Мы решили разделиться на случай, если кто-то из степфордских[34] слуг нас увидел, – каждый мог придумать какой-то предлог, например, что попить захотелось. Я после утренней разведки запомнила дорогу и объяснила ее Шафину и Нел прежде, чем мы вышли из комнаты. Коридор, на наше счастье, оказался пуст: пока мы обо всем наговорились, давно миновала полночь.
– Спуститесь по главной лестнице, – прошептала я. – И дальше снова вниз. Надо пройти через высокие двойные двери слева. О боже…
– Что такое? – шепотом же откликнулись Шафин и Нел.
– А вдруг двери заперты? В библиотеке много ценных книг. Не только первые издания, даже рукописи.
Шафин обдумал мой вопрос.
– Нет, вряд ли, – сказал он. – Богатые люди доверяют друг другу. Это клуб единомышленников. Им и в голову не придет, что гость, приглашенный на выходные, способен их обокрасть.
– Но мы же здесь, – напомнила ему Нел. – И мы не принадлежим к клубу, нам это ясно дали понять. Они вполне могли запереть двери от плебеев вроде нас.
Шафин нахмурился:
– Верно. Хорошо, тогда я пойду вперед. Если двери откроются, я войду и закрою их за собой. Если через пять минут не вернусь, идите за мной, сначала одна, потом другая. Если двери заперты, я вернусь, и тогда придется попробовать снова, утром. Это, конечно, будет намного сложнее.
Я про себя подумала, что утром искать доказательства будет попросту невозможно. Во-первых, всюду будут слуги. Во-вторых, нам же предстоит отправиться на рыбалку. Но выбора-то особого не оставалось, надо было испробовать план Шафина.
– Хорошо, – сказала я. – Если ты не вернешься, через пять минут спустится Нел.
– Погоди, почему я? – спросила она.
– Тебе уже пришлось пережить сильный испуг, – пояснила я. – А так ты все время будешь с кем-то из нас, только на лестнице останешься одна. Шафин будет в библиотеке, я здесь. Как в задаче про волка, козу и капусту.
– И я в роли козы, – уныло подытожила Нел.
– Храбрее тебя я никого из девчонок не знаю, – искренне ответила я. – Вперед, Шафин.
Мне кажется, мы и не дышали в те пять минут, пока дожидались, вернется Шафин или нет. Я мысленно вела отсчет секунд и, дойдя до трехсот, кивком дала сигнал Нел. Она кивнула в ответ и начала на цыпочках спускаться по широким ступенькам. Нарядные туфли она сняла и шла босиком. Когда подошла моя очередь, я поступила точно так же. К счастью, лестницу устилал толстый ковер, по нему я ступала бесшумно. И все-таки, сознаюсь, мне было не по себе. В темноте я представляла себе по памяти все эти огромные, висевшие у меня над головой картины, глядящих на меня коров и пастушек, а еще выше – огромная, прямо-таки чудовищная люстра, словно из «Призрака оперы»[35].
Мы воссоединились по ту сторону высоких двойных дверей. Сквозь французское окно из сада проникал белый лунный луч. Если бы кто-то вошел, нас всех бы сразу заметили, уж во всяком случае Шафина, он в этом белом халате выглядел точно привидение.
– Сюда, – сказала я и повела их по маленькой винтовой лестнице на верхний уровень библиотеки, босым ногам было немного неприятно прикосновение холодного кованого железа.
Я сразу подошла к той длинной низкой полке, которую высмотрела еще утром, той самой, заполненной томами в кожаных переплетах с датами вместо названий. Целые десятилетия, многие десятки, если не сотни, томов. Теперь я знала, что это. Это были охотничьи журналы с записями за все выходные вроде нашего, за все годы и все столетия, на протяжении которых де Варленкуры убивали ради забавы. Мы сразу же прошли в дальний конец и нашли последний журнал, золотом на корешке было обозначено текущее десятилетие. Я вытащила книгу, припомнив, что то же самое я уже проделала утром. Если б я тогда внимательнее пригляделась, если б меня не поторопил, словно Золушку, звон часов, может быть, я бы увидела в журнале имя Нел? Я бы уже тогда узнала правду и побежала бы на холм предупредить Шафина! Я начала перелистывать страницы, приподнимая тяжелые листы лучшего качества бумаги, а двое моих друзей нависали у меня за плечом, и вот я добралась до последней записи. Нел ближе поднесла планшет с фонариком. Вот они – обличающие слова, написанные каллиграфическим почерком Генри:
Воскресенье, 30 октября
102 х фазаны
1 х Шафин Джадиджа
– Го-о-осподи! – выдохнул Шафин. – То есть ну да, я тебе сразу поверил, но… ого!
Он покачал головой.
Нел коснулась экрана «Сароса», и тот дважды мигнул.
– Сфотографировала, – пояснила она. – Снимки сразу уходят в «Орбит», это облачное хранилище «Сароса». Теперь улики сохранятся, даже если телефон у меня отберут.
Затем она вытянула палец с обломанным ногтем и перевернула страницу обратно. Там была другая запись – о ней самой.
Суббота, 29 октября
1 х олень самец
1 х Шанель Эштон
Я увидела ее лицо в белом луче телефона и испугалась, как бы Шанель не стало плохо. Но она всего лишь сделала глубокий вдох и снова постучала по экрану, сфотографировала и это.
– Попались! – сказала она.
Тут мне в голову пришла еще одна мысль. Я отлистала дальше, к прошлогоднему дню Юстициума.
– Смотрите! – вскрикнула я.
И они оба посмотрели.
Суббота, 31 октября
1 олень самец
1 х Джемма Делейни
Молча Нел сделала еще один снимок, а я прислонилась к балюстраде, чтобы отдышаться. Мне припомнилась Джемма, какой она была у нас в «Бювли-парк», сияющая, пышные волосы, такая счастливая, уверенная в себе. И от нее тоже только тень осталась, запуганная девочка, но все же ей хватило доброты и смелости подойти ко мне после службы в часовне и предупредить, чтобы я не ехала в Лонгкросс, ведь я тоже была из «Бювли-парк». А теперь Средневековцы попытались сломить Нел и Шафина.
– Ладно, – сказала я Шафину очень тихо, я так злилась, что еле выговаривала слова. – Ты искал доказательства. Теперь они у нас есть. Пошли.
– Погоди, – сказал он и осторожно вынул «Сарос» у Нел из рук.
Он прошел вдоль полки, вдоль всего ряда книг, перебирая пальцами корешки и негромко их пересчитывая. Мы шли следом за Шафином и лучом света и остановились, когда он остановился. Он направил луч планшета на корешок книги, на золотые цифры, оттиснутые на матово-черной коже: «1960–1969».
И тут я сообразила.
Шафин искал запись о своем отце.
Он вытащил книгу, пролистал страницы, вперед и назад, пытаясь найти нужное место, – он и хотел его найти, и страшился. Наконец он остановился, мы с Нел вплотную подошли к нему. Шафин уселся на пол, скрестив ноги, и нам тоже пришлось опуститься на колени, чтобы читать через его плечо.
Воскресенье, 26 октября 1969
98 х фазанов
1 х Аадхиш Джадиджа
Я что-то попыталась сказать ему:
– Шафин…
– Он никогда не рассказывал мне, – перебил меня Шафин дрожащим голосом. – Ничего не говорил.
Я опустила руку на его плечо, на махровый халат. Я понимала, почему Аадхиш молчал. Ни один мужчина не захочет признаться ни в чем подобном любимому сыну. Он приехал в Англию в шестидесятые, попал в престижную школу, мальчик из Индии почувствовал себя принятым, признанным – его даже пригласили на уикенд в имение! Я представила себе, как он тогда волновался и радовался, и чуть не расплакалась. Я готова была остаться в этой библиотеке и плакать, плакать об индийском принце, которого здесь превратили в парию, отверженца.
Шафин так резко захлопнул книгу, что мы, девчонки, подскочили.
– Их пора остановить! – произнес он, и теперь его голос звучал совсем по-другому.
Нел коснулась другого его плеча.
– Мы их остановим, – сказала она. – У нас теперь есть фотографии.
– Этого мало, – возразил Шафин. – Они могут сказать, что это шутка. Или что это записи о несчастных случаях, знаете, как мы на уроках ремесла в школе записываем, если кто-то поранит палец.
– Но это же здесь, – громко запротестовала Нел. – Они охотятся на ребят. Стреляют в ребят.
– Ш-ш-ш, – поспешила я ее успокоить. – Нас так слуги услышат.
И едва я это произнесла, как в комнате потемнело: огромный черный силуэт перекрыл лунному лучу путь сквозь садовое окно.
Силуэт в тяжелых сапогах и с плоской кепкой на голове.
Идеал.
Егермейстер постоял там мгновение – очень долгое – неподвижный, словно статуи в саду, просто стоял и наблюдал. Его длинная мрачная тень протянулась по полированному полу, казалась гигантской. Наконец Идеал протянул руку и повернул ручку двери.
Я жестами торопливо приказала Нел погасить фонарик и чтобы оба они – Нел и Шафин – легли на пол. Я и сама растянулась на узкой балюстраде. Маленькие бисерины маминого платья впивались мне в живот, мне было все видно сквозь столбики балюстрады, и я неистово молилась в отчаянной надежде, что Идеал не заметит нас, поскольку он стоял далеко внизу – мы оказались вне поля его зрения. Больше всего тревожил меня Шафин – он был и выше, и крупнее Нел и меня, да еще этот купальный халат, белый, он в нем словно полярный медведь в угольной шахте. Стоит Идеалу поднять голову, и он сразу нас заметит.
Со своего наблюдательного пункта я видела, как егермейстер тихо вошел в комнату, его подбитые гвоздями сапоги не стучали даже на полированном паркете. Вместе с ним в библиотеку вторгся ледяной осенний сквозняк, меня пробрала невольная дрожь. Свисающие с огромной люстры хрустальные подвески слегка забренчали в ночном ветерке, и, словно откликаясь на этот звук, Идеал прошел на середину комнаты и остановился прямо под люстрой (двигался он на удивление тихо для такого большущего увальня. Должно быть, годами практиковался, выслеживая невинных тварей в лесах и полях). Затем он медленно стал поворачиваться под люстрой, просматривая весь библиотечный зал по кругу. Было похоже на тот эпизод в «Красавице и чудовище», когда чудовище танцует с красавицей.