Таран прыснул, покачал головой.
— Выдумал ты, конечно… Ну давай попробуем, почему нет? Наряды Пуганьков выпустил, время у нас есть до обеда. Да и парням, после всего пережитого, нужно отвлечься. Так что добро. Пойду тогда к Жукову.
— Давайте. А я пошел парней агитировать, — сказал я и направился к Малюге с Канджиевым.
Погранцы сразу согласились играть в футбол, как только услышали мою идею.
Малюга загорелся этим буквально тут же. Сказал мне:
— Я в школе на футбол ходил! Стоял в защите!
А вот у Алими Канджиева моя идея вызвала робкое недоумение.
— Не, эт, братцы, без меня, — смутился Алим.
— Ты че, футбол не любишь, что ли? — Осведомился у него Малюга.
— Да… Не то что не люблю. Как-то ни раз не играл, — опустил Канджиев взгляд, — да и, если честно, не видал, как в него играют. Ну, что б по-настоящему.
Пришлось в спешном порядке набирать команду из тех, кто был более менее свободен. Вот только рвались все. Каждый хотел оставить тяжелую работу на заставе и отправится в команду. Да только, когда прапорщик Черепанов заметил непонятную ему суету, тут же направился разобраться, в чем дело.
— Селихов, че не работаем, ты че тут крутишь-мутишь? — Спросил он строго, когда я болтал с парнями у конюшни.
Когда я и ему рассказал о своей идеи, о том, что играть будем с одобрения Тарана, а сам начальник пошел уговаривать на игру Жукова, Черепанов задумался.
— М-да… Надо бы этих умников-танкистов поучить уму-разуму. Но поучить так, чтобы это не отразилось на работе заставы.
— Ну уж перекур в часик мы ребятам можем сделать, — сказал я, улыбнувшись, — пусть посмотрят игру.
Черепанов нахмурился.
— Если Таран разрешит. У нас конюшня некрытая до сих пор стоит.
— Разрешит, — улыбнулся я.
— Какой ты во всем уверенный, — хмыкнул старшина. — Ну лады.
Предполагалось, что играть будем пять на пять. Больше десяти игроков не вместятся на площадке. Больно тесно. Да и так места для игры нам будет не так чтобы много.
Тем не менее пошел подбор команды. Старались мы брать тех, у кого был футбольный опыт. У меня был. Правда, только в рамках дворовых игр с пацанами, но получалось у меня неплохо.
Кроме того, мы взяли еще Малюгу, вызвавшегося быть вратарем. Взяли Синицына, хвалившегося, что он неплохой нападающий. Взяли Славу Нарыва, рассказавшего, что в школе он тоже любил играть в футбол. Последним участником нашей команды стал Сагдиев.
— Я, дома, в Ташкенте, за сборную нашей ДЮСШ играл. И неплохо, скажу вам, товарищи, играл! — Выпятил он грудь гордо.
Однако желающих было слишком много. Тем не менее абы кого брать нельзя. Цена проигрыша была высока.
Я собирался предложить танкистам следующие условия: игра пять на пять. Два тайма по пятнадцать минут. Если побеждают танкисты — Таран больше не пристает к танкистам Жукова и не заставляет их работать на заставе. Вообще. Но если мы… Если мы, тогда Жуков не выделывается, и его танкисты поступают под полное руководство Тарана, если дело идет о заставском хозяйстве. В таком случае капитан Жуков терял всякое право обмолвится хоть словом, если Тарану не будет хватать рабочих рук. Танкисты должны беспрекословно, без всякого нытья и отмазок выполнять ту работу, которую даст им начальник заставы.
По мне, так вполне справедливые условия. И я был уверен, что самоуверенные танкисты не включат заднюю.
В общем, с небольшими спорами и пререканиями со стороны погранцов, тоже желающих попасть в «сборную» Шамабада, мы все же сформировали команду.
— Ну че, братцы, — сказал я, когда мы, наконец, закончили с подбором, — пойдем к танкистам?
— Ниже! Голову ниже! — Смеялся Симонов, стоя перед мячом.
У забора, словно бы приготовившись к расстрелу, стоял экипаж сержанта Жени Фролова. Да только выстроились четыре танкиста не лицами к Симонову, а задницами. Они нагнулись, руками уперлись в бетон секции.
— Ни то по тыкве заряжу! — Веселился Симонов, — будете знать!
— Ты давай не языком трепать, — недовольно проговорил Фролов, — а бить!
— Да подожди ты! Дай насладиться, так сказать, моментом!
Парни из экипажа Симонова, что окружили его и ждали, когда их командир ударит по мячу, рассмеялись.
— Ниче-ниче, Серега, — обернулся Фролов, — ты тоже тут будешь стоять! Уж я тогда развернусь!
— Голову! — Крикнул Симонов, разбежался и врезал по мячу.
Услышав звук удара, все парни Фролова скуксились, сжались, ожидая, кому же прилетит. Мяч пошел немного вкось и попал наводчику Смолняку чуть повыше задницы. Хлопнуло. Смольняк скривился буквой зю. Один из танкистов побежал за мячиком, который улетел куда-то в сторону опорника.
Симонов со своими грянули смехом.
— Ну давай, Игорек, — Вскинув подбородок, сказал Симонов, — твой черед.
Игорь Фистенко вышел вперед, ожидая мяча.
— Только ты в Женьку цель! В Женьку! — Подначивал его Сергей.
Мы впятером зашли на спланированную площадку, каменную от втоптанного гравия, которая обычно служила вертолетной, но сегодня на ней играли в футбол танкисты.
Когда мы появились на площадке, танкисты принялись недоуменно переглядываться. Даже те, что готовили свои задницы у стены, оборачивались к нам, чтобы посмотреть, в чем же дело.
— Ну, как игра идет? — Спросил я, глянув Симонову в глаза.
Лицо Симонова потемнело. Он едва заметно скривился, а потом бросил:
— Идет.
При этом сказал он это слово так, будто во рту у него был какой-то мерзкий привкус, от которого старший сержант поскорее хотел избавиться.
После нашей драки с Симоновым старший сержант как-то старался меня избегать. С остальными танкистами у меня были нормальные, вполне себе обычные отношения. А вот Симонов затаил на меня злобу.
Теперь он не решался цепляться ко мне в открытую, но всегда поглядывал с неприязнью. Очень часто, если мы встречались, я чувствовал на себя его колкие взгляды. Правда, я не обращал на Симонова никакого внимания. А еще замечал, что такое равнодушие с моей стороны его очень бесит.
— А мы вот, пока вы тут играете, перекрываем крышу на конюшне, — подбоченился я.
— Ага. Работа идет полным ходом, — поддакнул мне Нарыв. — Да только рук рабочих не хватает.
Нарыв окинул оба экипажа оценивающим взглядом. Добавил:
— А тут восемь лишних пар, как никак.
Я заметил, что некоторые танкисты смутились. Стали прятать от нас взгляды. Видно было, что им стало немного не по себе, когда погранцы с Шамабада выставили им такие претензии. А вот во взгляде Симонова — солдата, самого старшего по званию среди всех танкистов, если не брать во внимание старшину Лябуха, не было и намека на какую-то робость.
— Ну правильно, — пожал плечами Симонов, — работайте-работайте. А то над моей койкой до сих пор стекло в форточке все никак не поменяют после обстрела. Сквозит.
— Сам бы и поменял, — нахмурился Нарыв и даже сделал шаг вперед, к Симонову.
Я остановил Славу. Глянул в его глаза, в которых читалась явная раздражительность и даже злость. Тогда я просто едва заметно покачал головой: «Не надо, мол. Только все испортишь».
Слава Нарыв выдохнул, вернулся на место и стал по мое правое плечо.
— Ну слушай, Сережа, — начал я, вместо Нарыва, — раз уж тебя не устраивает дыра в твоей форточке, так и ночевал бы в танке.
Симинов помрачнел еще сильнее. На скулах его заиграли желваки. Видно было, что он хочет сказать мне что-то резкое, но опасается.
— Селихов, ты че от меня хочешь? — Вместо колкого ответа спросил он.
Я хмыкнул и обратился теперь не к нему лично, а к обоим экипажам.
— Пусть, вы на этой нашей заставе не навсегда, вы только приданы Шамабаду, но сейчас она и ваш дом тоже. А дом наш потрепало. Восстановить его надо. А вы только из-под палки на это готовые. Так не пойдет.
— Знаем, плавали, — отмахнулся Симонов, — мы такие речи от вашего начзаставы каждый раз слышим. Да только ему невдомек, что у нас другой круг ответственности. Танки — вот наша главная забота. Ведь вспомните, где б вы были, если б не наш танковый взвод?
Симонов развел руками, заозирался по сторонам, ища поддержки среди других танкистов. К слову, нашел он ее быстро:
— Да!
— Точно-точно!
— Не обессудьте, парни, нам танки надо обслуживать!
— Во-во, — покивал Симонов, — лично я. Я сам сегодня все утро в дерьме, в мазуте лазил. В масле. Лазил, что б вам, на вашем Шамабаде жилось поспокойнее. Чтобы если будет вам тяжко, то прийти на выручку. А если мы все, вместо наших прямых обязанностей, будем по гвоздям колотить, да в земле возиться, это ж что тогда будет? Танк же — он машина нежная. Как девушка. Много внимания к себе требует.
Симонов рассмеялся. Остальные танкисты подхватили его настроение, и их звонкий солдатский смех тоже разлетелся по округе.
— Так что, братцы, каждому свое, — проговорил Симонов, отсмеявшись, — вы у нас Границу сторожите, заставу содержите, а мы вам взамен подмогнем, если станет жарко. По мне, так это справедливо. Капитан Жуков, кстати, тоже так думает.
— Вот только мы так не думаем, — скрестил я руки на груди.
— Ну, могу вам только посочувствовать.
Симонов отвернулся, обратился к Игорю, перед которым уже поставили мяч:
— Ну, давай, Игорек, бей!
— Таран тоже не считает это справедливым, — проговорил я, когда Игорь хотел было уже врезать, но остановился.
Симонов глянул на меня с раздражительностью во взгляде, приподнял бровь.
— Он так и будет к вам цепляться, и вы это знаете, — продолжил я, — потому, предлагаю спор.
— Спор? — Удивился Симонов.
Танкисты принялись недоуменно переглядываться.
— Дружеский матч в футбол. Пять на пять. Два тайма по пятнадцать минут, — сказал я, — если вы победите, то Таран оставит вас в покое. Копошитесь в своих танках сколько влезет.
— О как, — Сережа Симонов ухмыльнулся, подбоченился. — Че? Прям сам Таран на такое согласен?
— Но если мы победим, — сказал я, проигнорировав его слова, — то будете вести заставское хозяйство наравне со всеми и не выпендриваться.