– …нужно сообщить полиции, – раздался голос Томаса, как будто из моих ужасных видений. – Они должны составить протокол.
Я ждала дядин ответ, не отвлекаясь от чашки в руках. Мне не нужно видеть его лицо, я и так знаю, что он крутит усы.
– Боюсь, это не принесет нам ничего хорошего. Что мы им скажем? Что у нас были новые улики касательно Джека-потрошителя? И вместо того, чтобы передать полиции, мы держали их в спальне молодой леди?
При этих словах я переключила внимание на дядю.
– Нам никто не поверит.
– Кому-то придется поверить, – возразил Томас.
– Главный инспектор, с которым вы говорили, сильно заинтересовался этим делом? – задал вопрос дядя. – А инспектор Бирнс в Нью-Йорке? Как тебе показалось, он похож на человека, который поверил на слово в наши утверждения о том, что в городе орудует Джек-потрошитель?
– То есть мы оставим все просто так? – в смятении спросил Томас. – Мир должен знать все о Джеке-потрошителе.
– Я не спорю, Томас. Ты можешь поступать как считаешь нужным, но прошу тебя не упоминать моего имени в этой шумихе. – Дядя покачал головой. – И не говори, что я тебя не предупреждал, когда тебя захотят упрятать в сумасшедший дом.
– Что за ерунда, – сказал Томас, но его голос звучал неуверенно.
Во время расследования дел первого Потрошителя дядю сажали в сумасшедший дом. Я содрогнулась, вспомнив, как шла по пустынным коридорам Бедлама. Дядю заперли и накачали лекарствами, как животное.
Я поставила кружку, морщась от боли в обожженных пальцах, и подумала о нью-йоркском Френчи номер один. О том, как полиция состряпала доказательства, чтобы посадить его. Полиция была больше заинтересована в том, чтобы предотвратить массовую истерию, чем в поимке настоящего убийцы. Найти человека, с такой жестокостью убившего мисс Браун, не являлось их главной задачей. Я вспомнила, что Белый город много значит не только для Чикаго, но и для всей Америки. Он был воплощением мечты, из воображения шагнувшей в реальность. Я не сомневалась, что дядя прав: главный инспектор Хаббард без колебаний отправит Томаса в сумасшедший дом на том основании, что он помешался и несет бред.
– Он побеждает, – сказала я, глядя на них обоих. – Мы даже не знаем, кто он, а он похитил у нас единственную возможность решить загадку.
Я размотала конец бинта и завязала обратно.
– Томас, дядя прав. Мы не можем сообщить полиции, что у нас были дневники с подробностями убийств Потрошителя. Они либо решат, что мы их подделали, либо сочтут нас ненормальными. Мы ничего не добьемся без доказательств наших заявлений. Домыслы никого не интересуют, они захотят факты.
– Тогда я сам напишу в новом дневнике. – Томас упрямо встретил мой взгляд. – Я помню достаточно из того, что в них говорилось. Когда мы поймаем преступника, его слово будет против наших. Кто увидит разницу?
– Ты. И я. – Я жестом поманила его к себе. – Мы не можем в погоне за правосудием отречься от самих себя. Если мы подделаем дневники, то окажемся не лучше полиции, которая так же поступила с Френчи номер один. Нужно искать другие способы разоблачить убийцу.
Поникший Томас сел рядом со мной.
– В том-то и вопрос. Без тех крупиц доказательств у нас нет ничего, что связывает этого убийцу с лондонскими преступлениями.
– Мы можем убедить его сознаться, – сказала я, сама себе не веря. Томас с дядей даже не потрудились указать на маловероятность этого. В моем сердце затеплилась надежда. – Кое-что он не разрушил – возможно, самое важное.
– Что же? Я уверен, что он уничтожил все, что осталось от нашего достоинства, Уодсворт.
Я слегка улыбнулась.
– Он не сломил наш дух. Смотри, мы говорим: «когда его поймаем». Мы не должны терять надежды.
Дядя пошел к двери. Его лицо выражало что угодно, но только не надежду.
– Поймаем мы его или нет, сможем ли мы связать эти американские преступления с английскими, но факт остается фактом: он нас нашел.
Он подождал, давая нам время уяснить сказанное. Томас повернулся к нему, широко раскрыв глаза. Я была так поглощена страшным открытием, что не успела сообразить и испугаться: преступник был в моей комнате и потрошил мои вещи, словно очередную жертву. От леденящего страха по шее поползли мурашки. Джек-потрошитель выслеживал нас.
– Он пробрался к нам в дом и уничтожил доказательства, – продолжал дядя. – Слуги ничего не слышали, несмотря на этот бардак в комнате. Это означает, что он ждал, пока никого не будет дома, все уйдут по делам. – Он сглотнул. – Вы понимаете, как он этого добился?
– Он следил за домом. – Я содрогнулась. – Должно быть, он уже какое-то время наблюдает за нами.
Томас застыл рядом со мной.
– Преследует, а не наблюдает. Он играл со всеми нами. А теперь ему это надоело, захотелось чего-то более осязаемого, чем наш страх. – Он медленно повернулся ко мне. Его лицо было непроницаемым. – Я ручаюсь, что ему нужен не я и не профессор. Он всегда нацеливался на женщин.
– Томас, – медленно произнесла я, – мы не знаем точно.
– Нет. – Он сглотнул. – Но скоро узнаем. Вопрос только когда. Я подозреваю, что он выразит свои намерения очень эффектно.
Я поискала в своем сердце страх, который должен был там присутствовать. Ужас, который струился так же легко, как кровь по венам. Жестокий убийца, погубивший больше женщин, чем нам, наверное, известно, жаждет моей крови. У меня внутри зародилась дрожь, медленно распространившаяся по всему телу. Но больше всего тревожила ее причина. Не страх, а решительность поселилась в моей груди, как разъяренный лев. Меня преследовали, и до сих пор я избегала опасности.
А теперь я расставлю ловушку этому монстру.
– Не только ему надоела эта игра. – Я вскочила на ноги, стиснув зубы. Томас подал мне трость. – Пусть приходит.
Глава 41. Против природы
Бабушкин особняк
Чикаго, штат Иллинойс
15 февраля 1889 года
Кажется, прошло сто лет с тех пор, как мы с братом сидели в Гайд-парке, наблюдая за стаей птиц, летящих над прудом в преддверии зимы. Они не шли против своей природы, никогда не сопротивлялись внутреннему голосу, велевшему стремиться в теплые края. Врожденное чувство самосохранения заставляло их лететь в тепло и безопасность.
Тогда я гадала, почему женщины, ставшие жертвами Джека-потрошителя, не прислушались к инстинктам, шептавшим об опасности. Теперь, глядя на оставленную в насмешку золотую баранью маску, я поняла почему.
Мне не нравилось, как рога по-змеиному извивались над козлиными ушами. Маска напоминала дьявола из восточноевропейского фольклора: козел и человек слились в одно жуткое существо. На самом деле я была почти уверена, что видела нечто похожее в замке Бран. Я оборвала размышления о маске и вернулась к сборам. В голове звенели предупреждающие звоночки, называя меня дурой. Но с меня хватит. Я не могу оставаться в этом доме и ждать – нет, прятаться от судьбы. Я не позволю себе стать пленницей страха.
Я запихнула последнее платье в чемодан и села сверху, чтобы закрыть его. В дверь постучал Томас и сразу же заметил мой упрямый багаж.
– Мы уезжаем, а я узнаю последним? – поднял он брови.
– Не мы. Я.
Раздраженно выдохнув, я безуспешно попыталась защелкнуть замки. Чертов чемодан не желал закрываться, благодаря дерзким нарядам, которые изначально Лиза упаковала для свадебного путешествия. Все они были красивыми, но совсем непрактичными для путешествий. Томас скрестил руки на груди. Его вид обещал спор, а я уже устала от них.
– Если я буду сама по себе, он скорее нанесет удар. Ты знаешь, что это правда, даже если идея тебе не нравится. Я сниму жилье где-нибудь рядом с выставкой или спрошу Минни, остались ли у них свободные комнаты над аптекой. Днем буду гулять по улицам. Рано или поздно я обязательно привлеку его внимание.
– Конечно, мне не нравится эта идея, Уодсворт. И не представляю, кому она может понравится.
– Это немного безрассудно, но все-таки хороший способ спровоцировать его к действию.
– Пожалуйста. Не надо. Ты понимаешь, о чем просишь? Ты просишь меня стоять и ждать, пока за тобой придет коварный убийца. Как будто я переживу, если потеряю тебя. – Он вцепился в дверной косяк, словно сдерживаясь, чтобы не броситься ко мне. – Я не буду просить тебя остаться. Но попрошу подумать, что чувствовала бы ты, если бы это я шел навстречу смерти. Стала бы ты стоять в стороне и не сражаться за меня?
Я представила, как он приносит себя в жертву, становясь приманкой, и меня пробрал озноб. Я скорее прикую его к лабораторному столу, чем позволю подобное. Он заслужил похвалу за то, что позволил мне выбирать, в то время как я, не задумываясь, лишила бы его выбора.
– Томас…
Он подавил страх и взял себя в руки. Он не станет меня останавливать. Он будет смотреть, как я выйду за дверь и исчезну в ночи. Он будет в ужасе, но я знала его достаточно хорошо: он сдержит слово. Мы уже проходили такое. Когда наши мнения насчет того, как вести дело, разошлись. В тот раз я выбрала собственный путь вместо веры в наши отношения. Это была ошибка. И я не собиралась ее повторять. Упав духом, я слезла с чемодана. По щеке покатилась слеза, и я сердито смахнула ее.
– Я не знаю, что еще делать, – призналась я, протягивая руки. В воздухе поплыл аромат лавандового масла от ожогов. – Как нам поймать того, кто может оказаться демоном, рожденным в другом измерении?
Томас вмиг пересек комнату и обнял меня.
– Только вместе, Уодсворт. Мы разгадаем эту тайну и сделаем это единым фронтом.
– Какая трогательная и тошнотворная сцена. – На пороге, держа руки в карманах, стоял Мефистофель. – У меня есть информация, которая может помочь в вашем деле.
Хозяин карнавала вошел в комнату и устроился на кровати, словно верховный король эльфов на троне. Он поставил цилиндр на золотую маску и задрал ноги, его блестящие кожаные сапоги действовали на нервы.
– Прелестная маска. Вы надеваете ее, чтобы создать настроение или…