– Пора, – сказал он. – Посмотрим, как давно все это началось.
Он раскрыл книгу, держа ее на коленях, и мы все склонились над ней.
Шафин переворачивал желтеющую бумагу, и мы просматривали страницу за страницей рукописную чернильную паутину. Я тихо присвистнула. Сотни записей, в каждой – птицы, рыбы или олени, погибшие в определенный день. Буквально книга мертвых. И среди животных – имена, имена людей, детей, которых точно так же, как нас, заманили, а потом превратили в дичь. Наверху каждой страницы, во главе – другие имена: охотников, которые преследовали своих одноклассников, увечили их, ломали и даже убивали.
Шафин перелистывал страницы, пока не дошел до нужного года.
– Тысяча девятьсот шестьдесят девятый, – выдохнул он. – Юстициум первого триместра.
Он повел пальцем вниз по строкам, и я увидела через его плечо ту запись, которую мы нашли ночью в библиотеке, в тот раз, когда нас чуть было не застиг Идеал. Вот оно – имя индийского принца, из-за которого – из-за того, что случилось с ним много лет назад – я рискнула жизнью, лишь бы остановить Генри. Больше ради него, чем даже ради Нел и Шафина.
– Аадхиш Джадиджа, – указала я. – Здесь.
Шафин слегка покачал головой, не поднимая глаз.
– Я не отца ищу, – сказал он. Повел пальцем выше, к верхнему краю страницы. – Господи! – вырвалось у него.
Я заглянула ему через плечо: «Протокол Ордена Оленя, Лонгкросс-холл, Юстициум Михайлова триместра, 1969».
– Значит, так оно и есть, – сказала Нел.
– Не в том дело, – нетерпеливо отмахнулся Шафин. – Имена!
Я проследила за его пальцем и прочла имена охотников, присутствовавших в тот роковой уикенд 1969 года.
– «Ролло де Варленкур, Мастер Охоты, – прочла я. Отец Генри, это ожидаемо. Но дальше. – Чарлз Скелтон. Миранда Петри. Серена Стайлс. Франческа Моубрэй».
Братья. Все до одного.
Брат Скелтон, учитель истории, расписывавший нам битву при Хаттине. Тот самый, который так переживал за пунктуацию, мы прозвали его пунктуационной полицией. Брат Моубрэй, преподавательница классических языков, это она рассказывала нам о том, как пятьдесят псов растерзали Актеона. Брат Стайлс, тоже преподававшая историю, с ней мы добрались до Джанни Висконти, охотившегося не на животных, а на людей. И во главе – Ролло де Варленкур, Мастер Охоты.
– Пятеро, – подытожила я. – Ровесники, все бывшие ученики. Они все заодно, они все участвовали в «Охотъ, стрельбъ, рыбалкъ». В школе они были Средневековцами, а когда выросли, все, кроме отца Генри, стали братьями. Так этот цикл возобновляется, Порядок сам себя поддерживает и добрые старые времена – как говорил Генри – не кончаются.
Шафин посмотрел на меня:
– Как далеко охотничьи журналы уходят в прошлое? Ты не обратила внимание?
Я призадумалась:
– В Средние века, запросто.
– Господи! – сказал Шафин. – Это началось, еще когда Средневековцы были в самом деле средневековыми.
Он все еще просматривал книгу.
– Смотри! – ткнул он в случайную страницу.
«Протокол Ордена Оленя, Юстициум Михайлова триместра, 1962, Бэддсли-мэнор. Юстициум триместра Хилари, 1967, Полесден-кросс. Юстициум Троицына семестра, 1965, Дербишир-хауз».
Он поднял глаза:
– Выходит, это распространено гораздо шире. Не только Лонгкросс.
– Так и должно было быть, – кивнула я. – На протяжении тысячи лет не каждый же год тут учился в старших классах кто-то из де Варленкуров. Случались между ними зазоры – и тогда другие вожаки Средневековцев приглашали в свои замки на тот же кровавый спорт.
– Но у них всех есть одно общее, – сказал Шафин.
– Школа, – закончила его мысль Нел.
– Секта управляет школой, – подхватила я. – И школа подпитывает секту.
– Теперь вожаком стал Куксон, – сказал Шафин. – Генри ведь так и говорил: Порядок продолжится, пусть и без него.
– Так не будет! – Я поднялась. – Шафин, бери журнал. Нел, бери телефон.
– Куда мы идем?
Я уже стояла у двери.
– Настала пора все рассказать Аббату.
И вдруг пальцы мои замерли на ручке двери, похолодели.
– Нет, погодите! А вдруг он тоже в этом замешан?
– В журнале его нет, – напомнил Шафин.
– И он не носит перстень-печатку, – добавила Нел.
– Хорошо, – сказала я. – Тогда идем.
Аббат просмотрел признание Генри с начала и до конца, не промолвив при этом ни слова.
Он зажал себе рот левой рукой, лицо окаменело от ужаса. Нел была права: на левой руке Аббат не носил перстень-печатку, лишь простое обручальное кольцо из золота. Правда, и это меня чуточку удивляло, ведь никто никогда не видел Аббатису (так ее, наверное, надо было бы называть). Впрочем, может быть, она умерла. Ведь Аббат был не так уж молод, а после того, как посмотрел видеозапись, и вовсе выглядел стариком.
Видео закончилось, повисло долгое молчание, лишь глухо тикали часы с маятником на каминной доске.
Мы все трое сидели в глубоких кожаных креслах, а по другую сторону стола из красного дерева – Аббат. Он был в мантии, мы все – в тюдоровских плащах. На стенах дубовые панели, ряды книг на полках, над головой дипломы и сертификаты в рамках. Наверное, мы все вместе выглядели словно картинка из рекламного проспекта СВАШ. Более цивилизованного разговора и представить себе невозможно. Вот только увиденное Аббатом – дикарство в чистом виде.
Он довольно долго молчал. Потом снял очки, потер переносицу. Вид у него сделался немного чудной, как бывает, когда человек все время носит очки и вдруг появляется без них. Он выглядел разбитым.
– Бедный Генри, – печально произнес он. – Под конец он совсем растерялся. Простите меня: я не подозревал, что это было самоубийство.
Аббат вернул очки на место, помигал, точно сова, и пристально уставился на нас.
– И все это правда? Это чудовищное… развлечение? Трудно поверить.
– Все правда, – сказала я. – Мы прошли через это в тот Юстициум в Лонгкросс-холле.
– Меня травили собаками, – выдавила Нел.
– Меня подстрелили, – продолжил Шафин.
– А меня бросили в озеро Лонгмер – и так и не выудили, – завершила я.
Аббат сложил руки перед собой, переплел пальцы.
– Расскажите мне эту историю последовательно.
И мы выложили ему все. Нел первая начала, потом Шафин рассказал свою часть истории, я закончила. На это ушло столько времени, что снаружи успело стемнеть. Слушая нас, Аббат делал пометки на листах толстой кремовой бумаги – у него целая пачка лежала на столе.
– И этот Порядок, который Генри упомянул под конец, – Аббат указал перьевой ручкой на телефон, – что он означает?
От Аббата ничто не ускользнет. Он сразу понял, что Генри говорит о какой-то секте, он, в отличие от нас, не пропустил слова о порядке мимо ушей. Тут-то я поняла, насколько он умен – впрочем, иначе бы он не сделался директором такой престижной школы.
– Это Орден Оленя, многовековой культ смерти, основной ритуал – охота на школьников, – сказала я. – Орден был основан еще в ту пору, когда крестоносцы, в том числе Конрад де Варленкур, начали посылать детей на обучение к братьям. Генри сам сказал: Конрад сражался с неверными и на родине искал себе других дикарей, чтобы и с ними сражаться. С тех пор это и ведется.
– В шестидесятых мой отец учился в Лонгкроссе, – вставил Шафин. – Аадхиш Джадиджа, единственный темнокожий парень на всю школу. Его пригласили в выходные Михайлова семестра тысяча девятьсот шестьдесят девятого года на «Охотъ, стрельбъ, рыбалкъ». И подстрелили. Напугали, сломили его дух.
Голос Шафина задрожал, на миг я испугалась, не расплачется ли мой друг.
Аббат ласково посмотрел на него:
– Ваш отец рассказал вам об этом?
– Нет, – с сожалением ответил Шафин. – Мой отец ни разу и словом не обмолвился за все эти годы. Извращенное чувство чести – ябедничать нельзя, как бы тебя ни мучили. Он и мне ничего не сказал. Но вот это — все рассказало.
Шафин выложил на стол охотничий журнал. Одним пальцем, словно ему было противно прикасаться к этой книге, он развернул ее так, чтобы выведенная золотом дата оказалась перед глазами Аббата. Затем он щелчком раскрыл книгу на той самой странице, где начинался 1969 год.
Аббат прочел – и побелел. Он откинулся к спинке кресла и тяжело вздохнул.
Кажется, смартфон, инструмент новой технологии, еще не до конца его убедил, но охотничий журнал, документ из того мира, к которому он сам принадлежал, добил Аббата. Книги – его криптонит[42]. Теперь он полностью осознал заговор, который существовал в его школе – прямо у него под носом.
– Полиция видела эти улики? – спросил он. – Журнал и… фильм?
Мы переглянулись.
– Нет, – сказала я.
– Вы хотите обратиться к полиции?
Как ни странно, такая мысль нам и в голову не приходила. Мы так тщательно старались избежать внимания властей в связи со смертью Генри, что и не думали сами преследовать Средневековцев с помощью закона.
– Оставим на время давние дела братьев, – предложил Аббат. – Поговорим о ваших сверстниках.
Он взял лист, на котором вел записи, и прочел вслух:
– «Генри Куксон. Пирс Холланд. Шарлотта Лачлан-Янг. Лара Петрова. Эсме Доусон».
Как список победителей – только извращенный, не в добром деле, а в дурном. Аббат помахал страницей в воздухе.
– Поступки этих пятерых, несомненно, свидетельствуют о жестокости, но можно ли вменить им покушение на убийство? – Он посмотрел на Нел. – Начнем с вашей истории, мисс Эштон.
– Ну-у, – пробормотала Нел, – в первый день, в день охоты, Генри накинул мне на плечи свою куртку – и он же спустил собак. Все остальные… нет, они ничего не делали, пока не начали меня искать.
– Они помогали искать вас?
Нел поежилась.
– Да, но они получали от этого удовольствие. Понимаете? Это было продолжение охоты.
– А как было с вами, мистер Джадиджа?
Шафин тоже смутился:
– В день стрельбы по фазанам меня ранил Генри. Не кто-то из них.