– Я чуть не убила его, – призналась я срывающимся голосом. – Я чуть не стала злом, против которого мы боремся. Я…
Томас взял мое лицо в ладони, его взгляд задержался на моей раненой голове. Я и забыла, что вся в крови – своей и Холмса.
– Но не убила, – сказал Томас. – Будь я на твоем месте, не знаю, смог бы сдержаться? Ты гораздо сильнее меня, любимая. Не сомневайся в своих действиях.
Я уставилась в его полные любви глаза. Он был прав. Нельзя зацикливаться на том, что могло бы быть, на временных слабостях. В итоге я не забыла, кто я. Я зарылась лицом ему в грудь, не желая больше его покидать.
– Наконец все кончилось.
– И все веселье опять досталось тебе, – произнес он с притворной обидой. – Очень бесцеремонно с твоей стороны.
– Неправда, дорогой друг. Ты имел удовольствие быть отравленным. Мало кто может похвастаться подобным.
– Мы оба знаем, что ты героиня. – Он усмехнулся. – Мое темное сердце учащенно бьется, глядя, как ты завоевываешь мир.
– Ты намекаешь, что впечатлен?
– Давай считать, Уодсворт. – Томас начал загибать пальцы. – Ты вскрыла дюжины тел от Лондона до Румынии и Америки, стояла под дулом револьвера в замке, некогда принадлежавшем Владу Колосажателю, была ранена, когда разоблачала свихнувшийся карнавал, и только что взяла в плен дьявола Белого города. А тебе еще нет и восемнадцати. Я совершенно одурел от желания. Умоляю совратить меня, пока я не сошел с ума.
– Я люблю тебя, Томас Кресуэлл. – Я нежно поцеловала его. – Всем сердцем.
– За гранью жизни, за гранью смерти… – прошептал он, уткнувшись мне в шею. – Моя любовь к тебе бесконечна.
– Обожаю, когда ты так говоришь. – Я улыбнулась ему. – Но скажи, сколько ты репетировал ради этого момента?
Он куснул меня за шею, его глаза вспыхнули весельем.
– И вполовину не так долго, как планировал наше следующее приключение, прелестная злодейка.
– Да? – Я вскинула брови. – И где будет наше следующее приключение?
– Хм-м-м. Нам все еще нужно решить вопрос с мисс Уайтхолл. – Он провел пальцем по моему подбородку и внезапно стал серьезным. – Тем не менее я полагаю, что это уже не проблема.
Я вцепилась в него крепче, чувствуя, как пробиваются первые ростки надежды.
– Не играй с моими чувствами, Кресуэлл! Почему ты думаешь, что это решено?
– Отец вчера прислал в высшей степени взволнованную телеграмму. Похоже, он побывал во дворце, чтобы получить королевское благословение на мой брак с мисс Уайтхолл, но королева пожелала счастья в браке нам с тобой. Перед полным залом людей, не меньше. Столько свидетелей. Отец не мог возражать.
У меня замерло сердце.
– Королева сделала это? Как?
Томас расплылся в улыбке.
– Она телеграммой назначила отцу аудиенцию немедленно после его возвращения в Англию. В телеграмме просто говорилось, что речь пойдет о помолвке. Отец решил, что она имеет в виду мисс Уайтхолл, поскольку та дочь маркиза. Представь его удивление, когда королева провозгласила наши имена перед всем двором.
Он мечтательно улыбнулся.
– Я бы дорого заплатил, чтобы увидеть его лицо. Он не может пойти против королевы. Обожаю твою бабушку.
Радость сменилась тревогой.
– Но твое наследство и титул…
Теперь у него была усмешка кота, целиком проглотившего вкусную птичку.
– В свете королевской милости отец отказался от всех угроз в адрес меня и Дачианы. Он даже предложил мне в качестве жеста доброй воли одно из наших загородных поместий, Блэкстоун-Мэнор.
Мгновение я смотрела на него, пытаясь все уяснить.
– Как тебе удалось решить эти вопросы? Меня не было всего…
– Четыре ужасных дня. Я не умер от яда, но клянусь, меня убивали мысли о том, что я тебя потеряю. – Он содрогнулся и сгреб меня в объятия. – Наверное, нам нужно подумать об отпуске. Никаких убийств. Никаких сердитых родственников. Только ты и я. И Сэр Исаак.
– М-м-м. – Я улыбнулась ему в губы. – Прекрасная идея.
– Куда хотите отправиться дальше, мисс Уодсворт?
Он поставил меня на землю. Солнце золотило крыши. Вдалеке блестел Белый город, наконец-то его волшебство не омрачала тьма. Если бы я могла отправиться куда угодно, то в это момент хотела бы оказаться только в одном месте. Там, где мы с Томасом могли побыть одни. Сражаясь с очередной усмешкой, я повернулась к нему.
– Кажется, ты кое-что говорил про загородное поместье. Если не ошибаюсь, насчет того, что мы можем отослать прислугу. Где…
Томас опять закружил меня в объятиях, не успела я закончить фразу.
– Я надеялся, что ты это скажешь, потому что до отъезда из Нью-Йорка предусмотрительно купил два билета. Я наблюдал, как ты смотришь на свое кольцо. Эту решительность, с какой ты стискиваешь зубы. Знаешь, упрямо поднятый подбородок указывает на то, что ты готова развязать войну.
Совершенно не подозревая о том, что я закатила глаза, он продолжал:
– Если мы поторопимся, успеем на корабль в конце недели.
– И где находится это загородное поместье? – спросила я, обнимая его шею. – В Англии? В Румынии?
– А это, моя дорогая Уодсворт, сюрприз.
Он обещал мне жизнь, полную сюрпризов, и похоже, что мистер Томас Кресуэлл – сущий демон и любовь моей жизни – выполняет свои обещания. Мы наконец выбрались из тьмы, которая преследовала нас последние месяцы. Ночь больше не будет угнетать наши души.
Я запрокинула голову и закрыла глаза под последними лучами солнца, взволнованная тем, куда мы отправимся дальше. Наших будущих приключений будет так же много, как звезд на небе. Я понятия не имела, что приготовило нам завтра, но одно знала точно: какая бы новая глава нас ни ждала, мы с Томасом перевернем эту страницу вместе.
Эпилог. Преступление века
Фамильный дом Томаса
Бухарест, Румыния
Год спустя
– Г. Г. Холмс не признался в лондонских убийствах, хотя написал в тюрьме отчет о своих преступлениях в ныне знаменитом Замке смерти. – Я чуть не рычала, читая Томасу вслух выдержки. – «Я родился с дьяволом в душе. Я не мог не убивать, как не может молчать поэт, охваченный вдохновением, а умный человек ничего не может поделать с амбициозностью. Склонность к убийству пришла ко мне так же естественно, как к большинству людей приходит побуждение поступать правильно».
Я сложила газету, жалея, что не могу испепелить ее сердитым взглядом. Даже спустя столько времени Холмс наслаждался звучанием своего голоса. И неважно, что при этом он говорил ужасные вещи.
– Кто ему позволил публиковать такой вздор? – Я швырнула газету на кровать. – В тюрьме он добился большего, чем со всеми своими махинациями. Разве они не понимают, что дают ему все, чего он хотел? Славу, деньги. Это отвратительно.
– Его усы отвратительны, или… О! Они только мне не нравятся? – Томас увернулся от брошенной в него подушки. – Знаешь, мы можем еще раз попытаться доказать его вину в убийствах Потрошителя. Возможно, не только он может написать отчет о событиях, которые имели место. Почему бы не опубликовать собственный отчет? Некоторые сочтут его вымыслом, но ведь есть люди, которые верят, что среди нас разгуливают стригои. Хотя большинство знает, что вампиров не существует, я уверен, что найдется и много таких, кто нас послушает. Мы продолжим борьбу, пока не одержим верх над массами.
Идея была соблазнительной. Она всегда была соблазнительной. Однако мы уже прошли этот путь, и никто не захотел услышать правду. Я понимала, что без каких-либо улик нельзя доказать наши скандальные заявления о том, что этот обаятельный американский аферист был также и печально известным Джеком-потрошителем. Холмс категорически отрицал связь с лондонскими преступлениями, а без признания ничего нельзя поделать. Вызванное Потрошителем безумие в умах и сердцах забылось, и, похоже, никто не желал бередить эти раны. По-видимому, по сравнению с преступлением века несколько мертвых «шлюх» больше не заслуживали особого внимания.
Когда мы вернулись в Лондон, я зашла настолько далеко, что рассказала детективу-инспектору Уильяму Блэкберну о моем брате и его дневниках. Я привела его в лабораторию у нас дома, и он заявил, что она всего лишь доказывает тягу Натаниэля к науке. И я должна это понимать. Интересно, детектив-инспектор проявил лояльность к моему отцу или в самом деле не хотел разматывать эту нить?
Дядя пытался настаивать на связи преступлений, указывая на сходство двух серий убийств с точки зрения судебной медицины. Он доказывал, что Холмс был в Лондоне во время убийств Потрошителя и в Америке, когда они прекратились. Он сохранил образцы почерка Холмса, который оказался абсолютно идентичен почерку на записках Потрошителя полиции. Никого из властей это не озаботило. Коллеги дяди над ним смеялись и иронизировали. Считали, что он распространяет недостоверную информацию, чтобы попасть в газеты. Мы чувствовали себя ужасно беспомощными.
В высшем свете начали циркулировать слухи, в которых имя Томаса связывалось с более пикантными событиями: в связи с покровительством королевы. Никто не говорил об американском убийце, и никого не волновало, что Осенью Ужаса он находился в Лондоне.
Никого не волновало и то, что он оставил несколько трупов на борту «Этрурии», когда мы пересекали Атлантику. Не волновал пьяница, которому почти отрезали голову в переулке за пабом «Джоли Джек». Эти преступления остались нераскрытыми и тщетно умоляли обратить на них внимание. Жертвам не повезло, в самом деле все это очень печально, но такова жизнь. По крайней мере, так мне говорили.
Г. Г. Холмс и Джек-потрошитель стали теперь таким же мифом, как и Дракула. Превратились в страшные сказки, о которых судачат за чаем, в забегаловках и клубах джентльменов. Как быстро страх сменился смехом. Смеяться над дьяволом всегда легче, когда мы верим, что поймали его.
Я сердито сдернула газету с кровати и перелистнула на следующий нелепый заголовок. По-видимому, ведьмы, вампиры и оборотни развязали войну в Румынии. Крестьяне винили их в засухе, неурожаях, падеже скота. Я вздохнула. Похоже, единственная настоящая война идет между фантазией и действительностью.