Я невольно засмеялась.
– С тобой все хорошо? – спросила я. – Не думала, что ботинки были так ужасны.
– Ты же знаешь, что нет… – Лиза шмыгнула носом и шлепнула меня по спине. – Я так рада, что ты опять в хорошем настроении. Я знаю, как ты скучала по своим любимым туфлям.
Произнесенная вслух фраза показалась такой глупой: скорбеть об утрате нарядных, лишенных души туфель. Но я любила их и воспринимала как должное возможность носить что хочется. Я приподняла юбки, чтобы полюбоваться блестящей обувью.
– Ты изумительно их продумала. Я не изменила бы ни одной детали.
– На самом деле… – Лиза встала и промокнула глаза носовым платком, – это идея Томаса.
Я резко повернулась к ней.
– Прошу прощения?
– Он сказал, что если тебе больше нельзя носить туфли на каблуках, то почему бы ему не заказать что-то настолько же красивое? Если не ещё красивее.
Я не мигая вытаращилась на нее, как дурочка. Лиза расплылась в улыбке.
– Он сам придумал фасон. И даже поместил в подошву дополнительную подкладку, чтобы смягчить любое неудобство. Он заметил, что ты часто морщишься, когда встаешь. И вот, они не только роскошны, но и могут немного облегчить твою боль.
Я несколько раз моргнула, не в силах сформулировать подходящий ответ, при котором я бы не расплакалась прямо в новые красивые юбки. Для кого-то здорового это не имело бы такого значения, но для меня стоило целого мира.
– Они очень непрактичны, – сказала я, глядя на туфли. – Они выпачкаются в грязи и испортятся…
– А, что касается этого…
Из-за угла появился Томас с коробками в руках. Он помедлил, чтобы окинуть меня неторопливым блуждающим взглядом. У меня запылали щеки, и я потрогала спереди корсаж – не задымилась ли я? Наконец он посмотрел мне в глаза и довольно усмехнулся:
– Я заказал еще несколько пар.
– О-о… Какой восхитительный сюрприз, мистер Кресуэлл! Откуда вы узнали, что мы будем здесь?
Я закатила глаза. Лиза почти такая же ужасная актриса, как Томас певец. Она расцеловала меня в обе щеки и сердечно улыбнулась Томасу. Эти заговорщики спланировали все заранее. Мне следовало обнять их обоих.
– Вернусь через пару минут. Я видела милое платьице, о котором хочу расспросить.
Томас кивнул, Лиза прошла мимо него и завела громкий разговор с модисткой в соседней комнате.
– Потрясающе выглядишь, Одри Роуз. Вот.
Он свалил коробки на диванчик и, взяв меня за руку, развернул лицом к зеркалу.
– Ты прекрасное видение. Ну как тебе?
Не хочу показаться тщеславной, но когда я впервые увидела себя в платье, достойном и принцессы, в туфлях, которые придумал прекрасный, хотя и озорной принц, я почувствовала себя так, словно вышла из сказки. Однако не из такой сказки, в которой я играла бы роль беспомощной девы, а из сказки о триумфе и самопожертвовании, о воздаянии и любви.
– Не знала, что ты такой талантливый башмачник, Кресуэлл.
Он с задумчивым видом заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос.
– Я обнаружил в себе стремление освоить эти полезные навыки, особенно если в результате ты выглядишь…
– Блестяще? – предположила я.
– Я хотел сказать «так, словно хочешь сейчас же погубить мою добродетель», но полагаю, что твой вывод тоже неплох.
Томас прижал свои губы к моим. Этот жест должен был быть милым и целомудренным, и я почти уверена, Томас не предполагал, что я притяну его ближе, углубив поцелуй. И искренне сомневаюсь, что он планировал подхватить меня на руки так, что юбки взметнулись вокруг нас, пока он нес меня на диванчик и усаживал к себе на колени, помня о больной ноге. Так что в его шутке оказалась доля правды.
Я пробежалась пальцами по его мягким локонам, позволяя себе несколько мгновений чистого наслаждения. В такие минуты в его объятиях, надежно защищенная от убийств и трупов, я обретала мир и покой. Глядя мне в глаза, словно и я давала ему такую же передышку, он опять приблизил свои губы к моим. Но вспомнив, что мы в ателье и кто-нибудь может войти и обнаружить нас в такой неприличной позе, я медленно заставила себя сесть ровно и положила голову на грудь Томаса, наслаждаясь тем, как наши сердца гулко бьются в унисон.
– День рождения у тебя, но именно ты преподносишь мне сюрпризы и подарки. Мне казалось, все должно быть наоборот.
– Да? Я подумал, что именинник имеет право выбирать, что он хочет. Может, ты набросишься на меня из-за того, что я такой неотразимый.
И скромный.
– Спасибо за туфли, Томас.
Я посмотрела на гору коробок, которые громоздились опасно близко к краю дивана. Он перехватил мой взгляд и отодвинул их, чтобы не упали.
– За все. Они очень милые. И в них не было никакой необходимости.
– Твое счастье для меня необходимость. – Он приподнял мой подбородок и поцеловал в кончик носа. – Мы найдем новые способы вместе плыть по миру, Уодсворт. Если ты больше не можешь носить каблуки, мы сделаем для тебя восхитительные туфли на плоской подошве. Если же окажется, что и они не годятся, я сделаю для тебя кресло на колесах, усыпанное драгоценными камнями. Мы сделаем для тебя все на свете. А если ты предпочитаешь сама, я отойду в сторонку. Кроме того, обещаю держать свое мнение в основном при себе.
– В основном?
Он подумал.
– Если только оно не будет в высшей степени непристойным. Тогда я с удовольствием поделюсь.
Мое сердце невольно затрепетало. Я была уверена, что если бы не отнеслась к этой ситуации легкомысленно, то немедленно набросилась бы на Томаса, и ход в этот бутик был бы для меня закрыт.
– Восемнадцать, – трагически вздохнула я. – Ты такой древний. Мне даже кажется… – Я изобразила, что нюхаю его, стараясь спрятать улыбку, – что я чувствую на тебе запах сырой могилы. Ужасно.
– Ах ты шалунья. – Он потер носом мою шею, отчего по телу побежали мурашки. – На самом деле я пришел по просьбе твоего дяди, чтобы пригласить тебя в трущобы.
Внезапно нашей душевной беседе пришел конец. Томас превратился в холодного ученого с серьезным выражением лица. Такой вид он часто принимал перед вскрытиями. Я только теперь заметила на нем темную одежду, черное пальто и торчащие из кармана такие же кожаные перчатки – идеально для работы на месте преступления. Мое предательское сердце опять забилось быстрее.
– Произошло убийство?
Он кивнул, стиснув зубы.
– Ты уже был на месте преступления? – спросила я, тоже меняя тон.
Он пристально посмотрел на меня и ответил:
– Да. Твой дядя прислал за мной утром, вскоре после того, как вы с Лизой ушли. Но я уже запланировал преподнести тебе здесь сюрприз, а Лиза попросила дать вам хотя бы час. Я решил сначала сходить к твоему дяде.
– Ясно.
– На самом деле, боюсь, я неточно выразился. Твой дядя чуть не оторвал мне голову, когда увидел, что я пришел без тебя, и отослал меня обратно. – Он встал и протянул руку. – Ну что, любовь моя, попробуем раскрыть еще одно жестокое преступление?
Я не хотела приходить в восторг от его предложения, но не могла отрицать, что почувствовала легкую волну азарта, пробежавшую внутри, словно вены заменили крошечными электрическими проводами. Я жаждала расследовать очередное убийство почти так же сильно, как поцелуев Томаса. А их я жаждала часто.
Я забрала у него трость и пошла за своим манто, когда в гардеробную вернулась Лиза со строгим выражением лица.
– О нет. Если ты считаешь, что я позволю тебе выйти в этом платье осматривать какое-нибудь кровавое место преступления…
Она прикрыла глаза, словно одна мысль о подобном была ей невыносима. Кузина повернулась к Томасу, указывая на дверь, и распорядилась, словно генерал перед трудноуправляемым войском:
– Через пять минут она выйдет к тебе в главную гостиную. Если только ты не хочешь увидеть ее на своем дне рождения в старом тряпье или нижней юбке.
Томас открыл было рот, вероятно, чтобы сострить по поводу моего белья, но под предостерегающим взглядом Лизы тут же передумал.
– Это не обсуждается. Ступай.
Глава 3. Номер 31
Отель «Ист-Ривер»
Нижний Ист-Сайд, Нью-Йорк
21 января 1889 года
Пока мы с Лизой укрывались в салоне модистки, зима решила устроить на улицах буйство. Тяжелые тучи наконец разродились ревущей бурей. Хлопья мокрого снега шлепались на крышу экипажа, окутывая нас пеленой ледяного холода. Ветер с воем носился по переулкам, заставляя людей поднимать воротники и бежать по скользким улицам.
Несмотря на то что я купила новые чулки и надела одни из самых теплых ботинок, заказанных для меня Томасом, у меня начали стучать зубы. Я сжала челюсти, надеясь прогнать холод усилием воли.
Это оказалось невозможно. Зубы щелкали самым неприличным образом. Томас наблюдал за мной, сидя напротив, затем с мрачным лицом проверил температуру кирпича у меня в ногах.
– Его нужно заново нагреть над огнем, – сказал он, расстегивая свое пальто.
Я увидела, что он и сам дрожит, поэтому дотронулась до него, останавливая.
– А как же утверждение, что тепло тела самый эффективный способ предотвратить обморожение? Если ты снимешь пальто, то замерзнешь раньше, чем успеешь бесстрашно спасти меня.
Он поднял глаза, и вся серьезность тотчас его покинула. Клянусь, в его золотисто-карих глазах плясали звезды.
– Как ты думаешь, что я делал?
– Снимал пальто, чтобы укутать мои ноги?
Он покачал головой, не скрывая озорства.
– Я собирался раздеться донага и велеть тебе сделать то же самое. Это лучший способ поделиться теплом тела. Я заплатил кучеру, чтобы он несколько раз объехал квартал, если потребуется, и думал, что мы могли бы проскользнуть в дом твоей бабушки, вместо того чтобы развлекаться на очередном месте преступления. Поскольку она путешествует и дом пустует, то, считаю, довольно быстро смогу тебя согреть.
Он окинул меня взглядом, который обжигал больше, чем простое прикосновение. Его глаза обещали все то, о чём лишь намекали месяцы флирта. И в том, с какой серьезностью он говорил о моем удовольствии, не было ни тени юмора. Несмотря на холод в экипаже, мне вдруг стало жарко. Томас смотрел мне в глаза, изогнув губы в улыбке.