Закончив, Вася отдышался, пытаясь успокоить нервы. Опустил взгляд.
— Да как вы подумать могли, что кто-то вообще такую глупость может сказать? — Очень тихо проговорил он. Отвернулся.
— Зачем ты соврал, Сергей? — спросил я командным тоном, обращаясь к Симонову. — Чего тебе надо было от Васи?
Танкисты, застывшие перед нами, притихли. Фролов обернулся, глянул на Сергея.
— Сереж? Ниче сказать не хочешь?
Макс, закрывавший собой Симонова, отступил на шаг в сторону. Открыл его нашим с Васей взглядам.
Мне показалось, что Симонов побелел так, что это стало заметно даже в темноте коридора. Взгляд его заскакал от танкиста к танкисту. Он громко сглотнул, не зная, что же ему сказать.
— Не ответишь, спрошу по-другому, — проговорил я угрожающие.
— Вы против меня все как сговорились, — прошипел Симонов, — будто специально меня одного чмырите… Я на вас, парни, понадеялся… Думал, мы вместе, как один кулак. А вы что? Вы, выходит, за Селихова? За этих, шамабадских?
— Не увиливай. Зачем ты соврал? — Спросил Фролов сердито.
— Да чего ты их слушаешь⁈ — Крикнул Симонов.
— Не отпирайся! Тебя за жопу взяли! — Осмелел Максим Малышев.
— Мы из-за тебя чуть не дали по шее человеку, кто ни в чем не виновный оказался, — невозмутимо продолжил Фролов. — Колись, Сима, че ты тут мутишь-крутишь?
— Говори уже!
Танкисты загомонили. Накинулись на Симонова с вопросами, пытаясь заставить того признаться.
— Можете не стараться, мужики, — сказал я громко.
Они затихли. Фролов глянул на меня.
— У этого все равно духу не хватит ответить, — кивнул я на Симонова.
Сергей округлил глаза. Плечи его поднимались и опускались от нервного и очень глубокого дыхания. Он снова сглотнул. Открыл рот.
— Он… Уткин… — Начал он дрожащим голосом, — Уткин сам виноват. Че он к ней пристает?
Танкисты, казалось, недоуменно опешили.
Уткин нахмурился.
— Ты че несешь? — Спросил он бычьим голосом.
— Ты! Ты до Светки приставал! Видал я, как ты к ней цеплялся, когда она белье ходила вешать! Отпираться еще будешь, да? Отпираться?
В коридоре воцарилась тишина.
— Ты сошел с ума, Сергей, — нарушил ее я.
— Он к Светке лез! — Симонов указал пальцем на Васю. — Приставал до нее.
Танкисты переглянулись, а потом Фролов сплюнул.
— Ах ты сукин сын… Говорил я тебе, Сима, что все эти шашни с офицерской женой тебя до добра не доведут. Так чего ты нас-то в эту историю втягиваешь⁈
— И брешешь еще, — поддакнул Малышев.
— Я не брешу! Он правда лез! — Крикнул Сима, глядя на всех бешеными глазами. — Я вам клянусь!
— Пошли, Мужики. — Бросил Фролов, — Симу баба-вертихвостка с ума свела. Да он еще и нас втянул в свои дела. Чуть с нормальными мужиками не сцепились.
Фролов пошел прочь, и за ним последовали трое танкистов. Симонов остался стоять в коридоре с видом обиженного ребенка.
— Мужики, вы это, — остановился рядом с нами Фролов, — не серчайте. Сима заврался совсем. Как на Шамабад попал, так у него ум за разум зашел. Извините вы нас.
Фролов протянул мне пятерню. Я пожал. Потом ее пожал и Вася.
— Мужики… — Несмело позвал Симонов.
— Закрой пасть, Сима, — бросил ему Фролов, — мы тебя потом еще уму-разуму поучим.
С этими словами танкисты пошли на выход.
Мы с Васей приблизились к Симонову. Тот съежился, попятился от нас.
— Довел тебя до беды твой язык, — бросил я Сергею.
Тот не ответил. Глянул на нас испуганно.
— Брехло… — протянул Вася, — брехло и псина.
Уткин глянул на меня. В глазах его застыл немой вопрос.
— Только не по лицу. — Дал я добро.
Вася тут же схватил Симонова за грудки, дал под дых.
Старший сержант схватился за живот. Отшатнулся, согнулся в три погибели и осел на колени.
— Вставай, — сказал я и потянул Симонова за одежду. — Вставай, сказано тебе.
Тот, стараясь совладать с ослабшими ногами, встал.
— Че тут творится⁈ — Вдруг раздался суровый голос Черепанова.
Мы с Васей обернулись.
Танкисты, которых прапорщик поймал на выходе, попятились.
— Что тут твориться, я спрашиваю? — вошел Черепанов.
— Сергею поплохело, — сказал я и повесил его руку себе на шею, — что-то с животом. В ленинской аптечка. Вот мы и пришли сюда, что б никого не беспокоить.
Черепанов долго смотрел на танкистов, потом на нас. Спросил:
— Фролов, что тут такое?
— Все, как Селихов говорит, — пожал плечами танкист, — старшему сержанту Симонову стало плохо. Напоили его таблетками. Ведем в расположения. Думаем, полегчает.
— Многовато вас за ним таскается, — сузил глаза Черепанов.
— Старший сержант Симонов у нас человек очень нежный, — пошутил Максим, — я б сказал, тонкой душевной организации.
Черепанов думал долго. Потом, наконец, решился:
— Давайте по койкам. Нечего ночью по заставе шляться.
Танкисты отдали честь. Пошли вон из коридора. Мы с Васей тоже повели Симонова на выход. Прапорщик все это время внимательно наблюдал за нами. Когда мы приблизились, остановил:
— Саша, зайди ко мне в каптерку. Разговор будет.
— Есть, — ответил я холодно.
Над Шамабадом висело ночное и очень звездное небо.
Россыпь маленьких, но ярких, светящихся точек усеяла весь небосклон. Было их так много, что казалось, это светят не звезды, а это яркая дымка окутала все над нашими головами. Будто бы, если попытаться рассмотреть там, наверху, хотя бы какое-то созвездие, у тебя не выйдет, как бы ты не старался.
А под ним, под этим красивейшим небосклоном господствовала тишина Границы. Казалось, даже ветер ей подчинялся. Будто бы покорился он ее воле, и оттого совсем бесшумно и аккуратно трогал прядь волос на моем лбу.
Только тихий шорох шагов пограничников по гравию дорожки, едва слышно нарушал эту всеобъемлющую, глубокую тишину.
Наряд уходил в ночной дозор. Силуэт Пуганькова, отпустившего парней на службу, двинулся от заряжалки к своей квартире в правом заставском крыле.
— А что тебе сказал Черепанов? — спросил Вася Уткин, когда мы сидели с ним на сходнях заставы. — Ведь он же совсем нам не поверил. Так?
— Да, Вася. Не поверил.
— Так и что сказал?
— Ничего такого. Я объяснил ему, что вопрос решен, а он пошел мне навстречу и согласился с этим.
Вася вздохнул.
— И чего ему, этому Симонову, было от меня надо?
— Какая уже разница? Вопрос решен. Зато остался другой.
— Какой? — Удивился Уткин. — А… Тебе нужна была какая-то моя помощь, Саша?
— Мне надо было, чтобы ты пришел, как мы и договаривались. Вот ты и пришел.
Я глянул на небо. На один краткий миг среди всей этой россыпи звезд, моргнула одна, падающая. Маленькой блестящей черточкой она отметилась в небе и погасла навсегда.
— Ты не виноват, Вася, — сказал я. — Не виноват в том, что не смог стоять с нами на Шамабаде в ту ночь.
Вася ничего не сказал. Опустил глаза.
— Мне кажется, — наконец решился он, — что я этим всех вас предал. Все стояли, жизнью рисковали. А я, выходит…
— Не виноват. Ты не убежал. Не струсил. Не по своей воле покинул заставу. Вина лежала на том душмане, что тебя ранил. Но он поплатился быстро.
— Я переживал, что другие косо будут на меня смотреть, — несмело пролепетал Вася. — Станут говорить, что в самый важный час, меня с товарищами и не было. Будто бы… Вы прошли сквозь бой на Шамабаде, а я нет. Будто бы я тут теперь чужой.
— Глупости. Теперь ты снова тут. А потому, если кому-то из погранцов нужно будет твое плечо, за тобой не убудет.
— И правда, — Вася тоже поднял взгляд к небу. — Не убудет. Спасибо, Саша.
— Значит, здесь эти сукины дети тут тогда перебрались? — Спросил Черепанов, осматривая старый мост через Пяндж, что перекинулся на дальнем участке, в самом конце левого фланга. На тот самый, где когда-то состоялась передача пленных.
— Тут люди Юсуфзы, в день нападения, атаковали наш наряд, — сказал Пуганьков, уставившись на тот берег. — Напали, заставили наряд отступить, а сами прошли на участок тринадцатой, где, через пять километров вступили в бой с группой, что шла к нам на выручку.
Через неделю после того, как мы поучили Симонова уму-разуму, Таран поставил нам особую задачу. Из отряда ему пришел приказ оборудовать временный, усиленный танком пост на переправе.
Все потому, что один из СБО, какой конкретно, я не знал, проводил на том берегу какую-то операцию.
Нам мало что сообщали об этом деле. Однако чуйка подсказывала мне, что связана эта операция была с тем, что боевики «Черного Аиста» появились в этих местах.
Идея состояла в том, что начальство, опасалось, что противник может воспользоваться мостом, чтобы как-то скрыться через наш участок от преследования. Пройти по реке в обход СБО и снова улизнуть на ту сторону.
Сегодня утром начальник послал меня, во главе небольшого наряда пограничников, Черепанова, Пуганькова и двоих танкистов на это место.
В наряде моем был Вася Уткин, Малюга и Синицын с Матузным. Из танкистов поехали Симонов, командир танка, и Макс Малышев, служивший у него мехводом.
Они, вместе с офицерами, должны были осмотреть местность и оценить, как сюда можно было загнать танк и где его лучше всего разместить. Нашей главной задачей было сопровождение.
Да только, по сути, сводилось наше тут прибывание к бесцельному прозябанию у моста, пока мехвод и Пуганьков с Черепановым осматривают округу.
— Че сидим, кого ждем? — Сказал я, когда подошел к бойцам, развалившимся в тенечке, под большой ивой, что росла почти на берегу, в паре десятков метров от моста.
— А че делать? — Пожал плечами Малюга, — приказ был следить за той стороной. Вот мы и следим.
Как бы в подтверждении его слов, Синицын поднял бинокль и уставился на тот берег.
— Чисто. Признаков нарушителей Границы не обнаружено, товарищ Сержант, — сказал он немного шутливо.
— Поднимайтесь давайте, — сказал я, — Я видел, что Черепанов с мехводом сюда чешут.