный человек»[33]? Вот уж чего точно не хотелось бы, так это попасть в глухую деревушку Озерного края, где сначала на нас попытаются напустить чары, а еще и костер разведут и сожгут наши соломенные чучела во славу Генри де Варленкура.
– Так что же делать? – спросила я.
– Нам нужны доказательства, – угрюмо повторил Шафин. – И пока я их не получу, никуда отсюда не двинусь. Пора положить этому конец.
– Какие могут быть доказательства?
– Например, записанные черным по белому.
Белая бумага, черные чернила, отсвечивающие в огне камина. Буквы, сложившиеся в имя Шафина.
– Охотничий журнал! – воскликнула я.
– Да.
Еще один образ вдруг появился у меня перед глазами: то, что я видела утром в библиотеке, на верхнем ее уровне. Ряды черных, переплетенных в сафьян книг. Книг с датами, но без названий.
– Кажется, я знаю, где найти улики, – сказала я. – Но мы не можем пойти вниз и начать там шарить, включив свет: пятьдесят миллионов лонгкроссовских слуг сразу увидят, чем мы заняты. «У меня повсюду шпионы», – говорил Генри. И так оно и есть. Нам нужен фонарь.
– А «Сарос семь-эс» сгодится?
Нел открыла сумочку и вытащила тонкий, элегантный планшет, гладкое стекло и металл, округлые углы, он сверкал, словно драгоценный камень. Стоило Нел дотронуться до экрана, и тот ожил, появилась чудесная фотография Нел с милейшей пушистой кошкой на коленях (я так и думала, что она кошатница), загорелись дата и время.
– Ты взяла с собой телефон?
Нел кивнула, в глазах ее зажглась искорка озорства, это меня по-настоящему обрадовало: значит, ее не сломили. Нел тоже сумела ослушаться Средневековок. Я вопреки их инструкциям привезла в Лонгкросс сшитое мамой платье, в нем сейчас и сидела. И Нел также нарушила правила, причем от ее бунта нам больше пользы.
Ее собственная революция – техническая.
– Ах же ты умница! – восхитился Шафин, и я не поняла – о ком это он, о Нел или о телефоне. На миг мы замерли, созерцая «Сарос 7S» словно святой Грааль из «Индианы Джонса и последнего Крестового похода». Он казался почти чудом, этот образец сложной технологии размером всего с ладонь. Мы прямо-таки изголодались по гаджетам.
– И в нем есть фонарик?
Нел опытной рукой ткнула в экран, и из камеры ударил ослепительно-яркий луч. Глаза Шафина вспыхнули почти так же ярко. Он отбросил простыню, накинул поверх пижамных штанов белый махровый халат. На его лице вновь проступило то выражение – охотника.
– Идем, – сказал он.
Не стану вам лгать.
Путешествие вниз, в библиотеку Лонгкросса, украдкой, в кромешной тьме, было одним из самых страшных приключений в моей жизни (на тот момент, я имею в виду. На следующий день меня ждали вещи пострашнее).