– И если ты вдруг сомневалась, – неуклюже выговорил он, – так ты в самом деле красива. Хоть в этом Генри не солгал.
РЫБАЛКЪ
Я плыла по озеру Лонгмер, изо всех сил пытаясь скрыться от чего-то – от чего?
Оглянувшись, я увидела Средневековцев в лодках с факелами, светлые волосы девочек спускались до самой воды, словно каждая собиралась играть роль Госпожи озера[36]. Черные водоросли, таившиеся под самой поверхностью, хватали меня за горло, душили, тащили на дно. Вода сомкнулась над головой, я начала тонуть. Вдруг надо мной возникло лицо Шафина. «Мы должны ее вытащить, – сказал он. – Она красивая». Затем его темноволосая голова превратилась в блондинистую голову Генри, и уже Генри протянул руку, вроде чтобы меня спасти, но вместо того, чтобы ухватить меня за руку, он ткнул указательным пальцем мне в рот и пребольно оттянул губу. Палец загнулся металлическим крюком и впился в мою плоть. Генри потянул, меня рвануло вверх, водоросли расступились, сквозь воду я поднималась все выше, пока не пробила поверхность – и озера, и сна.
Нет. Я проснулась не задыхаясь, и не в холодном поту, и не села резко, одним рывком, как это показывают в кино. Просто на миг сон и события последней ночи перепутались. На миг, пока я лежала, согреваясь в теплой постели, мне представилось, что сном было вообще все – и разговор в комнате Шафина, и открытие, сделанное в библиотеке, и заговор, который мы составляли в комнате управляющего вплоть до предрассветного часа. Но тут я увидела проступавшую в полумраке голову Джеффри. Сегодня его взгляд о чем-то меня вопрошал, даже молил. Настала пора положить конец охоте.
– Не тревожься, Джеффри, – сказала я. – Я этим займусь.
Откинула одеяло и села.
Часы-дворецкий на каминной доске показывали без десяти шесть, но я не застонала от жалости к себе – нет, так даже лучше. Как раз успею кое-что сделать, пока весь дом не проснулся.
Я встала, порылась под кроватью в поисках рюкзака. Он у меня специальный для походов, из прочного камуфляжного материала. Папа брал его с собой на съемки, а теперь отдал мне. Причем он был не слишком большой, я обмотала его вокруг талии. Затем я сняла с крючка у двери просторный белый халат и накинула его поверх рюкзака. Припомнилось, как вчера в таком же халате расхаживал по замку Шафин. В этом же халате он признался мне, что поехал в Лонгкросс только ради меня. В этом халате он сказал мне, что я красивая. Я слегка покачала головой. Об этом я подумаю позже.
Я побрела вниз, в комнату для обуви, где Генри встретил меня в первый день, в тот вечер, когда начались короткие каникулы. Я хорошо запомнила все, что висело и валялось в этой комнате, – оборудование для рыбной ловли, высокие сапоги, пожелтевшие гравюры с охотничьими сценами. К счастью, в комнате никого не оказалось и я почти сразу нашла то, за чем пришла. Эта вещь попалась мне на глаза в первый день, и накануне я снова обратила на нее внимание – один из полузабытых предметов, прислоненных к стене кладовой, словно ненужный хлам. Я сразу же его сгребла, сложила как можно компактнее и сунула в рюкзак. Этот ненужный хлам вполне мог спасти мне жизнь.
Я сунула рюкзак обратно под халат. Халат был очень большого размера, но все же у меня вырос живот, словно у беременной. Вверх по лестнице я неслась, перепрыгивая через ступеньки. Навстречу мне шли две горничные, но они лишь пробормотали «Доброе утро, мисс», когда я скакала мимо них. Слишком выдрессированы, чтобы хоть слово сказать, да и в Лонгкроссе приходилось закрывать глаза на более странные явления, чем внезапно растолстевшая девушка, бегающая по лестнице.
Я проскользнула к себе в «Лоутер», сбросила халат, запихала рюкзак под кровать и нырнула под одеяло. Только-только устроилась и изобразила, будто мирно сплю, как Бетти постучалась и сразу же вошла. Она прямиком направилась к окну и раздернула занавески с таким противным скрипом, корова зловредная. В комнату хлынул свет, я принялась моргать и потягиваться, словно и не носилась только что по дому.
– Доброе утро, Бетти! – бодро проговорила я.
Она метнула на меня обычный свой злобный взгляд:
– Доброе утро, мисс. Принести вам сюда чай?
– Да, Бетти. Спасибо.
Я решила вернуться к прежнему вежливому обращению с ней. Не хотела рявкать команды, как Средневековцы. Если сегодня все пройдет по плану, их власти скоро придет конец. И даже злосчастная ведьма вроде Бетти заслуживает доброго обращения. Как любой человек.
Она принесла мне завтрак. На этот раз под серебристым колпаком обнаружилась ярко-оранжевая копченая рыбка.
– Не слишком-то деликатно в день рыбалки, Джеффри, – сказала я, стараясь шутить.
Сердце ухало, аппетит упал до нуля, но я заставила себя съесть хотя бы хлеб и пирог, сколько смогла. Мне потребуются углеводы, если все пойдет так, как мы рассчитывали. Но копчушек я не осилила. Не могла даже смотреть на них. Да и нюхать тоже.
Я оделась – и тут в дверь снова постучали. Я открыла – Эсме, Шарлотта и Лара, все трое.
– Чудесно, – сказала я, на миг уподобившись Шарлотте. – Какая честь.
Они все ввалились в комнату, уселись на мою кровать и, пока я одевалась, непрерывно щебетали и уж так были со мной милы. Эсме даже сообщила мне кое-какие сведения.
– Сегодня будем ловить озерную форель, – сказала она. – В Лонгмере ее полным-полно. Добрая старая salmo trutta.
(Средневековцы обожают латинские названия.)
Лара меж тем сделала комплимент моей укладке.
– Замечательная у тебя сегодня прическа, дорогуша, – обычным своим скучающим тоном произнесла она. – В духе двадцатых. Как та золотая молодежь.
А Шарлотта и вовсе сказала мне (возможно ли в такое поверить?):
– О боже, ты так мило смотришься в рыболовном костюме!
Уверена, подобную фразу никто еще не слыхал от сотворения мира. Рыболовный костюм уж совсем не секси: в него входят фланелевая рубашка, толстый свитер и непромокаемые штаны.
Меня в особенности удивила приветливость Лары, но потом я сообразила, что причин дуться у нее как раз нет. Я никакой угрозы для нее не представляла – ни сейчас, ни вчера. Генри попросту играл со мной, льстил, притворно ухаживал, чтобы заглушить в дикарке любые подозрения. По всей вероятности, Генри и Лара поженятся, будут жить в Лонгкроссе и вместе растить таких же злобных блондинистых крысят.
Если бы я и не заглянула в те охотничьи журналы, одной этой перемены в обращении хватило бы, чтобы сообразить: что-то затевается. Это дурно пахло (тухлой рыбой, уж извините). Особенно Шарлотта: с того раза, как в первый вечер она заставила меня накраситься, Шарлотта со мной почти не разговаривала и вдруг сделалась моей задушевной подружкой. С дрожью я припомнила день охоты – в тот раз они точно так же вели себя с Нел. В этом, очевидно, заключалась их роль: постараться, чтобы несчастная глупая жертва чувствовала себя в полной безопасности в тот день, когда ей предстоит стать добычей. И я подумала: интересно, а парни тоже так ласково обходились с Шафином в день стрельбы?
Я прихватила водонепроницаемый плащ, и мы все спустились по парадной лестнице на подъездную дорожку. Пока мы шли к машинам, я оглянулась на пустые окна дома. Вдруг припомнилось, как, уезжая на выходные из школы, я оглянулась – и в каждом окне были чьи-то лица. Сегодня никого, об этом мы тоже договорились заранее, чтобы Средневековцы не догадались о нашем партнерстве. Но я знала: мои новые друзья присмотрят за мной, они в любой момент будут знать, где я нахожусь. Пусть мне и придется войти в львиное логово одной, впервые с начала семестра я не была одинока.
Я не пытаюсь вас уверить, будто в тот момент, когда «Лендроверы» двинулись в сторону озера, я не ощущала страха. Но меня утешала мысль: у нас, дикарей, есть три вещи, о которых Средневековцы и не догадываются.
У нас имелся «Сарос 7S».
У нас было то, что я спрятала в рюкзаке.
И – мы были друг у друга.
Мне всегда казалось, что выражение «Сердце на миг перестало биться» – чушь собачья.
Но когда мы все вышли из «Лендроверов», и пустились в длинный пеший путь – вниз с холма к озеру Лонгмер, и я увидела шедшего навстречу мне Генри, сердце и впрямь на миг замерло. Все вместе – ужас, возбуждение, печаль, такая путаница вдруг началась в голове. Беда в том, что мой мозг не удосужился послать гонца к сердцу и сообщить, что я не должна больше испытывать никаких чувств к Генри.
– Грир! – произнес он в обычной своей манере, точно удивился и обрадовался моему появлению. – Я тебя искал вчера после ужина. Куда же ты вдруг подевалась?
– Спать легла, – ответила я. – Ужасно устала после всего, понимаешь, и этот несчастный случай с Шафином, и вообще.
«Называй это несчастным случаем. Веди себя так, словно Генри ни в чем не виноват. Приступай к осуществлению плана».
Я посмотрела на длинное-длинное серебряное озеро, где два дня назад погиб олень. Лиловые холмы окружали нас со всех сторон, оранжевые деревья окаймляли воду. Отсюда я могла разглядеть длинный деревянный мол, выдававшийся в воду, рядом были привязаны три изящные легкие лодки, слуги в вощеных куртках и сапогах по бедра складывали в лодки удочки и пластиковые контейнеры – с чем, я понятия не имела. Пирс, Куксон и три сирены разбились на группки по лодкам. Я про себя молилась о том, чтобы оказаться вместе с Генри. Двинулась к берегу и постаралась сделать так, чтобы Генри оставался рядом со мной: начала говорить ему на ухо, словно по секрету:
– Послушай, я хотела тебе сказать, ну, я вчера в самом деле сильно распереживалась. Это был такой шок – никогда раньше не видела, чтобы человека подстрелили. Хоть и живу в Манчестере, – пошутила я. – Не забывай, я ничего такого в детстве не видела.
Взмахом руки я охватила озеро, холмы и пламенеющие деревья, но этот жест подразумевал намного больше – привилегированное существование. Охоту – стрельбу – рыбалку.