— Глупышка ты, Сережа. Ну какая любовь? Сам подумай? Я с юга, ты с Сибири. У меня муж, офицер, а ты кто? Какой у нас был разговор, после первого нашего с тобой свидания?
— Какой? — Раскрыл рот Симонов.
— Что все это не всерьез. Вот какой. Подружили и хватит.
Симонов помрачнел.
— Подружили, значит… Все на Шамабаде знают, что Пуганьков — олень последний. Что ты его не боишься…
Тон танкиста похолодел, и Света даже испугалась.
— Признавайся, Светка, — разозлился Симонов, — ты себе нового «дружка» нашла? На Ваську Уткина положила глаз?
— Что ты несешь, Сережа? — Чувствуя, как страх стискивает горло, проговорила Света.
— Я видел, как ты его щупала. Как глазки ему строила…
Танкист пошел на Свету, и та попятилась, но чуть не запуталась в дровах, валявшихся под дровником, и едва удержала равновесие.
— Новый у тебя друг, да?
— Сережа… Я закричу… Сейчас закричи…
Она уперлась попой в шершавые дрова, потом прижалась к ним спиной, защищаясь тазиком. Симонов не останавливался.
— Мозги мне компостировала… Сука…
— Закричу…
Симонов дернулся, и ей показалось, что танкист ее сейчас ударит. Света съежилась, зажмурила глаза. Когда открыла, увидела лицо Сергея совсем рядом со своим. Он зажал ее у бани.
— Городская, а деревенские рожи нравятся, да? — Сказал он мрачно.
— Н-ненадо, Сергей… Я закричу… Сделаешь мне что-нибудь, и Миша тебя застрелит.
Симонов гневно выдохнул. Отступил.
— Застрелит. Тряпка эта? — Он поджал губы. — Ну, Светка… Зря ты со мной играла во все эти игрушки… Завтра вся застава узнает…
— Если узнает, тебя первого же с позором в какую-нибудь глушь переведут, — осмелела Света.
Симонов замолчал, уставившись ей в глаза. Молчал он долго. Потом проговорил:
— Нашла себе новенького ухажера, да? Я надоел? Или разонравился, когда меня Селихов, падлюка такая, опозорил на футболе?
Света не ответила.
— Ну ладно… — Выдохнул он. — Ладно-ладно. Ты у меня еще попляшешь, сука гулящая.
С этими словами танкист плюнул, обернулся и торопливо пошел прочь, к складу.
Света облегченно обмякла. Уронила тазик себе под ноги.
— Давно из-за меня мальчишки не дрались, — проговорила она, тяжело дыша.
Вечером после отбоя, я, как и обещал Уткину, пошел к ленинской комнате. Васю я в последний раз видел за ужином. Потом он помогал Гии на кухне, ведь Таран не спешил в первый же день наваливать на Уткина тяжелую работу.
Теперь пришло время мне с ним поговорить.
Топая по темному коридору заставы, я услышал впереди какое-то копошение. Там, в самом конце, замаячили тени. Потом зазвучали приглушенные голоса:
— Ты че, боров, лезешь, куда не просят?
— Кто первый кинется, — мычал в ответ низким своим баском Уткин, — заломаю…
Я ускорил шаг. Тени, явно заметив меня, вдруг переполошились. Отпрянули по разные стены коридора.
Когда я приблизился, увидел в полутьме Уткина, сжимающего кулаки. У противоположной стены стояли четверо танкистов.
— Селихов? — Прозвучал вдруг тихий голос Симонова, — явился, не запылился. Ты, что ли, в каждую бочку затычка?
— Разошлись. Быстро, — приказал я строго.
Танкисты стояли неподвижно. В темноте мне сложно было рассмотреть их лица. Симонов, которого я узнал по голосу, выступил вперед.
— Чего это ты раскомандовался? Я по званию старший.
— Бери в охапку свой экипаж, и выметайтесь отсюда.
Симонов шагнул ко мне. Танкисты напряглись. Вася, с необычной для его комплекции быстротой метнулся ко мне, встал рядом. От его резкого движения танкисты аж вздрогнули.
— Кто Сашу тронет, все кости пересчитаю, — низким, немного гортанным голосом проговорил Уткин.
— Двое против одного? — Хмыкнул Симонов. — Расклад не в вашу пользу.
Потом Сергей глянул на меня. Его глаза блеснули в темноте.
— Один на один мы с тобой уже выходили. Теперь попробуем в командном зачете.
— Ох и короткая же у тебя память, Сережа, — сказал я, глядя на него исподлобья. — Забыл уже, чем тогда дело кончилось? Видать, пара напомнить.
Глава 9
— Напомнить… — прошипел Сергей, — ну, напомни…
С этими словами Симонов пошел на меня.
Я даже не пошевелился. Внешне совершенно спокойный, я, тем не менее, был начеку. Оставался готовым в любой момент среагировать на выпад танкиста, каким бы этот выпад ни был.
Уткин же, поднял свои тяжелые кулаки так, будто бы собирался боксировать.
Все закончилось неожиданным для меня образом.
— Тихо ты! — Вдруг схватил Симонова один из танкистов.
— Чего⁈ — Опешил Сергей и повел плечом, стараясь сбросить руки товарища, — ты че творишь⁈
Внезапно и второй танкист подступил к старшему сержанту с другого бока.
— Вы че⁈ — Удивился Симонов.
— Тихо, Сережа. Давай вот только без этого, — проговорил один из его друзей.
По голосу я узнал сержанта Фролова.
— Пустите! Пустите! — Стал рваться Симонов, — я ему щас рожу бить буду! Рожу бить!
— Серега, не нарывайся! Не помнишь, что тогда, в прошлый раз было⁈ — Прозвучал голос и второго танкиста, остановившего Симонова.
Этот принадлежал Максиму Малышеву.
Танкисты принялись оттягивать рвущегося ко мне, словно зверь, Симоного.
— Пустите! Пустите меня, говорю! Я щас Селихова отделаю так, что он месяц с койки не встанет!
— Пустите его, — внезапно для всех окружающих, сказал я.
Танкисты, даже сам Симонов, застыли без движения. Все уставились на меня.
— Пустите-пустите, чего вы?
Экипаж переглянулся.
— Давай посмотрим, как я месяц с койки не встану. Мне даже самому интересно стало.
Танкисты медленно убрали руки от, казалось бы, успокоившегося Симонова. Он резко отмахнулся от товарищей. Остолбенел, уставившись на меня.
— Давай, чего встал? — Кивнул ему я, — нападай.
Сергей глубоко задышал. Заозирался, ища поддержки. Тем не менее другие танкисты не спешили ему на выручку. Они просто топтались за спиной Симонова.
В глазах самого старшего сержанта заблестел явный страх соваться ко мне один на один. Он глянул на Фролова.
— Мужики, вы че? Договаривались же вместе!
— Саша, у нас к тебе нету никаких вопросов. Дело у нас только к Уткину, — сказал Фролов мрачно.
— Если у вас ко мне дело, то со мной и решайте!
Вася выступил было вперед, но я жестом его остановил. Уткин глянул на меня, я медленно отрицательно покачал ему головой.
Выдохнув, Вася на шаг отступил.
— Что за дело? — Спросил я.
— А тебя это касаться не должно! — Крикнул Симонов.
— Помолчи, — отрезал я, — я не с тобой говорю.
— Да че ты⁈. — Кинулся было на меня Симонов, но когда я сделал шаг в его сторону, не он решился нападать. Испуганно попятился.
— Так что за дело? — Спросил я Фролова.
— Братцы! Селихов тут ни при чём! — Снова вмешался Симонов отчаянно, — пусть идет, куда шел! Нам только с Уткиным поговорить нужно!
Фролов, тем не менее, сделал вид, что не слышит Сергея. Сказал:
— Уткин, как приехал на заставу, сразу стал про наш взвод брехливые слухи распускать.
Я промолчал. Глянул на Васю. Тот поменялся в лице. Он тоже ничего не ответил танкистам пока что, но даже в темноте я различил, как изменилось лицо Васи. Сделалось оно страшным и злым, каким, казалось, мне, я его и сам никогда не видел.
— Какие? — Бросил я.
— А тебе какое дело⁈ — Снова вклинился Симонов, — тебя никто не спрашивает, Селихов! Иди вон, куда тебе надо!
— Заткни хайло, — сказал я Симонову сурово, — если хочешь что-то сказать, сюда иди. По-другому поговорим.
Симонов вновь растерянно заозирался. Открыл рот, но не решился ничего сказать.
— Ссышь? Ну, значит, дальше ссы, — сказал я, — а всю твою душонку я уже рассмотрел. Еще тогда, под орехом, рассмотрел. Молча сиди, пока тебя не спросят.
Танкисты, все как один, потемнели лицом. Было видно, что не нравится им мой тон. Не нравится, как я говорю с их товарищем. Тем не менее никто из них так и не решился мне что-либо возразить.
Симонов забормотал себе под нос матюки, плюнул прямо на пол и спрятался за спинами других танкистов. Стал тихо бормотать что-то четвертому из них — парню, который пока еще не проронил ни слова.
— Какие слухи? — Повторил я, глянув на Фролова.
— Будто Уткин всем своим рассказывал, что мы на заставе баклуши били, когда духи напали. Что погранцы гибли, стояли лицом к лицу против душман, а мы сидели в своих танках и прохлаждались.— Фролов гневно кивнул на Уткина. — И кто это говорит? Тот, кто сам пулю схлопотал, и весь бой за Шамабад просидел в госпитале. Вот кто. Мы и шли спросить, на кой черт он языком такое мелет.
— Я не молол такое, — мрачным, очень низким и хриплым голосом, проговорил Вася.
Уткин опустил взгляд, словно бы не решаясь смотреть на танкистов. Да только я слышал, как хрустят косточки его кулаков, которые Вася крепко сжал. Казалось мне, что таким рассерженным я Уткина еще не видал.
— Вы слышали, что Вася такое говорил? — Спросил я.
— Сами нет, — покачал головой Фролов, — нам Сергей рассказал, что слышал, как Уткин в курилке болтает языком.
— Ах ты падла… Ах ты сволочь брехливая, — тихо пробормотал себе под нос Вася, — ах ты гнида…
Он медленно пошел на танкистов.
— Дайте мне сюда эту мразь, я ей голову свихну!
— Вася, — я положил Уткину руку на плечо.
Вася аж вздрогнул. Обернулся.
— Не гони коней. Головой подумай, кому ты можешь хуже сделать.
— Ну ты слышал, что он парням сказал⁈ — Возмутился Уткин.
— Я слышал, что он соврал. Теперь мне интересно, почему.
— Так значит, ты такого не говорил, а, Уткин? — Удивился Фролов.
— Не говорил… — холодным тоном пробасил Вася, — А на кой мне черт это говорить?
— А что же ты тогда сказал? — Удивился Фролов.
— Думаете, мне легко там, в госпитале лежалось? — Словно и не заметил Вася его слов, — думаете, спокойно мне было, когда я узнал, что тут, на Шамабаде твориться? Когда новости до меня дошли, что на заставу напали, а подкрепления все нету⁈ Да я душу себе всю изъел, что я там, в тепле, в сытости сижу, а у меня тут, на заставе, товарищи гибнут! Что я там отдыхаю, а они тут жизни свои кладут, чтобы врага не допустить на нашу землю!