Она была такая же смешная, как и во сне. Теперь он вспомнил. Маленького роста, со взъерошенными кудрявыми волосами, напомнившими ему заброшенное птичье гнездо, аккуратным носиком, покрытым веснушками, пухленькими губками, которые так хотелось поцеловать...
Стоп, о чём он вообще думает?
И, конечно, эти глаза. Бархатно-серые, нежные, но испуганные.
Но Аравейн ведь сказал, что они никогда не сойдут с листка бумаги!
Эдигор нахмурился и недовольно поджал губы. Почему наставник ошибся? Или он намеренно солгал? И что здесь делает эта девушка... вместе с принцессой Эмиландил, Ленни, орком, гномом и троллем?
Между тем эльфийка поздоровалась и рассказала о причине своего приезда. Теперь хотя бы этот пункт стал понятен Эдигору. Оставалось непонятным, почему Эмиландил не обратилась к отцу, но это император решил выяснить опытным путём - узнав, что принцесса придёт на аудиенцию к одиннадцати утра, Эдигор попросил Робиара, прибывшего в замок на час раньше, зайти в зал для приёма посетителей.
Увидев лица всех присутствующих, император засомневался в правильности своего решения. По крайней мере Эмиландил выглядела так, будто собирается немедленно удрать не только из дворца, но и из Лианора, лишь бы подальше от отца.
Но сказать что-либо по этому поводу Эдигор не успел - дверь вновь открылась, и в комнату вошли Луламэй с Дорианой. Император только вздохнул - он ведь просил свою жену не вставать с постели, но Лу, разумеется, считала, что не нужно залёживаться, и вновь вытащила Ану из кровати. Да и присутствие в комнате Люка говорило о том, что произошло что-то странное - у Луламэй на такие вещи было своеобразное чутьё.
С момента появления в зале для приёма посетителей императрицы и жены герцога Кросса прошла всего пара секунд, когда вдруг неизвестная девушка с бархатно-серыми глазами прошептала:
- Нет...
Смотрела она при этом почему-то на Дориану. А императрица - на неё.
А потом девушка развернулась и выбежала из зала, не обратив никакого внимания на орка и Ленни, что-то крикнувших ей вслед.
- Кто это? - тихо спросила Ана, приблизившись к Эдигору. Он пожал плечами.
- Понятия не имею. Я не успел выяснить её имя. Почему ты обратила внимание именно на неё?
Императрица подняла на мужа задумчивые глаза.
- Я не чувствую её, Эд. Так же, как тебя.
- Может, на ней амулет?
- Нет. Я ощущаю такие вещи. Например, вон та девочка, которая сейчас что-то орку втолковывает, закрылась от меня очень сильным заклинанием. Её я тоже не чувствую, но при этом заклинание вижу. А та девушка... Она такая же, как ты, Эд.
В тот миг, когда совершенно оторопевший от заявления Дорианы император пытался переварить её слова, Ленни, крепко ухватив орка за рукав, лихорадочно шептала:
- Не нужно, Рым. Линн сейчас необходимо побыть одной. Поверь, с ней всё будет хорошо.
- Откуда ты знаешь? - рычал орк, стараясь высвободиться из её железной хватки.
- Пожалуйста, просто поверь мне, - шептала Ленни, заглядывая ему в глаза. - Поверь, я ведь ни разу вас не подводила.
Рым на несколько секунд застыл, а затем, вздохнув, кивнул.
- Хорошо. Но если с Линн что-то случится...
- Не случится, - рассмеялась девочка, а потом сказала очень тихо, себе под нос, так, чтобы орк не расслышал: - Она сейчас в надёжных руках.
... Какое-то время никто не замечал, что Эмиландил и Робиар так и стоят друг напротив друга, только эльфийка смотрела на своего отца, а вот Повелитель разглядывал отнюдь не дочь... а Луламэй.
- Лем? - наконец, выдохнул Робиар, делая шаг навстречу сестре императора. - Леми? Это... ты?
Только тут наконец все без исключения обратили внимание на то, что происходит в самом центре комнаты.
Дориана и Эдигор, обернувшись, тоже уставились на побледневшего Повелителя, замершего в двух шагах от Луламэй. Он протянул к ней руку, словно хотел и боялся коснуться девушки.
- Нет, - сказала принцесса, улыбнувшись. - Меня зовут Луламэй, Повелитель. Я - сестра императора.
Робиар, вздохнув, резко опустил руку. Лицо его посерело, глаза, пару минут назад загоревшиеся, потухли.
А потом он развернулся и вышел из зала через ту же дверь, в которую немногим ранее вошёл по приглашению императора.
- Отец! - воскликнула Эмиландил и побежала за Повелителем. Следом хотели ринуться Эдигор, орк и тёмноволосый человек, избранник эльфийки, но Ленни резким жестом руки остановила всех.
- Не нужно, - покачала головой девочка. - Они сами разберутся. Герцог, расскажите пока императору о том, что с вами случилось на обратной дороге во дворец.
Услышав это предложение, напоминающее приказ, Люк только улыбнулся - уж что-что, а некоторые манеры Ленни точно переняла от Эллейн.
Между тем эльфийская принцесса всё-таки догнала своего отца в одном из длинных коридоров замка.
Робиар стоял у окна, неподвижный и мрачный, застывший, как тёмное изваяние, и молчал.
Он так ничего и не сказал Эмиландил, пока она за ним бежала. Ни единого слова.
- Отец... - прошептала эльфийка, подходя немного ближе. Она пыталась понять саму себя, осознать, зачем побежала за Повелителем, но не могла.
- Ты всё ещё называешь меня так, - вдруг сказал Робиар, по-прежнему застывший, как камень, не поворачивая головы. - Зачем, Эмиландил?
Эльфийка сжала кулаки.
- Потому что ты - мой отец. Что бы ни случилось, ты всегда им будешь. Хоть ты и ненавидишь меня.
- Ненавижу? - прошептал он, горько усмехнувшись, но Эмиландил этого не увидела. - А ты? Разве ты не испытываешь ко мне ненависти... дочь?
Она ответила, не колеблясь ни секунды:
- Нет, отец. Не испытываю.
У Повелителя чуть дрогнули плечи.
- Разве? А мне казалось...
- Тебе казалось. Но это не так.
Они замолчали.
Робиар смотрел в окно, на императорский парк, где в зелени деревьев, на берегу пруда, ему чудились две фигуры - женская и мужская, сжимающие друг друга в объятиях. "Кажется, Аравейн наконец встретил ту, которую так долго ждал", - подумал Повелитель, не испытывая по поводу этого, впрочем, никаких чувств.
Он ничего не чувствовал... уже очень давно.
А Эмиландил улыбалась. Она смотрела на затылок своего отца и улыбалась.
- Однажды, когда мне было пять лет, ты решил прогуляться вместе со мной по нашему парку. Было, кажется, лето - я помню яркое солнышко, зелёные листья и траву, цветы и совершенно чудесный запах в воздухе. Я, наверное, даже смогла бы нарисовать этот день, если бы умела хорошо рисовать - так он отпечатался в моём сознании.
Мы шли по дорожке, ты держал меня за руку, и я чувствовала себя такой счастливой, что просто разрывалась на части. А потом вдруг я заметила в траве мёртвую птицу... маленькую, почти птенца. Я так расстроилась, что в такой чудесный, волшебный день - и вдруг мёртвая птица. А ты взял её в руки и сказал: "Про нашу тёмную магию, Эми, рассказывают много ужасов, но помни - то, что может причинить боль или убить, может и вылечить, спасти жизнь. Наша магия - тёмная, это правда, но ничто не мешает ей при этом нести свет". А потом ты раскрыл ладони, и птичка, чирикнув, улетела прочь, живая и здоровая. Ты разогнал ей кровь и пустил сердце, теперь я понимаю. Но тогда...
Эмиландил подошла вплотную к Робиару и осторожно дотронулась кончиками пальцев до его плеча.
- Тогда это стало для меня настоящим чудом. Самым лучшим, что случилось со мной в этот день. И ты... ты был самым лучшим. И я просто не могу ненавидеть тебя, отец. Пока в моей памяти ещё есть это воспоминание... Я спрятала его очень глубоко, так глубоко, чтобы никто не мог достать. Я хранила его, потому что я верю в тот день. Верю... по-настоящему верю в своего отца. Тот день... он был в моей жизни, и он был самым лучшим.
Принцесса замолчала, но через мгновение, так и не дождавшись реакции от Робиара, продолжила:
- Это воспоминание поддерживало меня в самые трудные минуты, когда мне казалось, что ничего хорошего не было и не будет. Когда я почти ненавидела... и тебя, и своих братьев. Я знаю, ты презираешь меня, отец. Наверное, за цвет моих волос. Но я хочу, чтобы ты знал - я не испытываю к тебе ненависти.
Сначала Эмиландил показалось, что её слова впитались, как вода в песок, что они совершенно безразличны Повелителю. Но секунду спустя он вдруг развернулся к ней лицом и эльфийка даже охнуть не успела, как Робиар крепко обнял свою дочь.
- Эми, - тихо сказал он, прижимая Эмиландил к себе.
Она улыбнулась.
- Только ты называл меня так. Но это было очень давно, отец.
Повелитель погладил свою дочь по серебряным волосам, а потом чуть отстранился и заглянул ей в глаза.
- Я не знаю, сможешь ли ты простить меня, но я хочу, чтобы ты хотя бы понимала...
- А я понимаю, - прошептала Эмиландил. - Ты очень скучаешь по ней, да?
Робиар печально улыбнулся и кивнул.
- Да, очень. Моя Леми... она была прекрасным человеком. Добрым и великодушным. Двести лет... Я живу без неё уже двести лет, точнее, пытаюсь жить. Я и хорошим отцом быть тоже... пытался. Но Виан и Тимирей унаследовали жестокость своей матери, а ты... Ты знаешь, почему я сохранил тебе жизнь, Эми? Почему я не убил тебя, как это полагалось, когда ты родилась?
Принцесса покачала головой.
- До сих пор не понимаю, почему.
- Всё просто, - Повелитель погладил свою дочь по щеке. - Я много рассказывал Лем о наших обычаях, в том числе об этом. Она была в ужасе и взяла с меня слово, что если у меня когда-то родится ребёнок с серебряными волосами, я его не убью. Даже имя придумала - Эмиландил, оно ведь подходит как мальчику, так и девочке.
- Принцесса Луламэй... похожа на твою Лем? - спросила эльфийка, с тревогой вглядываясь в лицо отца.
- Да, - он кивнул. - Но не настолько. Не бойся, Эми, со мной всё будет хорошо.
Робиар вдруг замолчал, смотря на свою дочь. Вздохнул, а потом вновь обнял её - крепко-крепко, изо всех сил.
- Неужели ты не ненавидишь меня, Эми? Я думал, в твоём сердце давно умерли все чувства ко мне. Да я и сам понимал, что убил их своим отношением, вечным равнодушием, жестокостью. Неужели ты сейчас действительно... волнуешься за меня?