Когда они выбрались из норы, Дарк осмотрелся и озадаченно пробормотал:
– Я ничего такого не помню…
Подняв свой жалкий факел повыше, он осветил желтоватые стены пещеры, в которых зияли три отверстия: входы в туннели. Левый вход показался Ренн самым низким и узким, к тому же он был похож на открытую пасть с каменными зубами. С «зубов» капала вода. У входа в средний туннель виднелся какой-то красноватый выступ, похожий на культю отрубленной конечности. Третий туннель, самый просторный, был как бы надвое перерезан большим острым камнем, похожим на торчащее из пола копье.
– Нам куда? – спросила Ренн.
– Не знаю. Мне отчего-то кажется, что все они ведут не туда. А еще мне кажется…
– Так ты не знаешь, куда идти? – И Ренн, оттолкнув Дарка, бросилась к первому туннелю. Но остановилась и приложила руку к самому краю, стараясь не касаться жутких каменных «зубов».
Камень под ее ладонью странно вибрировал, даже содрогался, а из туннеля до нее долетало нечистое дыхание Мира Мертвых.
Она метнулась к самому широкому туннелю, с острым камнем посредине. И ощутила ту же дрожь каменных недр, то же удушливое жаркое дыхание обители духов.
В отчаянии Ренн вскарабкалась на красноватую «культю» у входа в третий туннель, тут же скала, как живая, присела под нею, и она услышала злобное щелканье зубов: похоже, злые духи уже разинули свои пасти и намерены схватить ее…
Ренн бросилась назад.
– Во всех трех проходах таятся злые духи! – задыхаясь, сообщила она Дарку.
– Именно это я и собирался тебе сказать, – спокойно ответил он.
– Ну и какой же из них нам выбрать?
– Тихо! Не шевелись!
– Что ты?..
– Ш-ш-ш! – И Дарк резко вскинул вверх руку со своим факелом.
В трещине, прямо над ними, «сидел» еще один филин. На этот раз высеченный из камня. Глаза у него были закрыты, но пернатые ушки стояли торчком.
– Ложись и ползи как можно тише, – сказал Дарк.
«Каменный» филин вдруг открыл глаза и свирепо зашипел на Ренн.
Она с криком упала на землю, оттолкнув Дарка. Факел вылетел у него из рук. Но прежде чем вокруг воцарилась кромешная темнота, Ренн успела увидеть, как филин, раскрыв громадные крылья, беззвучно скользнул прочь.
В полной тишине послышался какой-то отдаленный всплеск.
– Это наш факел, – пояснил Дарк.
– А второго у тебя нет?
– Нет.
Ренн, задыхаясь, поднялась на ноги.
– И что же нам теперь делать?
– Не знаю.
Она в ужасе закусила костяшки пальцев. Где-то там, в глубинах этой ужасной Горы, Торак пытается в одиночку противостоять Эостре…
Чья-то холодная рука коснулась ее запястья.
– Это ты? – прошептала она.
– Что? – удивленно спросил Дарк, явно находившийся от нее на расстоянии нескольких шагов.
Чей-то ледяной палец ласково провел по ее щеке.
– Прекрати немедленно! – крикнула Ренн.
– Но я ничего не сделал!
Она крепко зажмурилась, потом резко открыла глаза и увидела… В такой темноте, правда, было невозможно что-то увидеть, но все же она… увидела.
– Ты тоже ее видишь? – еле слышно выдохнула она.
– Да, вижу, – шепотом ответил Дарк. – Но я не знаю, кто это.
А Ренн знала. Видение было неясным и расплывалось, точно клок тумана, но при этом от него исходило некое слабое свечение. Так светятся духи мертвых. И страх Ренн куда-то испарился, остались лишь легкая горечь да ощущение утраты.
Теперь она видела более отчетливо: перед ней стояла, слабо светясь, та, против кого она бунтовала всю свою жизнь. И на этот раз – видимо, последний в ее жизни – она жадно смотрела в это древнее лицо, стараясь навсегда запомнить твердый, как кремень, взгляд и рот с провалившимися от старости губами, который никогда не умел улыбаться.
Призрак старой Саеунн, двигаясь совершенно бесшумно, вытянул хрупкую бесплотную руку и указал ею на туннель с каменным «копьем» посредине.
– Благодарю тебя, – прошептала Ренн. – О, благодарю… И пусть наш хранитель всегда летит рядом с тобою! – И она, приложив обе руки к своему амулету из перьев ворона, низко поклонилась старой колдунье.
А когда выпрямилась, дух Саеунн уже исчез.
Ренн решительно вскинула на плечо лук и колчан со стрелами и сама взяла Дарка за руку.
– Идем, – уверенно сказала она. – Теперь мы знаем дорогу.
Глава тридцать пятая
Торак покатился вниз, и на него обрушился целый водопад камней, а земля стремительно кинулась ему навстречу. Боль одновременно взорвалась и в плече, и в черепе.
Некоторое время он лежал неподвижно. Боль в разбитой скуле была почти невыносимой, но руками-ногами двигать он все-таки мог. И, как ни странно, ухитрился не потерять свой нож.
Осыпь, обрушившаяся на него подобно каменному водопаду, уходила куда-то вверх, во тьму. Нечего было и думать по ней взобраться. Нет, назад ходу нет, это ясно. «Хорошо хоть Волка здесь нет, – подумал Торак. – Может, он еще все-таки сумеет выбраться отсюда живым».
Ему казалось, что он находится в какой-то огромной темной пещере. Судя по ощущениям, камень здесь некогда тек, точно жидкий мед, – капал, собирался в озерца, а потом застыл и снова стал твердым. Каменные потеки, похожие на чьи-то кривые клыки, свисали с потолка пещеры; другие такие же «клыки» торчали из пола, готовые сомкнуться с первыми.
«В точности как пасть хищника, – подумал Торак. – А что старо, как времени поток? Зуб, камни превращающий в песок… Так я в пасти Горы», – догадался он.
Замерцал огонек костра. Где-то далеко внизу послышался тихий шепот воды. А гораздо ближе, совсем рядом с Тораком, раздалось вдруг ритмичное клацанье костей, и жуткий знакомый голос пропел:
Силой кости,
Силой камня,
Силой взгляда
Злого духа
Я, Эостра, призываю
Вас, не знающих покоя!
Я, Эостра, заклинаю
Вас во всем мне подчиняться!
Торак, спотыкаясь, двинулся к свету. Прятаться смысла не имело. Она прекрасно знала, что он тут.
И вскоре он ее увидел.
Видимо, в результате какого-то давнего подземного толчка огромные камни сложились в некое подобие алтаря высотой в два человеческих роста, накрытого сверху черной каменной плитой. На этой плите горел огонь, а за ней виднелась высокая фигура Повелительницы Филинов. По обе стороны от нее два токорота ритмично гремели костями в такт ее монотонному речитативу.
Казалось, ее одеяние из перьев притягивает к себе тьму, зато чудовищная маска филина так и сияла, разрисованная белой краской. В одной руке, бледной и костлявой, как у мертвеца, Эостра держала посох, в набалдашник которого был вделан огненный опал; другая ее рука сжимала копье-трезубец для ловли душ.
Силой кости,
Силой камня,
Силой взгляда
Злого духа…
Торак попытался что-то сказать, но язык не повиновался ему, и во рту вдруг совершенно пересохло.
Та, Что В Маске вскинула руки, и ее крылатая тень целиком накрыла пещеру. Токороты рухнули перед нею ниц; их детские лица светились ужасом и обожанием.
– Ты прекрасно знаешь, что я уже здесь, – с огромным трудом, задыхаясь, вымолвил Торак. – И прекрасно знаешь, что я пришел, чтобы остановить тебя.
Та, Что В Маске, ни на миг не прерывая свое монотонное заклинание, взмахнула копьем, и острие копья указало прямо на Торака. И тут же у подножия каменного алтаря зажглись семь пар глаз. Темные тени, вскочив, метнулись к Тораку.
Он едва успел уйти от собачьих клыков. Быстро сунув нож в ножны, он скинул с ног башмаки и мигом взобрался на ближайшую скалу, похожую на торчащий клык. С трудом удерживаясь на острой вершине – с ладонь шириной, – он подтянул ноги повыше. Псы безумствовали внизу: подскакивали, щелкали зубами, тщетно пытаясь до него добраться. Их горячее дыхание обжигало босые ноги Торака, но огромные клыки хватали пустоту. Выждав несколько мгновений, они снова и снова с рычанием бросались на приступ; лютая ненависть гнала их.
Чуть выше, на расстоянии вытянутой руки, скала, на которой он обрел временное спасение, как-то странно изгибалась, образуя выступ, напоминающий торчащий вбок зуб. На этом выступе, пожалуй, было бы удобней – и выше, и безопасней. Но с другой стороны, туда мог спрыгнуть один из токоротов, взобравшись по стене пещеры. Торак вовремя успел заметить, как сверху к нему метнулась какая-то темная тень. Стремительно выхватив нож, он с силой им замахнулся, и филин, резко развернувшись, вернулся к своей хозяйке.
А Торак прижался спиной к скале, чувствуя, как по телу ручьями стекает пот. От едкого дыма костра кружилась голова. Вглядевшись, Торак увидел, что Пожирательница Душ отставила в сторону копье и зачем-то опутывает огненный опал веревкой. Токороты дружно вздохнули и еще яростней загремели зажатыми в руках сухими костями.
В свете костра веревка, которой Эостра оплетала опал, отливала темным золотом, а волокна ее были заплетены, точно женская коса. Торак просто глаз не мог отвести от этой странной веревки и светящегося камня, чувствуя, как неведомая сила словно втягивает его в глубины магического опала.
Он светился алым, точно смертельная рана. И был полон красоты, и страдания, и безумной страсти. Так же сиял и глаз Великого Зубра в зимнем небе, обжигая болью невероятной силы, им же самим и созданной.
Эостра вдруг смолкла, прервав свое заклинание, и скрежещущим шепотом принялась одно за другим произносить имена Неупокоенных Мертвых.
Потрясение было столь велико, что Торак чуть не лишился чувств. Он наконец понял, что она собирается сделать, но остановить ее не мог. Сейчас он мог лишь с трудом удерживаться на своем насесте – точно голубь, которого вот-вот схватит ястреб.
Он почувствовал, как в ногу ему впивается материнский рожок с охрой. Но рожок был пуст и ничем не мог ему помочь.
И все же…
Ценой своей жизни его матери удалось заключить договор с Великим Духом. И в обмен на ее жизнь Великий Дух сделал Торака особенным, подарив ему блуждающую душу. Этим драгоценным даром он обязан своей покойной матери и ради нее должен – пусть даже в самый последний раз! – своим даром воспользоваться.