Пограничники же должны были все это время оставаться в секретах и наблюдать за территорией вокруг, чтобы исключить для нарушителей Границы любую возможность подобраться к машине незамеченными.
Мартынов наметил для нас несколько позиций для наблюдения. Он расположил их так, чтобы двое из наряда всегда были в визуальной близости друг от друга, но дежурили скрытыми по одиночку.
Была у него и одна сомнительная идея. Каждый час группы, по хитрой схеме, один за другим должны были меняться местами.
— Так у нас глаз не замылится. Постоянная смена обстановки не даст этого сделать. Да и участок, за который отвечаешь, останется под наблюдением, даже когда будем перемещаться, — считал Виктор, — так что, братцы, заснуть я этой ночью вам не дам. Даже если очень захочется.
А, к слову, местная пограничная атмосфера сильно способствовала сонливости: мерно шумит река, и больше не единого звука. Темнота кромешная, когда машина не включает свой свет. Спи — не хочу.
Часам к трем ночи нам в очередной раз пришлось меняться.
Я дежурил неподалеку от Мартынова, в зарослях можжевельника. Когда тихо дал ему сигнал, что иду меняться с Малюгой, Мартынов принялся дожидаться его, чтобы уступить Гене свое место.
Я аккуратно и тихо обошел танк сзади. Когда под танком увидел движение и заметил, как оттуда выбрался, видимо, отдыхавший там мехвод Малышев, то молча поднял руку, давая ему понять, кто идет.
Малышев ничего не сказал. Только отложил свой укороченный Калашников. Кивнул мне.
Перебравшись на другую сторону, к зарослям шиповника, что сплелся с дикорастущей розой, я замер. Нахмурился.
За ними должен был сидеть Малюга. Но пограничника там не было. А ведь Гене предписывалось ждать, пока я не приду его сменить.
Тем не менее я занял свое место. Глянул вперед, туда, где нес свои воды Пяндж.
Мост черной плоской дорогой бежал по нему, и казалось, что он держится прямо на воде, словно огромная каменная баржа.
— Саша! Это ты⁈ — Стараясь разговаривать как можно тише, но так, чтобы я мог его расслышать, тут же позвал меня Канджиев.
Алим засел немного дальше, примерно в трех метрах, за большими камнями, что выросли тут и протянулись от самой пограничной тропы к низу, едва ли не к берегу.
— Где Малюга? — Спросил я.
— Отошел.
— Куда?
— Ну… По маленькому отошел. К берегу спустился, вон туда.
— И ты его отпустил?
Канджиев замешкался, размышляя, чтобы ему ответить.
— Ну… Витя никаких приказаний по этому поводу не давал. Ну я подумал, что посмотрю пока и за Гену. Он скоро вернется. Давно уже ушел.
— Как давно?
— Минуты три.
Я глянул на часы. Засек по все еще светящимся, но почти разрядившимся меткам стрелок моих командирских две минуты. Если не вернется — нужно проверить, все ли с ним нормально.
— Ну? Я пойду? Там Витя, видать, заждался, — спросил Канджиев.
— Посиди пока что.
Кандижев больше ничего не спросил. Просто затих, оставаясь в секрете.
Когда я снова глянул на стрелки, понял, что пришло время топать за Малюгой. Лучше не рисковать. Нынче обстановка сложная.
— Алим.
— А!
— Я пойду гляну, где Гена. Если не вернусь через пять минут, сигналь остальным, чтобы искали.
Канджиев ответил не сразу. Потом все же отозвался:
— Есть. Думаешь, он…
— Не знаю. Проверю. Присматривай за мной.
— Есть.
Я взял автомат «на грудь», снял его с предохранителя и медленно, стараясь не издавать ни звука, принялся спускаться вниз, к берегу. Потом едва не гуськом пошел к тому месту, куда, по словам Канджиева, ушел Малюга.
А направился он, ни много ни мало, а к рогозу, в котором Симонов собирался нас пристрелить.
Через пару минут я уже был у зарослей. В общей сложности Малюги не было уже около семи минут. Долговато для похода «по-маленькому». Тем не менее поднимать тревогу было, все же, рановато.
Если по ту сторону и затаились враги, сложно было представить, чтобы они напали на усиленную танками позицию. Для этого численный перевес должен быть серьезный. А перебраться через Границу в большом количестве, в этих местах можно, разве что по мосту.
Пяндж здесь хоть и спокойный, но достаточно глубокий и широкий. Чтобы преодолеть его на плоту незамеченными, нужно отчаливать на участке уже другой, тринадцатой заставы.
Аккуратно обходя заросли там же, где обходил, когда произошло ЧП с Симоновым, я вдруг наткнулся на что-то металлическое.
Автомат Малюги звякнул у меня под сапогами.
— Не хорошо, — проговорил я себе под нос и переступил его. Присел.
Потом полез в подсумок, чтобы извлечь сигнальную ракету. Что-то тут было не так.
— Саша! — Внезапно донесся из кустов приглушенный голос.
Я прислушался. Быстро определил, откуда исходил звук.
— Саша, я тут!
Это был Малюга, сидевший на корточках в рогозе. Надо отдать ему должное. Он вел себя настолько тихо, что ни одна тростинка не хрустнуло у него под ногами.
— Нарушитель? — Спросил я, быстро прикинув два и два.
— Там кто-то есть… — Проговорил Малюга.
Я видел, как одновременно с этим, он кивнул головой в сторону зарослей, что протянулись у самого берега и уже заходили в воду.
Не став расспрашивать пограничника, почему он оставил свой автомат и не поступил по всем правилам, я привстал. Сделал несколько шагов к тому месту, на которое указал мне Малюга.
Когда там затрещало, я замер. Быстро принял положение лежа и прицелился.
Через рогоз кто-то пробирался. Крупная тень, не стесняясь, хрустела стеблями и громко хлюпала по воде.
— Слышишь⁈ — уже немного громче спросил Малюга.
Я ему не ответил. Не ответил, потому что заметил, что некто, крадущийся в кустах, двинулся в мою сторону. А потом, наконец, этот некто вышел на пустой берег.
Глава 15
Я ухмыльнулся и опустил автомат. Щелкнул предохранителем. Поднялся.
Малюга аж глаза выпучил, когда увидел «нарушителя».
— Это… Что?.. — Уже не таясь, проговорил он изумленно и даже встал, шурша рогозом.
Все потому, что из зарослей к нам вышел довольно крупный теленок.
В темноте невозможно было разобрать ни масти, ни пола животного, но по размерам я мог прикинуть, что телку было примерно шесть-семь месяцев.
Теленок, выбравшись из рогоза, чутко замер. Видимо, испугался незнакомых ему людей. Так, он и застыл, уставившись на нас и растопырив свои широкие уши. Глазки животного испуганно поблескивали в свете, изредка пробивавшейся сквозь тонкие тучи луны.
Малюга, хрустя рогозом, выбрался из своего укрытия. Шум напугал животное, и оно валко повернулось, не зная, стоять ему тут или бежать обратно к реке, через которую, животное, видимо, как-то умудрилось перебраться.
— Тише ты. Спугнешь, — сказал я Малюге, вешая автомат за плечо.
— Вот зверюга бестолковая, — пробурчал Малюга, — перепугал меня, сил нет никаких!
— Ты чего автомат бросил? — Спросил я у него холодно.
— Дак… Неудобно с ним было нужду справлять…
— Гена, — я раздраженно вздохнул, — ты поссать с автоматом не можешь, что ли?
— Поссать-то могу… А вот если по-большому, так другое дело… А у меня, после этой копченой колбасы живот крутит полночи. Вот я и пошел в кусты по-быстрому. Думал, туда-сюда и вернусь.
— А че ж Алиму сказал, что пошел поссать? — Глянул я на Гену осуждающе.
— Да… — Пограничник замялся, стянул панаму, почесал короткостриженое темечко, — да я, если честно, постеснялся. Ты ж Алима знаешь. У него язык без костей. Как брякнет чего, так хоть стой, хоть падай. И все — без задней мысли. Как так и надо. Вот я и подумал: скажу ему, а завтра вся застава будет смеяться над тем, как я… — Малюга осекся, стыдливо понизил голос, — как я в секрете усерался. Смеху не оберешься. Ну я… и приврал со стыда. Каюсь.
Я не ответил, глянув на телка. Тот, кажется, немного к нам попривык и уже что-то щипал на берегу. Отмахивался хвостом от ночных насекомых.
— Смеху было бы, если б не бычок к нам тут подкрался, а отряд духов. По всем горам бы ходили легенды о том, как доблестные моджахеды захватили в плен усравшегося Геннадия Малюгу.
— Ну хватит тебе, — обиделся Малюга, — ты хоть не начинай, Саша.
Малюга сделал жалобные глаза. Добавил:
— Знаю, знаю, что глупость сделал. Ну а че мне оставалось? Терпеть было невмоготу…
Малюга нацепил панаму. Потер шею.
— А потом, как зашуршало в кустах это чудо-юдо. Я пересрал… — Он снова осекся, прочистил горло, — перепугался, то есть. Решил, что кто-то к нам с той стороны лезет. И че мне делать? Сижу со спущенными штанами, газетку комкаю, а тут на тебе. Шорох… шаги… Автомат лежит у кустов. Вот я и затаился. Думал, мож, пройдут, не заметят. Хорошо хоть ты появился. А… кстати… Ты че пришел-то?
— А ты как думаешь? — Приподнял я бровь.
— А… За мной, что ли?
— Догадливый.
— Ну лады… — вздохнул Гена, — пойдем назад.
— Стой.
Малюга уже подобрал автомат и собирался уйти, но обернулся.
— Чего такое?
— Телок, видать, заблудился. Ушел от хозяина.
Я кивнул на теленка, заметив, что у него на шее болтается веревка.
— С собой взять?
— Утром, может, за ним придут, — сказал я, — наверняка придут. Для местных корову потерять — остаться голодным. Надо передать его обратно.
— А кто сторожить-то будет? А если он снова убежит? — Спросил Малюга.
Я хмыкнул, хлопнул его по плечу.
— Ну, ты нарушителя границы поймал, тебе его и сторожить, Гена.
— Чего там творится? — Спросил Мартынов, когда прибыл наряд нам на смену, а мы собирались загрузиться в Шишигу, чтобы убыть на заставу.
Уже светало. Предутренний холод, терзавший нас уже с четырех часов утра, мало помалу уступал место сырой прохладе.
Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, но темнота уже давно рассеялась, сменившись серостью предрассветных сумерек.
Мартынов заговорил, когда мы уже были у машины, остановившейся на пограничной тропе.