– Нам все понятно. Мы все сделаем как надо. Спасибо вам, – просто сказал Кирсанов. – И не переживайте, если я выберусь, то сдержу свое слово.
– Да, спасибо вам огромное, – со слезами на глазах пробормотала Лика, прижимая к животу объемный узел. – Вы очень смелая женщина!
Я – мать, и больше моего ребенка некому защитить! – сурово ответила она. – Ну, удачи вам.
– Подождите, вы даже не сказали, как вас зовут! – вдруг вскинулась Лика.
– Мое имя есть в письме, но вы прочтите его, когда выберетесь, – отрезала их спасительница. – Не нужно вам знать его, пока вы на этой земле. И если, вдруг, вас все-таки схватят, постарайтесь уничтожить письмо. Если его найдут и прочтут, нас всех убьют, но не сразу, сначала будут пытать.
И с этим сногсшибательным напутствием, она буквально впихнула Лику в кабину «Москвича». Кирсанов сел за руль, пытаясь вспомнить, как тут включается задняя скорость, пару раз газанул невпопад, но буквально через минуту они уже катили по дороге. Сзади них закрылись громадные ворота их тюрьмы. Фары освещали две заснеженные колеи, хорошо, что снега не было несколько дней, иначе они бы просто не смогли выехать из этого богом забытого места. Кирсанов был мрачен и хранил молчание. Лика тоже какое-то время ничего не могла сказать, голос почему-то сел, но вот она собралась с силами и позвала его.
– Денис! Денис, что ты молчишь? Скажи, ты ей веришь, все так, как она говорит? То есть, я хочу сказать, – Лика смешалась, – она убила этого человека… Вдруг она нас просто использовала для спасения дочери? Макс не мог отказаться платить…
– Лика, давай сейчас не будем это обсуждать. Мы поклялись, и я намерен сдержать эту чертову клятву. Мне не слишком хотелось проверять ее слова, и тебе, кажется, тоже. Этот человек – бандит. Он нас покупал и продавал, как животных. Мне плевать на его смерть. Тебе это ясно? Прекрати строить из себя инфантильную дурочку, не время для моральных терзаний!
– Я не верю, что Макс отказался, – прошептала она про себя.
От его слов у нее во рту появился кислый привкус. Какая муха его укусила? Она всего лишь хотела, чтобы он сказал что-нибудь ободряющее. Например, что они не зря согласились на сделку с этой кавказской валькирией, что их ночной поход по горам целесообразен. А он, вместо этого, дурой обозвал, ничего себе поддержка! Боже, за что ей это? Надо взять в себя в руки, иначе вновь придется бежать по кругу: жалеть себя, недоумевать, кому она помешала в этой жизни, сокрушаться об измене мужу и переживать по поводу сложных взаимоотношений с любовником, и так далее, и тому подобное. Говорят, со стороны виднее, и если она выглядит как инфантильная дурочка, то надо что-то делать. Что? Перестать хвататься за каждого встречного-поперечного в надежде обрести опору в жизни? Но если она, действительно, не ощущает должной уверенности в себе?
– Господи! Когда весь этот ужас закончится? – прошептала она едва слышно в полном отчаянии.
Денис не отреагировал, он молча вел машину, старательно вписываясь в крутые повороты извилистой горной дороги.
Лика посмотрела в темное окно, в котором мелькали искореженные силуэты деревьев, прилепившихся к склону горы. Все это происходило не с ней, это просто страшный сон, и когда-нибудь она обязательно проснется! О чем она думала в отеле, что пришло время перемен? Дай бог, чтобы они выбрались из этого кошмара, она сделает все, чтобы изменить свою жизнь, и даже саму себя.
Кирсанову было совсем не до тонких душевных переживаний Лики, он думал о том, что на лице Саида была подушка. Значит, золовка придавила его сверху подушкой, чтобы домашние не услышали, как он корчился в предсмертных конвульсиях. Мало того, что подсыпала отравы в еду, так еще и придушила для верности. Эта женщина – дьявол! А может, она просто мать, которая пытается любой ценой спасти своего ребенка от чего-то ужасного, чего они с Ликой даже не в силах себе вообразить? С одной стороны, она вытащила их из того склепа, с другой – Лика, возможно, права, и их вовсе не собирались запускать по этапу, а тетка просто воспользовалась ситуацией. В этой истории никому нельзя верить, даже тем, кто старается выглядеть дружески. Особенно этим…Война всех против всех – Bellum omnia contra omnes. Черт, что за дерьмо!
Машину подбросило на ухабине, и он крепче вцепился в руль. Что теперь сокрушаться, сомневаться и строить предположения? Все сложилось, как сложилось, и у них нет возможности что-то переиграть. Им бы выиграть! Они удирают из плена, покрывают убийцу и обязались увести из-под удара ее дочь. Таковы обстоятельства, которые они на себя взяли. И он твердо был намерен не подвести безымянную черкешенку: выжить и спасти ее дочь.
Лика решила, что пора посмотреть, что эта женщина засунула им в узел. Мотор машины ровно гудел, колеса накручивали километры, отодвигая вдаль их тюрьму и этих страшных людей. Конечно, скоро они окажутся одни в лесу, в горах, в холоде ночи. Но это все равно лучше, чем подохнуть там, в этом ужасном подвале. Денис прав. Он прав. Тот человек – преступник, потому что занимается торговлей людей. И женщину можно понять, ведь, ради ребенка, матери готовы на многое. Кто его знает, сколько бы народу она положила, если бы ее Ванечке угрожала опасность. Ванечка, сыночек, как он там без нее?! О Господи, нельзя сейчас о нем думать. Никак нельзя. Она старательно гнала мысли о сыне все это время, чтобы не свихнуться от ужаса и тоски. И сейчас не станет думать о нем, пока они не освободятся окончательно.
Лика развязала узлы и обнаружила в шали две старые вязанные из козьей шерсти кофты, которыми торгуют кавказские женщины. А в них было несколько свертков: овечий сыр, несколько кусков мяса, лаваш и бутылка с водой. Вид этой обычной пластиковой бутылки заставил дрожать ее руки. Где-то далеко-далеко существует цивилизованный мир, где изготавливают эти самые бутылки и в них продаются напитки. И они тоже когда-нибудь туда доберутся, в эти райские места, из которых их выдернули, как морковку из грядки.
– Я тебе сделаю бутерброд, – слабым голосом сказала Лика, быстро орудуя руками.
– Надо постараться не съесть все сразу, – заметил Кирсанов. – Во-первых, это вредно для желудка, во-вторых, не известно, как быстро мы выберемся из этой дыры.
– У меня от голода кружится голова, – пожаловалась Лика. – Но если верить Брэггу, то голодание весьма полезно. Так что можно считать, что мы проходили курс очищения организма от шлаков. Правда, Брэгг рекомендует выходить из голодания на соках, но мне кажется, что можно и на таких вот бутербродах.
И она сунула Кирсанову увесистый сверток, завернув в тонкую лепешку мясо с сыром. Наверное, это была самая вкусная еда, которую они когда-либо вкушали в своей жизни. Дорога крутым серпантином карабкалась в гору. В кабине было тепло, в животе сытно, и Лика не заметила, как заснула. Ей снился прекрасный сон: они с Ванечкой катались на качелях вверх-вниз, вверх-вниз, и тем обиднее было просыпаться. Но Кирсанов настойчиво тормошил за плечо и требовал открыть глаза.
– Лика, судя по всему, мы на пике, как его там…
– Чертов зев, – подсказала она, зевая во весь рот.
– Вот именно, что чертов. Вылезай, пора прощаться с нашим четырехколесным другом. Дальше пойдем ножками.
– А ты уверен, что это то самое место? – заерзала Лика, которой отчаянно не хотелось оказаться на темной дороге.
– Уверен. За поворотом начинается спуск, я проверял.
Хочешь не хочешь, а пришлось выбираться наружу. Луна светила ярко, и, благодаря снежному покрову, создавалась хорошая видимость. Оказалось, что он уже так развернул машину, что она смотрела капотом в обрыв, до которого было буквально два-три метра. Лика, оказавшись снаружи, напялила на себя сверху одну из кофт и обмоталась сверху шалью, после чего стала похожа на пленного немца под Полтавой. Кирсанов обыскал бардачок машины, выудил кучу мусора, среди которого выбрал дешевую пластмассовую зажигалку, старую газету и начатую пачку жвачек. Затем подхватил монтировку, присмотренную в качестве оборонительного средства, на случай какого-либо нападения. Все свои находки он передал Лике, а сам стал возиться с трупом, перемещая его из будки за руль. Все должно было быть натурально, пусть даже его никто и не достанет из этого обрыва.
Лика решила, что не будет смотреть на труп, чтобы он ей всю оставшуюся жизнь не снился. И отвернулась. Через минуту Кирсанов осторожно направил машину к пропасти, она зависла на мгновение, осветив фарами пространство перед собой и рухнула вниз, ломая кустарник и кривые деревца, вопреки всему пытающиеся расти на отвесной скале. Они не удержались, подошли к обрыву и, вытянув шеи, заглянули вниз. Их любопытство было полностью удовлетворен. В лунном свете они смоги наблюдать падение «Москвичонка», пока он не исчез из виду в глубине пропасти. И только через какое-то время, после того, как шум падения стих, грохнул взрыв, и далеко внизу вспыхнуло пламя. Еще один автомобиль взорвался на ее глазах.
– Мама дорогая, какой обрыв! – ахнула Лика и попятилась.
– Все четко, как по нотам, – промолвил Кирсанов. – Ну, потопали.
Они распихали свертки с едой за пазухи. Кирсанов, как истинный джентльмен, предложил свою кофту Лике и, получив категорический отказ, живо принарядился в вязаный подарок их спасительницы. И пусть на нем такой наряд смотрелся более чем странно, но в данный момент ему было глубоко безразлично, как он выглядел со стороны. «Холод не тетка, холод – дядька», – мысленно переиначил он дурацкий слоган дурацкой рекламы.
Взявшись за руки, они потопали по колее, означающей дорогу к свободе.
Максим пил горькую. Интересно, он сопьется или выдержит, как предсказывала мамочка? Нет, наверное, выдержит. Он уже многое сумел выдержать в этой жизни: появление отчима в их однокомнатной квартире, интернат, когда мамочка подалась с отчимом за длинным рублем на Север, насмешки продвинутых первокурсниц над его зачуханной одеждой. Но это все ерунда. Он много работал, в том числе и над собой, чтобы стать тем, кем он стал. Он много добился в жизни. Теперь, девяносто процентов однокурсниц готовы отгрызть себе руки по локоть, что вовремя не разглядели в Максютке Тишином перспективного женишка. Он явился однажды на вечер встречи в их институт, наряженный и расфуфыренный, в роскошной тройке, с золотыми часами, с дорогущим портфелем в руках, даже новый мобильник ради такого случая, и звонил по нему всю торжественную часть. Они на него глазели и слюнки пускали. Еще в коридоре он нахвастался двум бывшим красавицам какой он теперь крутой, а потом ему стало смешно и противно и он смылся, не оставаясь на «сабантуй». Зачем? Бывшие красавицы разнесут всем благую весть, кем теперь стал Максим Тишин! Большим человеком. Он видел, с какой тоской и сожалением они провожают его своими жирно накрашенными глазами. Охо-хо, нашел перед кем перья распушать!