– Ну да, конечно, – кивнул Кирсанов, пребывая в полном убеждении, что ему вешают лапшу на уши.
Но как ни крути, а это была добрая ведьма, которая спасла жизнь Лике. И ему было глубоко наплевать, к каким неведомым способам при этом она прибегала, и кто ей нашептывал на ушко магические рецепты. Уже через час он смог поговорить с ее пациенткой.
– Привет! – сказал он, когда Лика открыла глаза.
– Привет, – улыбнулась она и протянула ему руку.
– Ну ты как, жива еще, моя старушка?
– Это кто старушка? – слабо возмутилась она.
– Ну не Зарема же Юсуфовна, – ухмыльнулся он и поцеловал ее в лоб.
– Облобызал в лобик и уложил в гробик, – прошептала она.
– А вот и нет, гробик ты пока миновала. Тебе вообще везет, если ты могла заметить. Киллера с ума свела, неведомых врагов истрепала в неравной схватке. Ты, Лика, Терминатор, да и только!
– Да, я такая, – тихонько улыбнулась она.
Тут в комнату вошла хозяйка и велела Кирсанову выметаться, потому что Лике надо было заняться туалетом, завтраком и лечением. Он решил, что пока прогуляется. Обнаружив свою одежду вычищенной, он только головой покачал. Огонь, а не женщина! Облачившись в свое лыжное обмундирование, потрепанное в непрезентабельных условиях плена, он уже хотел покинуть дом, как его окликнула Зарема.
– Возьмите на вешалке бушлат. Там мороз ударил, и я не хочу вас заново лечить, – заявила она.
Кирсанов вышел наружу, вдохнул полной грудью свежий морозный воздух, обжегший его легкие. Эх, красота! Деревенька словно вымерла, или нет, правильнее сказать, аул. Так вот, тишина накрыла этот самый аул непроницаемой шапкой. Лишь собаки нарушали безмолвие – иногда глухо брехали. Кирсанов осмотрелся. Дворик у Заремы был небольшой, но уютный. По обеим сторонам дорожки, ведущей к калитке, росли невысокие плодовые деревья, под заснеженными кустами сирени притаилась скамейка. Наверное, летом здесь царит приятная прохлада, подумал он. Выйдя за калитку, Кирсанов медленно побрел в противоположную сторону той, что они приехали. И вскоре миновал последний дом и оказался на поляне, которая плавно сужалась к обрыву.
Справа, вверх на гору, петляя, вела гравийная дорога и упиралась в крепостную стену. Там, почти на отвесном утесе, лепилось диковинное строение, более всего смахивающее на замок эпохи Возрождения. Кирсанов поразился красоте этого глухого горного местечка, такой пронзительной, что аж дух захватывало. И будь у него самого столько денег, сколько вбухал в строительство хозяин замка, он непременно бы возвел подобное чудо архитектурной мысли. Теперь он понял, почему «крутой чувак» стремится обосноваться в этих краях, потому что это как раз и есть обитель неописуемой животворящей радости, отсюда до Бога рукой подать.
Странная штука жизнь, подумалось ему. Люди рождаются, растут, влюбляются, рожают детей, делают кучу всяких глупостей, в общем, живут. И каждый из них думает, что все происходит по его воле, и даже если что-то идет не по тому сценарию, который был предусмотрен, то они быстренько приспосабливаются и снова считают, что управляют своей жизнью. А так ли это? Действительно ли человек творец собственной судьбы, или есть кто-то или что-то, обладающий большими полномочиями? Нет, конечно, куда пойти – направо или налево – каждый решает сам, но ведь часто невозможно даже внятно объяснить, почему сделал так, а не иначе, почему свернул туда, а не сюда.
Вот, спрашивается, с какой стати он изменил своему решению отдохнуть от общения с противоположным полом при встрече с Ликой? Она ведь ему поначалу показалась той еще стервой, но все равно он не внял голосу разума, полез на огонь, как безмозглый мотылек. Лика на поверку оказалась никакой не стервой, у нее полно комплексов и предвзятое отношение к самой себе. Но неприятностей он с нею нахлебался сполна. Подумать только – в плену побывал! Он многое мог предположить в своем будущем, но чтобы вот так его схапали и приговорили к рабству – это нужно иметь сверхфантазию. И, тем не менее, случилось это по воле таинственной силы, столкнувшей его с Маркизой ангелов.
Кирсанов покачал головой. Все, что приключилось с ним за последнее время, в корне меняло его представление о том, какова жизнь на самом деле. Ведь всякого рода неприятности могли случиться с кем угодно, только не с ним, с таким аккуратным, продуманным, предусмотрительным, немного себе на уме, осторожным и в меру крутым. Это другие могли разоряться, проворовываться, проигрывать в карты состояния, попадать на «счетчик», влипать в истории, влюбляться в неподходящих женщин, цеплять дурные болезни, садиться на иглу, спиваться от хандры. Он – никогда. Он думал, что никогда. Он считал, что создан из другого теста, заквашен иной закваской и закален особой закалкой. Глупец! Он такой же, как все, просто раньше его подобные казусы миновали, теперь вот не смог увернуться. Получите, распишитесь.
Кирсанов потоптался над обрывом, пронаблюдал бреющий полет крупной птицы, подозрительно смахивающей на орла, обнаружил вдалеке серебристую ленту горной реки. Огорчился, что не художник, не то бы обязательно нарисовал эту невероятную, неправдоподобную картину зимнего дня в горах. Постоял, впитывая в себя звуки и запахи.
Так в какой же момент события стали развиваться особым образом? Где точка отсчета? А может, все, что он делал в последнее время это и есть алгоритм предопределенности? Расстался с Ингой, освобождая место для другой женщины, монашествовал, копя мужскую силу, согласился на Танькины уговоры поехать в Домбай. И все только для того, чтобы встретить Анжелику. А что если действительно это его судьба?
Кирсанов поскреб свою заросшую щетиной щеку, недовольно морщась, и приказал себе подумать о чем-нибудь ином. Все это не для него: фатализм, хиромантия, вещие сны и гадания на кофейной гуще. Носом ботинка он поддел камень и скинул в пропасть. Какой толк во всех этих измышлениях? Никакого, решил он и пошел обратно.
Его мысли перескочили в другую плоскость. Не мешало сообразить, что делать дальше, как выкарабкиваться из этой ситуации. Ему было страшно даже подумать, какой кошмар сейчас переживает Танька. Да и мать, несмотря на внешнюю железобетонность, наверняка изрядно нервничает. И друзья-приятели тоже, небось, обалдели от такого расклада – шутка ли, взяли и исчезли. Куда бежать, где искать? Полицейские ищейки изображают бурную деятельность, компостируют им мозги, но никаких улик не находят. Сколько их уже нет? Четыре дня. Если бы такое случилось с сестрой, он бы, не слушая глупых оправданий, ей шею свернул при встрече. Блин, как же их предупредить, что он жив-здоров? В запарке не додумался попросить камазистов связаться с Танькой или ребятами. В общем, свалял дурака.
Но это, как ни крути, дело поправимое. Нервов родных и близких назад не воротишь, но их человеку отмеряно столько, что хватит на десять жизней, есть шанс, что выживут. А вот что делать Лике, когда она прибудет в Москву обетованную? Как ей спастись от нападок тайного «поклонника», задумавшего свести бедняжку в могилу? Эти вопросы оставались пока без ответа. Кирсанову, действительно, не приходилось заниматься дедуктивной деятельностью, да к тому же когда от этого зависела жизнь близкого человека.
О, как! Вот он ее уже и близким человеком нарекает. Кирсанов замотал головой, как недовольный мул. Ни к чему сейчас вдаваться в интимные подробности – кто кому кем доводится. И чтобы окончательно избавиться от червоточинки в груди, он зашагал быстрее, и вскоре оказался перед зеленым заборчиком.
– Соседка заходила, – этой фразой встретила его Зарема. – Любопытствовала, кто это у меня гостит. Я сказала, что племянник с женой. Вы темненький, вас легче выдать за родственника, так что, если вдруг у кого будут к вам вопросы, знайте, что сказать.
– Конечно, конечно, – закивал Кирсанов, – а как там моя «жена»?
– Спит. Но скоро проснется. Пока вы гуляли, я успела приготовить бульон. И вам и ей он будет полезен.
– Зарема Юсуфовна, я даже не знаю, как передать словами свою благодарность за все, что вы для нас сделали.
– И не надо. Я должна это делать – помогать людям. Если ты знаешь и можешь чуть больше, чем другие, то протяни руку помощи, и тебе воздастся. Так учила меня моя мать. И я стараюсь поступать именно так, а не иначе, – хлопоча у плиты, вещала она.
– Денис! – послышалось из комнаты.
Проснулась Лика, и он поспешил на ее зов. Оказалось, она настолько окрепла, что возжелала принять душ или ванную. Но Зарема разрешила только умыться, заявив, что вода только ослабит, а это совсем ни к чему. Лика же, что смогла в условиях чайник плюс тазик, то на себе и вымыла, заработав полное неодобрение лекарши. Впрочем, на дальнейший бунт, в виде ужина за столом, у Лики сил не хватило, и она послушно похлебала бульона, лежа в кровати. Но только Зарема вышла, она протянула руку Кирсанову, схватила ее судорожно и на себя его потянула.
– Денисочка, милый, я домой хочу! Я по Ваньке соскучилась, аж сердце печет! – жарко зашептала она. – Отвези меня домой, а!
– Лик, ну ты чего? – ошарашено поинтересовался он. – На чем я тебя отвезу? Это, во-первых. И как ты себе это представляешь в таком состоянии?
– Ванька маленький, – всхлипнула она. – Ему без мамы страшно. А Макс занят, как назло, он его к свекрови отвозит, а у них нет взаимопонимания!
– Лика, я тебе обещаю, как только ты сможешь на ногах больше десяти минут стоять, я тут же организую отъезд в Москву, а пока ты крепись. Ради Ваньки своего крепись. Ладно?
– Ладно, – кивнула она, давясь слезами.
И почему-то принялась ему рассказывать, как тяжело проходила беременность, как страшно было рожать, как до года сынишка плакал по ночам, а она убегала с ним из спальни в кухню, чтобы дать поспать Максу, который потом целый день работал.
Она качала и качала ребенка, бродя по темной кухне, вглядываясь в его личико – спит или не спит? Но стоило только положить его в кроватку, как он тут же распахивал глаза, а потом и рот, и вопил на всю округу. А в год он свалился с кровати и рассек себе бровь. И пока приехала скорая, она чуть не свихнулась от ужаса, потому что боялась, что задет глаз, и он останется одноглазым. А еще у него аллергия на шоколад, и в первый же день в саду, самом что ни на есть фельдиперсовом, кто-то из родителей, первым забиравших детей, сунул Ваньке «Сникерс». И дома у него началась жуткая сыпь, и скорая уволокла их в инфекционку. Целую ночь они провели в палате с ребенком, больным ветрянкой. Утром выяснилось, что это всего лишь аллергическая реакция, и их отпустили домой, но через три дня его высыпало уже от той самой ветрянки, которую он подцепил в больнице.