Прошло не больше получаса после того, как мы доставили Симонова на заставу. Офицеры, решившие предварительно разобраться во всем, что произошло сами, стали вызывать участников ЧП в канцелярию.
Первым был Симонов. Он пробыл там недолго. Не более двадцати минут и вернулся под стражу. Затем Таран попросил зайти Уткина. Третьим был я.
В канцелярии было трое офицеров. Пуганьков сидел за своим столом и молчал. Только слушал. Таран задавал вопросы редко. Больше поглядывал на Жукова, и, казалось, будто начальник заставы присматривает за ним. Будто бы ждет от капитана танкистов какого-то подвоха.
— Товарищ капитан, — проговорил вдруг Таран, — вы обещали, что не станете выгораживать Симонова.
— Я не выгораживаю, — обернулся к нему Жуков, — я лишь хочу посмотреть на случившееся с разных сторон.
— Тогда вы смотрите не туда, товарищ капитан, — сказал я.
— В каком это смысле? — Нахмурился Жуков.
— Симонов не в себе. В последнее время на него оказывали серьезное давление в коллективе. Вот он и не выдержал.
— Насколько я знаю, Селихов, — подумав несколько мгновений, продолжил Жуков, — между вами с Симоновым и правда были натянутые отношения. Но вот что мне интересно: почему он, по вашим словам и славам самого Василия, напал именно на Уткина? Ведь, насколько мне известно, между ними не было вообще никаких склок.
Я глянул на Пуганькова. Лейтенант сидел совершенно спокойно и с интересом слушал все, о чем говорили в кабинете.
Если бы кто-то из уже допрошенных упомянул бы, что и его жена, хоть и косвенно, но все же участвует во всей этой истории, Пуганьков не был бы так спокоен. Значит, Вася додумался ничего не говорить. Додумался не говорить и Симонов. Хотя последний, скорее всего, промолчал, чтобы не добавлять себе больше проблем.
А вот я не хотел касаться всей этой темы по одной причине. Пуганьков, каким бы он ни был, остается важным лицом на заставе. И нам тут не нужен еще один пограничник, у которого на уме не служба, а измены жены. Вот переведут его с заставы туда, где попроще, пусть тогда с ней и разбирается. А тут надо Границу охранять.
Скорее всего, лейтенант догадывался о похождении своей женушки, но, как это часто бывает, подсознательно отказывался в них верить. Если же прямо сейчас вывалить на него все это, неизвестно, что станет с молодым офицером. Не нужно нам тут, на Шамабаде, семейных разборок.
Да и Таран как-то обмолвился мне, что его не очень устраивает поведение Светланы. Что он говорил на эту тему с Пуганьковым, и тот обещал донести до супруги, что щеголять перед молодыми солдатами, голодными до женского тепла, в таком виде, как это делает она — плохая идея.
Говорил ли Пуганьков со Светланой на эту тему, или же пока не решился, я не знал. А может, и говорил, но судя по тому, что девушка до сих пор ходила тут и там в легком платьишке, к мужу она не прислушалась.
Я уже тогда советовал Тарану убедить Пуганькова отправить супругу домой, попросту говоря, прочь с заставы. Но, думается мне, Таран не захочет давить на лейтенанта так кардинально. Я же считал, что надавить все же придется. Ведь ее действия привели к печальным последствиям. Да только подойти к вопросу со Светланой нужно было не в лоб, а как-то хитрее.
— А вы, разве не спрашивали об этом у самого Уткина? — Ответил я вопросом на вопрос.
— Спрашивал, — пожал плечами Жуков, — но рядовой Уткин не дал мне никакого внятного ответа, почему на него напал Симонов. Если, конечно же, напал.
— Товарищ капитан… — Мрачно проговорил Таран.
Жуков вздохнул.
— Товарищ старший лейтенант, — начал Жуков, — я лишь хочу понять, что и почему произошло.
— Если вы станете продолжать в том же духе, мне придется свернуть ваши скромные оперативные действия, — сказал Таран.
— Почему вы так уверены, что расследование укажет на Симонова? — Покачал головой Жуков. — И он, и Уткин ведут себя странно. И я догадываюсь почему. Скажем так, до меня дошли кое-какие слухи. Мерзкие слухи.
С этими словами Жуков бросил многозначительный взгляд на Пуганькова. Тот недоуменно расширил глаза.
«Он знает, — промелькнуло у меня в голове, — знает про Свету. Ну или как минимум догадывается».
Что ж, это было немудрено. Ведь слухи о Светиной распущенности ходят по Шамабаду давно. Таран тоже о них слышал и именно поэтому затеял тот самый разговор с Пуганьковым. Да только не хотел давить. Что об этом всем думал сам Пуганьков, история умалчивает. Со стороны казалось, что он их просто игнорирует. Хотя и не очень умело, учитывая кислую мину, которая часто возникала у него на лице.
Тем не менее я понимал, к чему все идет. А еще понимал, что если Жуков продолжит в том же духе, Шамабад ждет крупный скандал. И ладно бы, все это касалось только самих Пуганькова и его Женушку. Так и Тарану перепадет. Нужно было ему меня послушать, пока дело не зашло так далеко.
— Товарищ лейтенант, — Обратился Жуков к Пуганькову.
— Да, товарищ капитан? — Едва заметно удивился он.
— Скажите, а нельзя ли попросить вас пригласить к нам вашу жену?
Глава 12
— Жену? — Удивился Пуганьков, — В смысле, мою жену?
— В том смысле, товарищ лейтенант, что я бы хотел задать ей несколько вопросов. — Сказал Жуков.
Таран потемнел лицом. Глянул на изумленного Пуганькова. Потом на меня.
— К-каких еще вопросов? — Замполит от изумления даже выпрямился на стуле.
Недоуменный взгляд Пуганькова стал поочередно сказать по всем присутствующим. Лейтенант открыл рот, а через несколько мгновений добавил:
— При чём здесь моя жена, товарищ капитан? Речь ведь идет о том, что один солдат пытался застрелить другого! Каким боком тут Света?
Таран устало засопел. Я наблюдал и ждал, что же будет дальше. Ситуация набирала обороты, и сложно было просчитать, к какому результату мы придем.
Тем не менее Жукову нельзя было отказывать в интеллекте. Ведь я понимал, что он, в сущности, задумал.
Таран, по всей видимости, хотел отдать произошедшее на откуп военной прокуратуре. Но если это случится, Жукову тоже достанется.
Еще бы. Солдат, находящийся под его прямым командованием, совершил преступление. Он пытался застрелить сослуживцев. Возьмись за это дело настоящие профессионалы, все тут же всплывет на поверхность.
Чтобы там не говорил Симонов, но следователям совсем несложно будет докопаться до истины. А Жуков этого явно не хотел.
Я не знал, был ли он уверен в том, что именно Симонов стал виновником происшествия. Возможно, что и нет. Возможно, капитан действительно верил, что зачинщиком перестрелки стал кто-то из нас. Может быть, я. Может быть, Вася. Как минимум ему очень бы не хотелось, чтобы виновным все же оказался старший сержант Симонов.
В то же самое время я прекрасно понимал, что ситуацию можно спустить на тормозах. По сути, ведь никто не пострадал. «Нет тела нет дела».
Да и время у нас сейчас такое, что патроны никто, можно сказать, и не считает. Вон, парни с собой россыпью носят с десяток другой, распиханными по карманам. Да и у меня, у самого было припрятано немного, на черный день.
Если что, патроны просто пересчитают и пополнят недостающее количество. Все. На этом весь контроль заканчивался.
Так что, выкрутиться из всей этой ситуации можно. Если есть желание. У Тарана, по всей видимости, такого желания не было.
Да, расследование повлекло бы за собой проблемы на заставе. Зато показало бы, что пограничники с Шамабада ни при чём. Что мы с Уткиным действовали правильно.
А вот Жукову такой расклад не подходил по очевидным причинам.
Когда он заговорил о супруге Пуганькова, я понял, что капитан танкистов нащупал рычаг. Рычаг давления на Тарана.
Ведь если выясниться, что именно Света переполнила чашу терпения Симонова, что именно после ссоры с ней (которая, скорее всего, случилась), он схватился за пистолет, то это как минимум скандал.
А вслед за этим потянется дурнопахнущий шлейф проблем. Обязательно выясниться, что девушка была неверна лейтенанту, что невоспитанно вела себя на заставе. Перед начальством станет новый вопрос: а только ли с Симоновым была у нее связь?
Тогда заставу станут трясти как надо.
Что думал по поводу заявления Жукова я? Что отпираться просто поздно. Если Таран упрется и не даст вызвать девчонку, Жуков в голос начнет кричать о том, что мотивы Симонова связаны именно с ней, а Таран это знает, и потому не хочет, чтобы Пуганькова открывала рот. Более того, может подвести все к личной неприязни Симонова и Уткина, которая появилась из-за Пуганьковой и, на почве которой и случилась перепалка.
Если же Таран свернет все это «следствие», что развел тут Жуков, капитан непременно будет использовать в настоящем следствии линию со Светой в качестве защитной, что обернется для всех нас проблемами.
Что тут можно было сделать? Посмотреть, как пойдут события дальше. Возможно, получится заставить Жукова играть по нашим правилам. Просто обернуть его же оружие против него самого. У меня были мысли, как это сделать.
Жуков вздохнул.
— Мне, безусловно, неприятно лезть в вашу семью, товарищ Пуганьков, но у меня есть основания полагать, что Светлана тоже фигурирует в этом деле.
Таран молчал. По напряженному его лицу я видел, что он мыслит в том же направлении, что и я. Что если прямо сейчас он откажет Жукову, то даст ему только больше поводов сваливать все на жену Пуганькова.
— Как, скажите пожалуйста, она может тут фигурировать? — Состроил сердитое лицо Пуганьков.
Жуков вздохнул.
— Извините, если я вас чем-то обижу… Заранее извиняюсь. Однако все на заставе видят, как ведет себя гражданка Пуганькова. В каком виде она ходит. Что она нередко предпочитает общество солдат вашему. Ведь по долгу службы у вас остается не так много времени на общение с супругой.
— Вы, мне кажется, переходите границу, товарищ капитан… — Выдохнул Пуганьков.
— Ну вы же и сам прекрасно понимаете, к чему я клоню, — улыбнулся Жуков. — Зачем вы отрицаете очевидное? Отрицаете то, что и так уже все знают. Полагаю, вы тоже подозреваете, свою супругу. Но просто всей душой это отрицаете.