– Денис, как ты думаешь, что хотел проводник?
– Узнать, как пройти в библиотеку, – бросил он сквозь зубы, откидываясь на подушку.
Еще помолчали. Лика, справившись с заколкой, умастилась на соседней полке, чтобы не усугублять ситуацию. С другой стороны, интересно, что реально могло ее усугубить, когда она и так вошла в ступор? Дерматин холодил бедра через ткань брюк, и она поежилась. Холод склепа или, если угодно, подвала, служившего им камерой, будет теперь преследовать ее до конца жизни.
– Я придумала, что подарю нашей второй спасительнице – Зареме Юсуфовне, – начала осторожно Лика, словно ступила на болото.
– Поздравляю, – проворчал Кирсанов, что-то сосредоточенно высматривающий на потолке.
– Знаешь, у нас на даче установлена такая система водоснабжения, которая позволяет принимать душ и без газа. Это очень удобно. Надо и нашей врачевательнице такую прикупить.
– Гениальная идея. А что же это у вас газа-то нет? – притворно заохал Кирсанов. – Это же кощунство какое-то: дача и без газа.
– Ну это не совсем дача, – смутилась Лика. – Это дом в деревне Поповка, доставшийся мне от тетки. Это место только для меня дача, остальные его не жалуют, а семейная фазенда у нас по Рублевскому шоссе, там, конечно, газ есть.
– Ну, конечно, конечно, как же ему не быть, если дача на Рублевском? Это же дача се-мей-ная, а не какой-то дом в деревне!
Он насупился, замолк и принялся изучать нечто занимательное теперь под нижней полкой, а Лика не знала, как выйти достойно из создавшейся ситуации. Ну почему он такой вредный?
– Денис, пойми, я пока не готова к этому разговору, – промолвила она, наконец, тихо.
– О дачах?
– При чем тут дачи…
– Извини, – услышала она в ответ и подняла на него глаза. – Я что-то совсем зарапортовался, – признался он.
Лика же, взглянув в лицо Кирсанову, запечалилась пуще прежнего. Лицо было, скорее, и не лицо вовсе, а маска египетского принца Рахотепа – сгусток эмоций, причем не самых добрых, полыхал пламенем в глазах. Лика поежилась.
А внутри Кирсанова все шипело и плавилось. Ах, она не готова! Она, видите ли, не готова, йошкин кот, ответить на его предложение! И что ему теперь прикажите делать, когда эти слова сорвались с губ? Что? Он, может быть, тоже был не готов пороть подобную чепуху. Но он должен знать, черт подери… Кирсанов прочистил горло.
Блин, ну что она за женщина, неужели еще не поняла что к чему?! Никогда! Никому! Он не предлагал стать его женой. А тут, на тебе, само соскочило с языка! А она даже не ответила ничего.
А, ведь не стерва, которых у него было пруд пруди, так почему же, опять двадцать пять, в жизни сплошная неразбериха? Почему все запуталось так, что даже сердце и то не на месте? Оно бьется то слева, то справа, то в горле, то в животе, то где-то в районе пяток. И такая странная миграция взбесившегося органа напрямую связана с этой женщиной, Маркизой ангелов, которая не должна играть никакой роли в его судьбе, но она почему-то играет, да, к тому же, на всех струнах сразу. Кирсанов принялся разглядывать «камень преткновения», пытаясь найти ответы на свои вопросы.
«Татах-тах, татах-тах», – пел поезд, пытаясь укачать, ублажить недовольных пассажиров, настроить их на благодушный лад.
Лика упрямо таращилась в черное окно, будто углядела там что-то невероятно занятное, заодно делая вид, что его взгляд вовсе не прожигает дырки в ее виске. Внезапно она осознала, в окне совсем ничего не видно. Почему они не заметили, когда наступила ночь, рассеянно подумала она. Почему он спросил то, что спросил, и как она должна была отреагировать? Ага, зашуршал чем-то, но она к нему не повернулась, не могла пока смотреть ему в глаза. Отчего же так сладко и одновременно настолько горько в душе, дивилась Лика своему состоянию. И что ей делать, может, отравиться, облегчив работу киллеру?
Лика вздохнула. Раньше она жаловалась Алевтине на тупую размеренность своей жизни, которая время от времени прерывалась очередным проектом Макса, побуждавшим ее к чему-то стремиться. Господи, какая же она была глупая, наивная и молодая. Да, да, молодая. Сейчас же она чувствует себя страшной старухой, лет, эдак, ста семидесяти, выжатой и высушенной, как долька лимона. Это так печально знать, что с тобой происходит! Как там у Алены Свиридовой: «Я знаю, я слишком много знаю, меня пора убить…»? Но может, так как раз и случилось: она слишком много узнала, по своему обыкновению, не предала этому знанию значения, и теперь ее хотят убить? И вдруг она с отчетливой ясностью поняла, что не это ее занимает больше всего на свете. Каким-то непостижимым образом Лика успела примириться с тайными врагами, и не им нынче принадлежало первенство в списке ее треволнений. О нет, самые смятенные, самые мятежные мысли вились вокруг того, кто сидел сейчас напротив со скорбной миной униженного и оскорбленного.
Стук в дверь раздался, словно гром в поднебесье, отчетливо, неожиданно.
–Ну что, можно заходить уже, что ли? – нагло осведомился проводник.
– Заходи, – милостиво позволил Кирсанов.
– Во-первых, билетики ваши предъявите. А во-вторых, пассажир к вам присоединяется, так что извольте…
– Что? – хмуро поинтересовался Кирсанов.
– Любить и жаловать, – не растерялся проводник. И, забрав их билеты, исчез в коридоре, всем своим видом показывая им свое пренебрежение.
Зато, вместо него, в купе шагнул красавец под два метра ростом, косая сажень в плечах, на которых бултыхалась спортивная сумка. Блондин с голубыми глазами, ровным загаром на гладковыбритых щеках и жемчужной улыбкой до коренных зубов явно вырвался на волю из какого-то рекламного ролика.
– Здравствуйте, – бархатистым голосом проворковал он.
Лика, застыла на полке с открытым ртом, забыв о правилах приличия. Красавчик застрял в проходе и в свою очередь на Лику уставился. Та залилась краской и часто заморгала ресницами, надеясь прогнать наваждение, но парень в образе прекрасного Аполлона не исчезал. Он пристально смотрел на нее, не отводя глаз, и она плавилась в лучах внимания.
– Лика, с полочки-то слезь, а то товарищ разместиться хочет, – язвительным до безобразия тоном проронил Кирсанов.
Тут только до нее дошло, что она сидит на чужом месте и мешает заселению нового пассажира.
– Не помешаю? – спросил парень растерянно.
– Да ни в коей мере! – заверил его Кирсанов противным голосом.
Лика, покрывшись пунцовым цветом от головы до пят, юркнула к себе на полку, которую по-свойски оккупировал ее взбеленившийся любовник. Судя по всему, он умостился на ее территории надолго и не собирался ее покидать. Лика фыркнула, залезла под одеяло и просунула ноги между ним и стенкой. Кирсанов тут же положил на ее ноги свою руку, всячески демонстрируя, что если Лика и не его собственность, то что-то близкое к ней. Лика сжала губы, закрыла глаза и отвернулась к стенке. Раз ему так хочется наблюдать, как этот атлет будет стелить себе постель, пожалуйста, она же намерена погрузиться в спасительный сон, и баста.
– Ваша дама будет спать? – неожиданно осведомился Аполлон.
– Вроде бы да, видите, отвернулась и глаза закрыла, – охотно откликнулся Кирсанов.
Словно речь шла о его любимой болонке!
– Вижу, – согласился их попутчик. – А вы?
– Что мы?
– Вы тоже спать или…
– Что или?
Нет, у него явно приступ желчной лихорадки, подумала Лика.
– Да у меня коньячок есть, – замялся атлет. – Приличный.
– Ух ты, – обрадовался Кирсанов, – а у нас жратва, то есть закуска. Эй, детка, где наши катомки?
Лика прикинулась глухонемой.
– Так, а мы не помешаем вашей даме? – спросил вежливый попутчик.
– Ну что ты! Видишь, спит, как убитая, – ответил наглый Кирсанов.
«Помешаете, уважаемый, – злобно подумала Лика, – прибить этого наглого «шовиниста», изображающего из себя моего патрона! Конечно, Денис теперь специально выеживается, чтобы вывести меня из себя! Тоже мне мститель народного разлива выискался!» Ей было, что сейчас сказать Кирсанову, но она благоразумно промолчала. Скандалить при постороннем, да еще таком невероятном красавце, ей было стыдно.
– Дорогая, не хочешь к нам присоединиться? – раздался голос Кирсанова над ухом.
–Нет, – сглухо ответила она.
«Вот до чего же эти мужики падки на выпивку, стоило этому плейбою только свистнуть, как этот уже на все согласен, – подумала Лика, – слушая их шуршание за спиной».
– Эх, мы сейчас такой бадабумчик устроим, – промурлыкал Кирсанов, выуживая из-под полки их сумку с припасами еды..
И вдруг по-свойски хлопнул ее по заду. Лика, ошалев от такой наглости, резво развернулась и в свою очередь припечатала Кирсанова чуть пониже поясницы. Он, не ожидая «ответа», дернулся и прилично долбанул башкой столик снизу. Коньячная бутылка, гордо занявшая свое законное место посреди стола, подскочила и ринулась на пол. И все бы ничего, если бы не атлет, кинувшийся ее спасать. Поезд качнуло, и он только подфутболил к двери свой «приличный» выпивон, придав ему инерции и направления. «Шайба, подача, гол!» Раздался звон, и в купе сильно запахло коньяком.
– Ой, – сказала Лика.
– Какой «ой», ты чего вытворяешь? – разозлился Кирсанов.
– Я? – поразилась Лика. – Ты первый на меня руку поднял!
– Да подумаешь!
–Вот и подумай!
– Интересные у вас отношения, – с чувством сказал атлет и, гордо вскинув голову, вышел из купе. – Только вот чего же их при людях демонстрировать?
Последняя фраза донеслось до них уже из коридора.
–Ну вот, всю малину порубала в капусту, – огорчился Кирсанов. – И сама не гам, и другим не дам.
– Это, ты сейчас на каком языке разговаривал? – окрысилась Лика.
– И человека ни за что ни про что обидела, – гнул свое Кирсанов, сидя на коврике. – Он со всей душой, а ты… Хрясь! Блямс! Никакого понимания.
– Да что ж ты меня во всем обвиняешь? Это ты первый начал! – с места в карьер понеслась Лика. – Кто руки распустил, а? Я тебе – не твои девочки, нечего меня хлопать!