– Я там был.
И это все, что потребовалось.
Следующие несколько недель он рассказывал мне свою жизнь, а я просто засыпал его вопросами. Я все узнал об оружии, например, почему американские солдаты предпочитали вражеские АК-47 своим родным М16; узнал о боях – начиная с тех, что длились тридцать секунд, до целых пяти минут ада на земле; о расизме на войне: о том, как чернокожие солдаты всегда шли спереди в патруле и как им приходилось таскать на себе тяжелый пулемет М60 по прозвищу «свин». Но главное, я узнал о друзьях, которых он приобрел и потерял во время службы там – о «братьях», как он их называл.
Из всех повествований, которыми новый друг поделился со мной тем летом, особенно запало в душу одно. Лонни неделю как попал на передовую, и вот ему впервые досталось быть «подсадной уткой». Совсем необстрелянный новичок, но кому какое дело? Приказ есть приказ. То был ночной патруль, и всего несколькими днями ранее у другой роты произошла перестрелка с врагом на этом самом участке. Через пару часов после выхода, карабкаясь по круто поднимавшейся тропе, Лонни поднял вверх кулак – сигнал для подразделения остановиться. Он никого и ничего не видел в джунглях впереди, однако почуял, каждой клеточкой почуял врага, затаившегося рядом. Лонни описал, что чувствовал себя в тот момент «тревожно»; во время срока службы тревожность стала необходимым для выживания инстинктом, однако откуда она взялась, Лонни и понятия не имел. Он поведал, что, сидя на корточках там, в темноте на тропе, чувствовал, как волосы на руках встали дыбом, пот, пропитавший форму, мгновенно заледенел, а во рту появился гадкий вкус – вкус страха. Тридцать секунд спустя Лонни очутился в самом пекле своей первой перестрелки.
И вот я стоял у подъездной дорожки, вцепившись в крышку мусорного бачка, как в спасательный круг, а во рту разливался вкус первобытного страха. Глаза метались по теням. Ничего необычного я не видел, но знать-то знал.
Он там, в темноте.
Где-то там.
Рядом.
Понятия не имею, сколько времени прошло до момента, когда вереница автомобилей поднялась на вершину холма по Хансон-роуд, осветив фарами мое безумное отступление к гаражу и под заветную защиту дома. Может, прошло сорок пять секунд, а может, пять или десять минут. Мозг совершенно перестал работать.
Ни до той ночи, ни после нее я не ощущал такого одуряющего ужаса, парализовавшего разум и тело. И никогда потом не был я так уверен, что нахожусь во власти чистого зла.
Майор Бак Флемингс (слева) и детектив Лайл Харпер (фото предоставлено Логаном Рейнолдсом)
Военные дома на Седар-драйв (фото предоставлено автором)
Начальная школа «Седар-драйв» (фото предоставлено автором)
VIIМэдди
«К середине августа в Эджвуде разгорелась настоящая истерия»
Утром десятого августа я сидел в парикмахерской на вращающемся кресле. Меня стригли, а я слушал ворчание целой толпы старичья – младше семидесяти не было ни одного, включая Большого Рея, который как раз и ровнял мне виски. Они спорили о предстоящих президентских выборах, когда по радио передали новость: в Эджвуде пропала еще одна девушка.
Ее звали Мадлен Уилкокс, и ей было восемнадцать. Для семьи и друзей – просто Мэдди, жила с родителями на Хансон-роуд, в четырех кварталах к востоку от библиотеки. Жизнерадостная красотка Мэдди должна была закончить среднюю школу Эджвуда грядущей весной – правда, если справилась бы с летними дополнительными занятиями по двум курсам. До сих пор все шло хорошо, к моменту исчезновения Мэдди получила хорошие оценки по обоим курсам. Старшая сестра, Крисси, проводила лето после первого года колледжа, работая спасателем на пляже «Дьюи-Бич». Мэдди собиралась к ней на следующие выходные.
Рано утром миссис Уилкокс поднималась со стираным бельем из подвала и толкнула дверь в спальню дочери, чтобы ее разбудить. Мать удивилась и сразу встревожилась: Мэдди в комнате не было, а постель оказалась не разобрана. Вчера Мэдди отвозила друзей на вечеринку в Джоппатаун, но миссис Уилкокс ложится рано и в полдесятого уже была в постели, поэтому и не знала, вернулась ли дочь домой к полуночи. Муж уехал в командировку на три дня, поэтому толку от него также не было. Миссис Уилкокс оглядела пустую спальню и внезапно спохватилась: а что, если Мэдди вообще не вернулась домой? Она опустила корзину с бельем на кровать и выглянула в окно. Дочкин красный «Камаро» стоял на подъездной дорожке. Женщина облегченно выдохнула: домой Мэдди добралась в целости и сохранности.
Спустившись, миссис Уилкокс заметила, что в хрустальной чаше на столике в прихожей ключа от машины не было. Как она сказала позже полиции, тогда на нее и накатило дурное предчувствие. Босоногая, неприбранная, миссис Уилкокс выскочила во двор и на полпути к машине заметила, что водительская дверь приоткрыта, и в салоне горит свет. Женщина перепугалась еще больше.
Едва сдерживая слезы, мать потянулась к дверной ручке машины, как вдруг правой пяткой наступила на что-то колкое в траве. Охнув, посмотрела, что там такое, и увидела дочкины ключи с брелоком.
Уже не в силах сдержать слезы, мать кинулась звонить в полицию.
Увидев лицо Мадлен Уилкокс в вечерних новостях, я понял, почему ее имя показалось мне таким знакомым, когда я услышал его по радио первый раз. Один мой давний друг и сотоварищ из команды по лакроссу Джонни Пуллин когда-то встречался с ее старшей сестрой. Поначалу ни имени сестры, ни даже как она выглядела я не вспомнил, но вот Мадлен-то не вспомнить было невозможно. Хоть и видел я эту девицу всего два раза, впечатление она произвела неизгладимое.
Обе встречи произошли в Рокс, на извилистом отрезке речки Диэр-Крик на севере округа Харфорд, где прятались от взрослых многие поколения местных подростков – попить пивка, поплюхаться с железнодорожного моста в воду и поплавать на надувных камерах. Нам с Джонни Пуллином тем летом исполнилось восемнадцать, а значит, Мадлен тогда было никак не больше четырнадцати. Но девчонка была совершенно безбашенная: ругалась как сапожник, флиртовала как королева выпускного бала и всех нас достала своим наглым, показным всезнайством. Я как-то даже застукал ее, когда мелкая тырила пиво у меня из сумки-холодильника.
В то утро, когда Мэдди исчезла, Карли порасспрашивала знакомых девушки и выяснила, что, на первый взгляд, за четыре года не очень-то многое и изменилось. Как ученица Мадлен Уилкокс показывала результаты ниже среднего, частенько попадала в неприятности: курила за школой, пропускала занятия. Дважды просидела в девятом классе – слишком много занятий прогуляла без уважительной причины.
Правда, в последнее время появилось немало признаков того, что многое в ее жизни изменилось и двигалась Мадлен в верном направлении. Она посещала дополнительные занятия летом в школе и пошла работать – сиделкой в дом престарелых в Бель-Эйр. Начальство ее хвалило, многие соседи также были высокого мнения о девушке, особенно обращая внимание на ее дружелюбие и заботу. Миссис Питерс, старушка, жившая по соседству, у которой недавно от рака умер муж, рассказала, что Мадлен всю прошлую зиму лопатой чистила от снега подъездную дорожку к ее дому, хотя миссис Питерс и не просила, а когда старушка попыталась заплатить за работу, девушка отказалась от денег. По словам друзей, Мэдди недавно бросила курить и деньги, которые раньше тратила на сигареты, копила на щенка золотистого ретривера – мечтала купить к концу лета. Она уже и имя ему придумала – Сойер.
Прибыв на место предполагаемого преступления, эксперты-криминалисты сразу же принялись за «Камаро» – искали отпечатки, любые улики на панели приборов, сиденьях, ковриках. Рядовые полицейские и детективы пошли по соседям по обе стороны Хансон-роуд – опрашивать, а затем продолжили работу и на соседних улицах. Прибывшее подкрепление – кинологи с собаками – прочесывали окрестные леса, которые подступали к задним дворам многих домов на этом участке Хансон-роуд. По окрестностям змеилась речка Уинтерс-Ран; ее воды текли под историческим мостом Рикерс-бридж, потом она пробивалась на север, к Двадцать четвертому шоссе и далее.
Следователи долго опрашивали обоих друзей Мадлен Уилкокс, с которыми она собиралась на вечеринку прошлым вечером. Фрэнни Кил и Кендал Грант поведали, что все трое сильно устали и решили пропустить тусовку. Вместо этого они провели весь вечер у Кендал дома, в нескольких кварталах от Мэдди, заказали пиццу от «Гаса» и играли в видеоигры. Мадлен покинула их без пяти полночь, ехать до дому было недалеко. По рассказам девочек, подруга весь вечер была в прекрасном настроении.
Мистер Уилкокс сел на самолет в Нью-Йорке меньше чем через час после звонка обезумевшей от ужаса жены. Заместитель шерифа встретил его в Международном аэропорту «Балтимор-Вашингтон» и отвез домой. В двадцать минут второго сериалы «Все мои дети», «Молодые и дерзкие», «Дни нашей жизни», которые шли на местных каналах, были прерваны экстренным выпуском новостей, и десятки тысяч зрителей увидели мистера и миссис Уилкокс бок о бок на крыльце своего дома. Позади них высился детектив Лайл Харпер, выглядевший подобающе мрачно.
Миссис Уилкокс всхлипывала, немигающими глазами смотрела в камеру, молила похитителя вернуть дочь и не причинять ей вреда.
– Мэдди такая милая девочка, – причитала мать, и слезы текли по дрожащему лицу, – она радость всей нашей семьи, пожалуйста, отпустите Мэдди домой.
Мистер Уилкокс поддерживал жену за плечо, однако ни слова не произнес. Когда обращение закончилось, три из четырех телеканалов вернулись к программе передач, и только Тринадцатый канал продолжал вещать с места событий – репортеры взяли интервью у Фрэнни Кил и Кендал Грант, затем подвели итог, пообщавшись с соседом по улице.
Вскоре кто-то уже распечатал объявление: «Вы видели эту девушку?» с фотографией Мадлен, кратким ее описанием – сто шестьдесят пять сантиметров, пятьдесят четыре килограмма, зеленоглазая блондинка, маленький шрам над левой бровью, татуировка на правой лодыжке в виде бабочки. Далее шла информация, как связаться с департаментом шерифа округа Харфорд. К ужину в витрине почти каждого магазина или на двери офиса виднелся такой плакат.