Состав сложный и интересный. Смесь. Яды африканской дикой пчелы, жуков-нарывников и бабочки-пестрянки рода Zyqaena. Морской змеи и огненной саламандры. Контаридин жуков Paederus и гемолимфа личинок африканских (опять же) листоедов…
Мне говорили: «Потом не ищи ветра в поле!»
Советы забыла и думала, что всё это неправда
Взберусь я на скалы и кинусь в холодное море
И пусть для тебя это будет награда, будет награда!
Никита чертыхнулся. Строчки из песни певуньи упорно, назойливо лезли в голову.
– Уж лучше б сама покончила с собой и кинулась в море! – сказал вслух парень и опять стал читать сведения об опасной певице, Чёрной Вдовушке.
Выводы были неутешительные, но малопригодные для дальнейших действий.
Вот уже две недели Алексеевна (как её называют в узких кругах секты) закрыта от глаз человеческих. Не выступает, не показывается на тусовках в любимой «Метелице», никуда и нигде. Сидит в своём замке, в коттедже, в Вишнёвом, замурована и защищена. Куча охраны. Собаки. Система электронной сигнализации. Толстенные стены. Крепкие решётки. Прочные жалюзи.
Достать её могли бы только спецы. Только из Системы!
Как? Трудно сказать, тем более сделать.
Кто? Он, Никита Сергеевич.
Когда? Да чем скорее, тем лучше! До 7 октября надо успевать. Встречу допустить нельзя. Обыскивать её нельзя тоже – скандал может поднять невообразимый! Та ещё вертихвостка! А её подхватят, поддержат недруги Секретаря.
Значит, надо убирать! Или хотя бы сильно-сильно покалечить. Чтоб встать не смогла, сказать, спеть. Чтоб пописать было больно, покушать, помыться. Покушать?! Помыться?! Ну-ка, ну-ка! Покушать… Помыться…
Никита привстал с кресла. Сглотнул воздушную пробку в горле. Губы моментом высохли, и язык тут же пробежался по ним. Обычно это бывало, когда парню приходили в голову хорошие идеи, грандиозные планы, страшные мысли! Идеи! Только рисковые и очень хорошие!
Подмосковье. Барвиха. 2.10.96.
Пресс-секретарь Игорь Стржижебский – сравнительно молодой, изысканно одетый, хмурый по возрасту человек стоял возле широкого окна, засунув руки в карманы, и смотрел на парк. Парк, в котором часто любил прогуливаться Президент. Парк, который тщательно и надёжно охранялся невидимыми призраками из ГУО и Охраны Президента. И хотя защита и безопасность Перового была теперь не в компетенции Моржакова, но его сменщик, человек весьма противоречивый по характеру и политическим взглядам, но верный до гроба (как говорили в Кремле) пока отлично справлялся со своими обязанностями. Живая защита Барвихи и впрямь была незаметна, но всесильна и мгновенна.
Почему Стржижебский подумал сейчас об этом? Он и сам не мог сказать. Может, после разговора с этой милой дамой, бывшей супругой, вдовой когда-то могущественного министра. Кажется, при Андропове… или Черненко!? Дай бог памяти! Не старый ведь ещё! Далеко не старый! Один из самых молодых в окружении Президента, и при этом один из самых доверенных и близких в Команде.
– Дорогая Анна Павловна! – он обернулся к покорно молчащей дамочке, собачкой глядевшей на него. – Хорошо, я доложу ЕМУ об этом вопиющем факте! Не беспокойтесь. Меры будут приняты. Я гарантирую! Хотя, конечно, это решать не только НАМ!
– Игорь Витальевич, рада помочь! А ЭТО возьмите на заметку. Если будет какая-то новая информация, я немедленно доведу до вашего сведения! Ну что ж…
– …Секундочку, Анна Павловна! А почему именно я? – спросил Стржижебский, вынув руки из карманов и с прищуром взглянув на женщину.
– Я вам верю больше всех! – твёрдо и чётко ответила та, будто ответ был приготовлен заранее.
Пресс-секретаря это немало удивило, но в то же время обрадовало. Он вздохнул гордо и легко, откровенно приняв слова женщины за лесть.
– Спасибо за доверие! Спасибо! Я обязательно сделаю всё, что от меня требуется. Звоните. Докладывайте в любое время. А сейчас оформите пропуск на первом этаже и до свидания! Я очень был рад нашей встрече!
Они мягко пожали друг другу руки. Анна Павловна скрылась за дверью, на которую указал он, и в коридоре вновь завис аромат её духов, ощутимый после дуновения воздуха.
Краснова… Краснова? Где-то он слышал эту фамилию! При Андропове? Нет, скорее при Брежневе! Или… А, да ну её!
Стржижебский попытался переключиться на сегодняшние проблемы, вопросы и распорядок дня, но Анна Павловна и её сообщение не выходили из головы. Как он решился?! Что он себе воображает? Надо проверить. Что-то здесь не так! Верить ли этой дамочке? «Я вам верю больше всех!» – вспомнил пресс-секретарь. А я вам?!
Стржижебский нахмурился ещё больше, потёр бровь, отметил про себя, что шагает по мягкому ковру взад-вперёд.
Ну Секретарь! Ну Безопасность! Не успели выбрать, уже паутину плетёт. Ну, Шурик! Неужели это возможно?!
Его размышления прервала тихая, слышная только молодому уху, поступь Первого.
В конце коридора беззвучно высунулась коротко стриженная голова охранника, метнула фоторентгеновский взгляд на пресс-секретаря и исчезла.
Стржижебский вытянулся, затаил дыхание и уставился на другую дверь, из-за которой появился седовласый Президент.
Подмосковье. 93-й километр Муромского тракта. 4.10.96.
На Ольшанский силикатный завод Топорков приехал в обеденное время. Рабочие разбрелись и разъехались по домам, столовым, кафе. Кое-кто остался внутри предприятия жевать бутерброды да запивать чаем из термосов.
Вонючий, мерцающий на свету смог в цехе № 3 немного улёгся, но Никита вошёл в огромные железные ворота с респиратором на лице.
Мимо прошёл задумчивый мужчина пожилого возраста, где-то в центре цеха копошился другой. Топорков огляделся и взял курс на него.
У станка, напоминающего остов танка, возился парень лет восемнадцати. Грязное лицо в респираторе, измазанный маслом и солидолом комбинезон, силикатные блёстки на одежде, скрюченная в три погибели фигура и тяжёлое сопение-похрюкивание.
Никита ещё раз осмотрелся: никого. Тронул рукой плечо рабочего. Тот спокойно обернулся и выпрямился.
– Здорово, земляк! – начал Топорков, а про себя подумал: только бы не отвалились фальшивые брови и переносица, сдавленные респиратором. – Саша.
Никита протянул руку для рукопожатия.
– Фёдор, – пробубнил парень, ответив на приветствие, – ко мне?
– Да! Отойдём?
– Пошли.
Они миновали ещё три станка-котла, чугунную перегородку с сеткой, штабель двухдюймовых трубок, и оказались на небольшом пятачке коридора, возле умывальника и сушилки. Оба сняли «намордники».
Оба внимательно оглядели друг друга.
– Федя, ты кем здесь? – спросил Топорков.
– Рабочий-стеклодув. На практике. С седьмого ПТУ, с Ольшанки. А ты?
– Я из Москвы, из ЦЛХА, лаборатория по гидролизам перманганатов при НИИ имени Менделеева, – соврал Топорков, внутренне отметив сборище малопонятных слов и тупость практиканта, – я сюда приехал по делу!
Парень по имени Федя заинтересованно и вместе с тем удивлённо уставился на незнакомца. Снова осмотрел его и, видимо, убедившись в правдивости сказанной фразы, спросил:
– А при чём тут я? Чем интересуетесь?
Никита воспрянул духом, не упустив и то, что парень перешёл на «вы». Спустил пары, незаметно для собеседника прочесал цех взглядом и снова обратился к Фёдору-стеклодуву:
– У меня к тебе дело, Федя! Именно к тебе. Дело в том, что для очень большого опыта и научных исследований мне кое-что нужно. Это очень важно, Федя! У вас здесь имеются какие-нибудь кислоты, щёлочи, растворы солей?
– Кислоты? – Федя почесал щетину на подбородке. – Есть какие-то щёлочи, солянка и азотная, ещё чё-то. А что, купить надо?
– Догадливый ты парень, Федя! Да, для опытов очень нужно кислоту. Любую, – сказал Никита и насторожился, не сболтнул ли лишнего или подозрительного.
Сболтнул конечно, но паренёк ничего не понял.
– А через отдел снаб…
– …Понимаешь, земляк, там очень дорого, а у нас в лаборатории денег – куры клюют! Я уже разговаривал с этим… как его… Алексеем… ну, как его?
– С Петром Алексеевичем, наверное? – поправил Федя.
– Да, с Петром Алексеевичем, – спохватился Никита.
Хитрый номер прошёл и здесь. Чисто игра воображения и интуитивный отбор популярных имён и отчеств.
И продолжил ложь.
– Очень уж дорого! Да мне оптом и не надо. А этот… Пётр Алексеевич из снабжения предлагает оптом.
– А вам сколько надо?
– Одну канистру, флягу или… в чём там она?
– Кто?
– Кислота. Соляная. Азотная.
– В баллонах. По двадцать литров, по-моему. И сколько вы предлагаете за штуку? – Федя прищурился и сглотнул слюну. Слюну наживы и выгоды. Так расценил Топорков.
– Четыреста долларов отдам! – проинформировал «представитель химлаборатории имени Менделеева».
– Пятьсот! И она у вас в машине! – громко воскликнул практикант, аж чмокнув губами.
– О’кей, парень, железно!
Среди хлама инструментов, заготовок и кучи свёрнутого брезента, запас кислот и щелочей для приготовления и обработки стекла, пластика и целлулоида отыскали быстро.
Отобрали по совету «Шурика» одну из объёмистых бутылей с азотной кислотой и перетащили в багажник «пятёрки», которую четыре часа назад Топорков арендовал в ТОО «ВАЗтехносервис», выдающем автомобили напрокат.
На две недели. Правильно сделал!
Расплатившись «пятихаткой» «баксов» с обрадованным донельзя парнем, Никита развернулся на площадке дворика и направил машину через ворота к тракту.
Практикант-стеклодув Федя Дружинин проводил белые «Жигули» благодарным взглядом, поозирался по сторонам и чуть не вприпрыжку помчался в родной задымлённый ужасный цех.
На душе у парня царил праздник.
В столицу Топорков въехал полтора часа спустя. А ещё через двадцать минут «его» авто притормозило возле тротуара на Маломосковской, рядом с ПРСУ садоводческих товариществ. Но…
…Остановка белых «Жигулей» омрачилась пренеприятным известием, дурацкой сценкой, ЧП.