– Ты расстроена. – Томас нежно коснулся моей щеки, и выражение его лица смягчилось. – Это понятно, и я на твоей стороне, сражаюсь за малейшие обрывки доказательств, с помощью которых мы можем убедить мир в том, кто является настоящим Потрошителем. Если хочешь, я посвящу жизнь этому делу.
Я не могла сдержать улыбки. Такой пафос. В этом весь Кресуэлл. И я не хочу, чтобы он вел себя по-другому.
– Я думала, ты хочешь, чтобы мы открыли собственное агентство. Это дело будет у нас единственным? – Я покачала головой. – Мы умрем с голоду. Хотя попутно можем заняться доказательствами того, что вампиров не существует.
Томас забрал у меня газету, быстро просмотрел и со смехом отложил.
– Знаешь, Уодсворт, я неплохо управляюсь со шпагой. Буду охотиться, чтобы добыть тебе ужин. Или на демонов с оборотнями.
Насмешка в его глазах медленно растаяла. Он взял меня за руку и стал играть огромным красным бриллиантом. Рассеянно снимал его с моего пальца и надевал обратно.
– Так что ты скажешь? Хочешь, чтобы мы открыли сыскное агентство? Мы об этом говорили…
Я опять посмотрела на заголовок, и мое решение окрепло.
Г. Г. ХОЛМС
САТАНИНСКИЙ ОТЧЕТ
– Я не хочу, чтобы еще одно дело вроде этого осталось нераскрытым, – сказала я. – С твоей дедукцией и моими способностями в судебной медицине мы станем силой, с которой нельзя не считаться. Консультации по расследованиям – не могу представить более подходящего занятия. Наше партнерство и объединенные навыки многим принесут пользу. Если нас не слушают в том, что касается Джека-потрошителя, мы будем искать исчерпывающие доказательства, но, кроме того, никогда не позволим другому серийному убийце остаться безнаказанным.
Томас держал кольцо, глядя на него так, словно оно сейчас заговорит с ним. Затем прикусил губу. Еще один признак того, что он подбирает слова.
– Так что? – спросила я. – Какое остроумное изречение ты сейчас сочиняешь?
– Прошу прощения, дорогая Уодсворт. – Он подался назад, держа руку у сердца. – Я представлял вывеску на двери нашего агентства.
Я прищурилась.
– И?
– Пытался придумать, как его назвать.
Его тон был достаточно невинным, чтобы почуять неладное. Я ущипнула себя за переносицу. Я потихоньку превращалась в своего дядю.
– Пожалуйста. Пожалуйста, больше не предлагай комбинацию из наших имен. Никто не воспримет нас всерьез, если мы назовемся «Агентство Крессуорт».
Его глаза сверкнули озорством. Как раз этих слов он от меня и ждал, чтобы получить идеальный повод открыть свои намерения. Я ждала, затаив дыхание.
– Тогда что ты думаешь о «Кресуэлл и Кресуэлл»?
Его голос звучал обычно, но выражение лица уже изменилось. Он держал алый бриллиант, не отводя от меня глаз, как всегда высматривая малейшее колебание. Как будто он не был целиком моим.
– Одри Роуз, ты выйдешь за меня замуж?
Я оглядела комнату, ища опрокинутые бутылки или признаки крепких напитков.
– Я думала, что согласилась сто лет назад, – ответила я. – Это ты снял кольцо с моего пальца. Мне оно нравится на своем месте.
Он покачал головой.
– До меня дошло, что я никогда не просил тебя как следует. И потом эта катастрофа в церкви… – Он запнулся, глядя на кольцо. – Если ты передумаешь брать мою фамилию, я не возражаю. Я просто хочу тебя. Навсегда.
– Я твоя. – Я коснулась его губ, и у меня заколотилось сердце, когда он игриво прикусил мой палец. – Разве мало того, что за прошлый год мы набрались самых счастливых воспоминаний? Путешествовали и жили как муж и жена во всех смыслах этих слов?
– Мне это нравится. А если ты переберешь вина и будешь танцевать непристойные танцы, я умру очень счастливым.
Его бесстыдный рот растянулся в широкой улыбке. Он соскользнул с кровати и опустился на одно колено. С беззащитным выражением лица он опять протянул мне кольцо с алым бриллиантом. Сэр Исаак Мявтон, который до сих пор терпел нашу возню на кровати, махнул хвостом и спрыгнул на пол. Бросив на нас раздраженный взгляд, он выскочил за дверь. Наверное, решил, что с него достаточно признаний в любви.
– Одри Роуз Уодсворт, любовь моего сердца и души, я желаю провести с тобой вечность. Если ты примешь меня. Окажешь ли ты величайшую честь…
Я обняла его за шею и, коснувшись губами его губ, прошептала:
– Да. Миллион раз да, Томас Кресуэлл. Я хочу провести вечность в приключениях с тобой.
За гранью жизни, за гранью смерти; моя любовь к тебе бесконечна
Моя, как море, безгранична нежность
И глубока любовь. Чем больше я
Тебе даю, тем больше остается:
Ведь обе – бесконечны[17].
Загородный дом Кресуэллов
остров Уайт, Англия
Год спустя
Мы с Томасом бок о бок ждали в Блэкстоун-Мэноре момента, когда солнце окрасится в предзакатный цвет. Оно стало сонно-розовым – того томного оттенка, который постепенно переходит в темноту. Последние два месяца Томас каждый вечер составлял график изменения цветов на небе, отслеживая все оттенки мандаринового и розового, просчитывая до минуты, сколько они держатся, прежде чем потемнеть до фиолетовой черноты ночи.
Волны бились о берег, скалистые утесы окутывал туман, напоминавший мне призраков. Может, это нашим матерям удалось перекинуть мост через пропасть между жизнью и смертью? Но они точно обе присутствуют в моем кольце и медальоне в форме сердца.
Услышав громкое сопение, я с трудом подавила усмешку. Я предполагала, что миссис Харви будет рыдать в платок, но не ожидала, что тетушка разревется в объятиях Лизы.
Я встретилась взглядом с отцом – его глаза светились радостью. Рядом с ним сидел дядя, стараясь не обращать внимания на Сэра Исаака, умостившегося у него на коленях. Если бы я не знала его так хорошо, то поверила бы в пару слезинок, скатившихся по его щекам. Дачиана с Иляной сидели вместе, их платья сверкали в заходящем солнце, словно присыпанные волшебной пыльцой. Миссис Харви и Ной рядом с ними промокали платочками глаза.
Самым неожиданным гостем был отец Томаса. Герцог сидел с моей бабушкой и слегка кивнул нам. Этот жест вселил надежду на то, что в будущем отношения с ним начнут налаживаться. В конце концов, мы с Томасом окружены самыми дорогими людьми – скромная церемония, пронизанная любовью.
Томас, зажав в руке карманные часы, не сводил глаз с медленно опускающегося солнца. По дорожке с важным видом прошествовал павлин, покачивая головой в такт ударам моего сердца. Я улыбнулась. Неудивительно – птица была идеей Томаса. Он перевел взгляд на меня, и выражение его лица смягчилось.
– Готова, Уодсворт? Пора.
Я вдохнула соленый аромат моря.
– Наконец-то.
Я взяла его руку без перчатки, и мое сердце затрепетало, как птица в клетке, когда он улыбнулся мне в ответ. В памяти промелькнули все наши общие воспоминания. От момента, когда я впервые увидела его, сбегающего по ступенькам в лабораторию дяди, и до того, когда мы впервые занимались любовью, и каждую секунду между нашим первым приключением и сегодняшним днем. У меня перехватило дыхание при виде Томаса, прямо как тогда.
Он был в превосходном черном костюме с узорами цвета шампанского на манжетах и воротнике в тон моему платью. Мои короткие рукава трепетали на морском бризе. Томас медленно осмотрел меня, немного задержавшись на вырезе в форме сердца, и я вспыхнула.
На этот раз я надела платье собственного дизайна – я выбрала белоснежное, граничащее с морозно-голубым. Оно напоминало мне ледник, освещенный солнцем. Лиф был скроен в виде золотой бабочки, широко раскинувшей крылья.
Изящные золотистые и цвета шампанского аппликации спускались тонким побегами от талии и исчезали в льдисто-белых слоях юбок. Низ платья мне особенно нравился – те же аппликации цвета шампанского собирались у самого края и растворялись в мелких узорах. Наряд был поистине божественным.
Мы стояли лицом друг к другу с одинаковым, как я полагала, взволнованным выражением, а солнце медленно опускалось за горизонт, бросая на мое платье еще более яркие отблески цвета золота и шампанского. Наконец час настал.
На этот раз приглашенный нами священник был более чем рад произнести свои слова:
– А теперь обменяйтесь клятвами.
Сделав глубокий вдох, Томас с искренней и милой улыбкой шагнул ближе. Поразительно, как после пары лет исследования мира и всех изгибов наших тел он все еще мог выглядеть таким застенчивым, таким счастливым и сияющим любовью.
Он смотрел на меня сегодня так же, как в ту секунду, когда мы оба поняли, что пути назад нет и мы не можем бороться с судьбой. Мы две звезды из одного созвездия, которым всегда суждено ярко сиять вместе каждую ночь.
– Моя дорогая Одри Роуз.
Томас открыто смотрел на меня, словно его душа говорила напрямую с моей. Слезы грозили задушить его, мешая произнести слова. Я нежно провела пальцем по его рукам, мои глаза тоже блестели.
– Ты мое сердце, моя душа, равная мне. Ты видишь во мне свет, когда я теряюсь во тьме. Когда мне холодно и одиноко, ты озаряешь меня своим сиянием, как теплое осеннее солнце. Если мне темно, ты светишь для меня звездой в бесконечном мраке. – Его голос дрогнул, как и мое сердце. – Моя лучшая подруга, единственная любовь моей жизни, отныне и навеки я называю тебя своей женой.
На этот раз с нами были только позолоченные облака и ветви деревьев осеннего цвета, покачивающиеся на вечернем ветерке, и наша счастливая родня в этом семейном поместье, и никто не прервал Томаса, когда он надел мне на палец обручальное кольцо.
– За гранью жизни, за гранью смерти, – прошептал он, коснувшись теплым дыханием моего уха, – моя любовь к тебе бесконечна, Одри Роуз Кресуэлл!
У меня сбилось дыхание. Священник повернулся ко мне. Его голос был добрым и ободряющим.