– Побудь немного штурманом, сядь вон туда и корректируй.
Абрамов угнездился в проеме передней пулеметной турели.
– Готово! Кто бы нам еще винт крутанул?
– Лишнее! Здесь автостартер. Раз, два… пуск!
Двенадцатицилиндровые двигатели М-17 взревели, словно стадо разъяренных носорогов. Закрутились пропеллеры, слившись в сверкающие блины. Туша бомбардировщика тронулась с места и поехала к выходу.
– Лево руля! Право руля! – размахивал руками Абрамов. – Отдать швартовы, полный вперед! – И на мажорной ноте пропел: «Замучен тяжелой неволей, он славною смертью почил…»
Надин, побираясь в Европе, не утратила летчицкой квалификации. Она умело управляла неповоротливым на вид кашалотом: он идеально вписался в рамку ворот и выкатился на улицу, где его сразу принялся бичевать разошедшийся вьюговей.
– Погодка аховая! – прокричал Абрамов. – Взлетим?
– Куда мы денемся! Слезай, а то сдует. Дальше я сама.
Абрамов сполз в кабину. Вадим наблюдал все это из третьего отсека. Чувствовал он себя преотвратно. Его сделали игрушкой, де-факто соучастником преступления. И что теперь? Бороться возможности нет, все, на что он способен в своем жалком положении, – перевалиться через край и упасть вместе с торбами под тулово аэроплана. Но это ничего не даст, кроме верной погибели. Падение с пяти метров – гарантия тяжких увечий. А довершит расправу амортизированный костыль, на котором «АНТ» подпрыгивает, как Джон Сильвер на своем протезе. Растопчет, распашет, превратит в кровавый эскалоп…
Испортить аэроплан и помешать взлету? Но как? Обшивку не пробьешь, до двигателей не доберешься… Дохлый номер!
Надин развернула «АНТ» носом к востоку, чтобы ветер не мешал взлету, и он повлекся по заметенному полю, набирая скорость. От своей будочки во всю прыть бежал вахтер, что-то горлопанил. Дурашка сидел у себя в отдалении, попивал чаек, уткнувшись в книжку про Чапаева, и не слыхал ни заглушенных шумоподавителем выстрелов, ни голосов. Но гул бомбардировщика разнесся окрест, как призывный набат, такое не пропустишь. Вот и скачет старикан с негнущимся правым коленом, покалеченным, может статься, еще в русско-японскую. Смешно молотит ручонками, взывает, стращает браунингом…
– Шугану-ка я его. – Абрамов кровожадно припал к пулемету.
– Брось! – Надин увеличила обороты моторов, и аэроплан задрожал, готовый взмыть. – Присмотри лучше за этим. – Она мотнула головой через плечо. – Как бы чего не учудил…
Абрамов перебрался в задний отсек и поприветствовал скуксившегося Вадима дружеским тычком.
– Как настрой, товарищ? Где ваш пролетарский оптимизм?
Кабины «АНТ-4» не имели колпаков. Вадим жался к стенке и представлял, какая арктическая холодрыга там, в поднебесье, куда они вот-вот взмоют.
Шпокнул выстрел – это вахтер осмелился-таки пустить в ход свой браунинг. Он стрелял вверх – целить в аэроплан побоялся. Порча народного имущества приравнивалась к вредительству.
Недоумок, беги назад в свою будку и звони во все колокола! Выдергивай из спален начальство, подымай кого сможешь.
Так нет же! Встал на взлетной полосе, выдохшись после бега, и пуляет в луну как в медный грош. Осел на двух копытах.
Надин включила фары. Два серебристых меча рассекли тьму, рубанули вахтера по глазам, и он закрылся предплечьем.
– Пшел вон, тетеря! – Надин, наполнившись предполетным воодушевлением, знакомым всякому авиатору, направила бомбардировщик прямо на живую преграду.
Бедный старичок по-кроличьи сиганул в сторону, едва не угодив под вращающийся винт. Над его головой просвистел полукруглый обвод крыла, затем в орбиту видимости попал стабилизатор. И вот уже громадина в ореоле снежной пыли пронеслась мимо, оставив после себя грязно-белый шлейф. Козлоногий вахтер зажал двумя руками браунинг и навел прыгающую мушку на удалявшийся аэроплан. Но способна ли дробина усмирить разогнавшегося мастодонта?
Надин потянула штурвал на себя. Нос бомбардировщика задрался, колеса оторвались от земли. Залихватски пристукнув костылем, «АНТ» взлетел над Ходынкой. Надин продолжила крутой подъем, пока не достигла высоты в пятьсот метров, сделала плавный разворот и взяла курс на запад.
– «Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой…» – выводил Абрамов опереточным баском.
Не прошло и трех недель, как командующий Московским военным округом Климент Ворошилов был назначен на должность наркома по военным и морским делам, освободившуюся вследствие кончины Михаила Фрунзе. И надо ж такому случиться, что в эти недели новоиспеченному комиссару привалило столько хлопот! Сначала коллеги из наркомата внутренних дел просили подключиться к поимке особо опасного преступника, сбежавшего из Таганской тюрьмы. Потом они же слезно клянчили помощь войсковых подразделений в розыске целой банды иностранных засланцев, завладевших уймой золота. Венцом феерической нелепицы стал телефонный звонок, раздавшийся в квартире Климента Ефремовича в доме номер три по улице Грановского в ночь с 22 на 23 ноября.
– Слушаю, – проговорил Ворошилов, понизив голос, чтобы не разбудить жену Екатерину, но тотчас сорвался на крик: – Что?! Как увели? Кто?..
Новость оглоушила как обухом. Двадцать минут назад с аэродрома на Ходынском поле неизвестные угнали новейший бомбардировщик, над чьим созданием около года корпели авиастроители Туполева. Звонил главком ВВС Баранов – ему первому доложили о случившемся.
Ворошилов бросил трубку, пошел в ванную и вылил себе на затылок кувшин холодной воды. Он все еще цеплялся за надежду, что эта бредятина ему приснилась. Но нет – окончательно пробудившись, он услышал еще один звонок. На сей раз беспокоил Дзержинский, которого тоже поставили в известность о вопиющей проделке врагов. Феликс Эдмундович действовал оперативно и, пока Ворошилов ехал на машине в штаб РККА в Гранатный переулок, чтобы принять участие в срочно созванном совещании, проныры из политического управления уже произвели осмотр аэродрома и допросили вахтера Лебедева, а также одного из часовых, дежуривших возле ангаров. Парню повезло – преступники его недострелили. Пуля пробила легкое, но сердце не задела. На медицинской карете его доставили в Институт неотложной помощи имени Склифосовского. По дороге он пришел в себя и поведал сопровождавшему его чекисту (милицию к делу не подпускали, блюли тайну), что аэропланом завладели трое: двое мужчин и одна женщина. По описаниям, дополненным вахтером, в угонщиках опознали Абрамова, Надин и Вадима Арсеньева. Причем последний, как указал раненый, имел при себе две увесистых сумы, с которыми не расставался ни на миг. Не иначе у бандитов он был хранителем казны.
В штабном совещании, начавшемся в три часа ночи, приняли участие Ворошилов, Дзержинский, Баранов и наркомвнудел Белобородов. По прямой линии поступали сводки из Московской области. Неизвестный аэроплан, очертаниями похожий на украденный «АНТ», в 2:38 был замечен над Одинцово, а в 2:53 над Звенигородом. Летел без огней, на сигналы с земли не реагировал. На основании полученных данных было сделано предположение, что преступники намерены прорываться на северо-запад, к советско-финляндскому порубежью. Без малейшего отлагательства Ворошилов дал команду привести в боевую готовность все зенитные орудия Московского и Тверского округов и при появлении в небе означенного бомбардировщика стрелять на поражение.
Молодой, но рассудительный Белобородов высказал мнение, что если АНТ поднимется на предельную для себя высоту в четыре тысячи восемьсот метров и разовьет максимальную скорость, то подбить его с земли станет задачей практически невыполнимой. Поэтому не целесообразнее ли применить аэропланы-перехватчики? Идея пришлась по душе Баранову, однако он сообщил, что истребители на вооружение в РККА пока еще не приняты.
– Как так? – не поверил Ворошилов. – У нас же с прошлого года запущен в серийное производство «И-сорок-ноль шесть».
– Запущен-то запущен, но на учениях себя не оправдал.
Тем не менее выяснилось, что штук двадцать таких машин уже произвели, и они могут быть употреблены в деле. В дополнение к ним в прошлом году был испытан усовершенствованный истребитель «И-2». Госкомиссия признала конструкцию пригодной для эксплуатации в боевых условиях, и завод «Дукс» получил заказ на изготовление первой партии. Она, понятно, еще не сошла с конвейера, но пара-тройка экземпляров имелась в наличии.
Все это ультрасовременное авиахозяйство размещалось в Подмосковье и под Ленинградом. Расстелили на столе карту европейской части СССР. Ворошилов карандашом отметил точки, где, на его взгляд, удобнее было бы перехватить удирающий бомбардировщик. Баранов скорректировал их с учетом расположения военно-воздушных баз, откуда надлежало подняться истребителям. Вопрос был решен в пять минут, и соответствующий приказ полетел по назначению.
Наибольшую неловкость среди участников совещания испытывал Дзержинский. Люди из его ведомства – Абрамов и Арсеньев – оказались в числе преступных элементов. Возмутительный недосмотр! И кому теперь за него отдуваться?
Но Феликс Эдмундович стойко держал удар, почесывая свой фирменный клинышек под нижней губой, он высказал идею, которая никому не пришла в голову. «АНТ-4», помимо прочего, нес на себе коротковолновую приемо-передающую станцию для общения с аэродромами на большой дальности. Дзержинский высказался за начало переговоров, и на борт улетающего в буржуазную даль бомбардировщика ушла радиограмма: «Предлагаем посадить аэроплан на территории СССР, сдаться представителям Советской власти и вернуть похищенные деньги. Обещаем рассмотреть возможность смягчения наказания». Депешу подписали все, кто присутствовал на совещании. Ворошилов не прочь был заручиться поддержкой Сталина и Рыкова, но Белобородов отговорил. К семи утра в Кремле должны были собраться члены Совнаркома, чтобы провести заседание, посвященное предстоящему съезду ВКП (б).
Ни Коба, ни его ближайшие соратники, занятые делами общегосударственного масштаба, не ведали об угоне «машины будущего». Белобородов рассчитывал решить проблему в течение ближайших часов и сделать доклад уже по итогам, принеся в клюве положительные результаты. Это позволило бы перевести ситуацию из разряда «прозевали, лоботрясы» в «несгибаемость и профессионализм».