Как и у других женщин, у нее было перерезано горло.
Однако, в отличие от других, на ее правом ухе был надрез. Похоже, он пытался отрезать кусочек. Я кое– что вспомнила и чуть не упала при этом. Я позвала Блэкберна, от волнения повысив голос.
– Письмо, – сказала я; мои мысли мчались всё быстрее вместе с сердцебиением. – Автор письма и есть убийца. Он писал, что отрежет ей ухо, – смотрите, – я указала на ее рану, – он сделал то, что обещал. «В следующий раз я буду отрезать у дам уши и посылать их полицейским, просто ради забавы».
Блэкберн окинул взглядом тело, потом быстро отвел глаза.
– Даже если то письмо оказалось настоящим, мы никак не можем выследить его автора.
Я села на корточки, обдумывая варианты. Я подумала о редакторе газеты, и меня осенила одна идея, она просто бросалась в глаза.
– Что, если бы вы попросили мистера Дойла напечатать факсимиле письма? Несомненно, кто-нибудь может узнать почерк. К тому же он говорил, что напечатает его, если оно окажется подлинным.
Суперинтендант Блэкберн побарабанил пальцами по брюкам, заглядывая мне в глаза так глубоко, что я подумала, не пытается ли он передать мне тайное послание. Я не понимала, почему он колеблется, ведь это было бы идеальное решение. Через минуту он нехотя кивнул.
– Прекрасная идея, мисс Уодсворт, – Блэкберн улыбнулся, на его щеке появилась ямочка. Он указал в сторону тела, снова заставив меня взглянуть на этот кошмар. – На какие еще мысли вас все это наводит?
– Ладно, – я уставилась на кровавые пятна, понимая, что они сами по себе говорят о многом, и полностью погрузилась в науку. Кровь с левой стороны шеи, по-видимому, пролилась первой, так как она свернулась не так, как кровь с правой стороны тела. Нетрудно было прийти к выводу, что сначала ей перерезали горло, потом разрезали туловище. Я подползла ближе, показывая Блэкберну на каждую рану.
– Он начал с горла, затем, вероятно, разрезал или ударил ее ножом в рот. Сомневаюсь, что ему понравилось то, что она сказала, и, видимо, он захотел ее наказать. – Я перешла к следующей ране. – Когда она захлебнулась кровью, он выложил ее тело, выпрямил ноги, а потом вспорол своим клинком ей живот. Он удаляет кишки, вероятно, для того чтобы облегчить доступ к органам. Видите? Эта полость не слишком глубокая. Так же выглядит тело после того, как дядя удаляет органы во время вскрытия. Я не могу определить, не проникнув руками внутрь, какие именно органы отсутствуют. Но, думаю, это, наверное, ее матка или яичники, вероятно, даже почки и желчный пузырь. Как вы считаете?
Так как Блэкберн не ответил, я подняла взгляд и увидела, как на его красивом лице появились признаки подступающей тошноты. Я сжала губы. Каким чудовищем я должна ему казаться. Тетушка Амелия потащила бы меня в церковь и заставила прочесть тысячу молитв, если бы была здесь. Я видела, как судорожно сжимается его горло от попытки сглотнуть.
Он старался сохранить самообладание, но подавился, когда муха села на ее вспоротый живот. Я отогнала ее прочь, и она села возле окровавленного лица. Нужно убрать труп с места преступления, пока мухи не начали откладывать личинки.
Блэкберн закашлялся, и я снова посмотрела на него. Потом быстро встала и протянула ему носовой платок, но он покачал головой, держа у рта сжатый кулак.
– Я в полном порядке, спасибо. Возможно, съел что-то не то. Конечно, не о чем беспокоиться…
Какой-то малой части меня хотелось улыбнуться. Вот молодой человек, который наверняка по роду своей деятельности видел немало ужасов, и вот я, маленькая, худенькая девушка, предлагаю ему опереться на себя.
– Я сделаю несколько записей, если вы не возражаете, – сказала я. – Потом покажу их дяде. Его ведь теперь отпустят, не так ли?
Блэкберн переступил с ноги на ногу. Он смотрел, как я достала из кармана юбки маленький блокнот и стала писать своим самым аккуратным почерком.
Мне не хотелось выглядеть слишком нетерпеливой или полной надежды, но мне нужно было знать, что с дядей все будет в порядке. Что ему ничего не грозит и он скоро приступит к работе вместе со мной. Мне казалось, что прошел целый год, прежде чем Блэкберн наконец ответил:
– Не могу представить себе, чтобы его судили после этого. Я бы поклялся, что он выйдет на свободу еще до конца ночи, – он помолчал. – Возможно, вы согласитесь немного подкрепиться вместе со мной? После того как мы посмотрим на второй труп, конечно.
Я резко подняла взгляд, Неужели он действительно приглашает меня на встречу в подобных обстоятельствах? Как странно. Должно быть, мои мысли явственно отразились на моем лице, потому что он попытался объяснить.
– Я хочу сказать, может быть, мы могли бы выпить чаю и обсудить особенности этих жертв. Я уверен…
– Я уверен, что в этом не будет необходимости, Уильям, – произнес кто-то знакомым сердитым тоном. Все мышцы моего тела застыли; даже сердце почти остановилось, но потом забилось быстрее.
Отец.
Лорд Эдмунд Уодсворт представлял собой зрелище более страшное, чем труп, лежащий у моих ног. Выражение его лица испугало меня сильнее, чем нож, приставленный к сонной артерии.
– Когда я позволил вам ухаживать за моей дочерью, я и представить себе не мог, что вы сочтете правильным втянуть ее в такие… страшные мужские дела. Мне нужен человек, который укротит ее волю и защитит ее, а не будет потакать ее опасному любопытству.
Я почувствовала, как потрясение свалилось на меня с разных сторон. Так много вопросов требовали ответа. Как он меня здесь нашел? Откуда он узнал, что я ушла из дома? Но самый неотложный вопрос сорвался с моих губ первым.
– Что ты хочешь сказать? Позволить ему ухаживать… – не закончив мысль, я повернулась к Блэкберну. Смятение уступило место гневу. – Это вы просили у отца разрешения ухаживать за мной, встречались с ним тайно, строили заговор?
Потом мне в голову пришла другая мысль, настолько очевидная, что я чуть не рассмеялась.
– Поэтому вы хотели помочь дяде. Не потому, что считали его невиновным, а потому что вы неискренний человек!
– Одри Роуз, прошу вас, – начал он, поднимая руку. – Я никогда не…
– Я ошибаюсь? – требовательно спросила я.
Блэкберн сжал губы и бросил вопросительный взгляд на отца. Было ясно, что он не станет отвечать, не получив его одобрения, а это теперь маловероятно. Я сжала кулаки. Ничто не вызывало у меня большего презрения, чем мысль о том, что я все время ничего не замечала. В какие еще тайны меня не посвятили?
Мой гнев быстро угас, когда отец жестом велел Блэкберну замолчать.
Он выставил в мою сторону указательный палец и согнул его жестом, говорящим «сейчас же иди сюда». Если он когда-нибудь выпустит меня снова из дома, это будет чудо, ниспосланное самим богом.
Как посмел Блэкберн держать все это в секрете от меня! Я бросила на него еще один яростный взгляд, потом послушно подошла к отцу.
Когда я уже решила, что сюрпризы закончились, появился мой брат, намеренно игнорируя труп, лежащий в нескольких футах от его начищенных туфель.
Он не смотрел мне в глаза, когда подошел к отцу с другой стороны. Ясно, именно он выдал меня этому слишком заботливому безумцу. Грязный предатель. Конечно, полиция не остановила никого из членов моей семьи. Интересно, кому они заплатили за свое право не соблюдать законы и не выполнять приказы полиции?
– Значит, так. Уйдем из этого губительного места и отведем тебя домой, где ты будешь в безопасности. – Взяв меня за руку, отец одарил меня взглядом, который теперь, когда я оказалась в его власти, пугал меня не меньше. – Нам о многом надо поговорить сегодня вечером, Одри Роуз. Ты не можешь участвовать в таких опасных делах. Мне очень не хочется этого делать, но тебя нельзя оставлять безнаказанной. За некоторые поступки приходится дорого платить.
Глава 21Ужасная правда
Резиденция Уодсвортов, Белгрейв-сквер
30 сентября 1888 г.
Путь до дома в экипаже был почти таким же ужасным, как изучение изуродованных тел на месте двойного убийства.
Я бы лучше занималась промывкой кишок, чем страдала от гнетущего молчания, которое ехало вместе с нами в экипаже. К тому моменту, когда мы остановились у нашего дома, я была готова выпрыгнуть из собственной шкуры, чтобы спастись от гнева, сочащегося из всех пор тела.
Я злилась на Блэкберна за то, что он был в сговоре с отцом и что у него не хватило порядочности сказать мне об этом, но больше всего я злилась на брата.
Как он посмел предать меня, привести отца туда, где я находилась! Он должен был знать, что мысль о том, что его единственной дочери грозит опасность, сведет отца с ума.
Ист-Энд был полон не только «неподходящих людей», но и болезней, которые быстро распространяются из-за плохих условий жизни. Более того, глупо было тащить отца в район, известный своими опиумными притонами.
Каждый мужчина в моей жизни считал необходимым заковать меня в цепи, а я их за это презирала. «Всех, кроме Томаса», – осознала я. Он насмешками побуждал меня к действию и к самостоятельному мышлению. Не успела я убежать наверх, к себе, как отец окликнул меня:
– На два слова, пожалуйста, Одри Роуз.
Я на мгновение прикрыла глаза, потом обернулась. Я не хотела, чтобы меня ругали, не хотела слышать о том, как хрупка жизнь или как глупо было совершать безрассудные поступки, но не видела способа избежать этого. Когда отец хотел что-то сказать, его слушали, вот и все. Я отошла от лестницы и от свободы, которую она сулила, и отправилась прямиком в логово назиданий.
Тетушка Амелия и Лиза уехали покупать ткани, которые они хотели увезти с собой в деревню. Их визит почти подошел к концу, и они собирались отбыть рано утром. Я была рада их отсутствию и тому, что они не станут свидетельницами выговора. Тетушка Амелия сказала бы, что последние несколько недель никак не способствовали спасению моей души и моей репутации. Она, возможно, даже высказала бы предположение, что немного деревенского воздуха – это именно то, что мне нужно.