Если я не начну подниматься, я ослабею и умру тут от холода или утону.
И загрязню колодец хуже, чем уже сделала.
— Сказала девушка, пристегнувшая меня к телу почти без одежды, — Скуврель напомнил мне, что тонкое промокшее нижнее белье прилипало к коже.
Он не должен был смотреть! Это было унизительно! Гнев придал мне силы карабкаться. Я забиралась все выше, пока он болтал:
— Знаю, невозможно найти в твоем мире мужчину моей красоты, но если тебе приходится держать любовников в клетке и привязывать их к почти обнаженному телу, ты делаешь что-то не так.
— Я тебя ненавижу, — выдавила я. Горло болело, и в легких будто еще осталась вода. Я будто тонула в ней. Но ярость от его слов гнала меня наверх, пока я не добралась до перекладины, с которой свисала веревка. Еще порыв гнева, и я перебралась через каменный бортик и рухнула на тонкий слой снега.
Клетка ударилась об камень, и Скуврель громко выругался.
— Так тебе и надо, — простонала я в снегу. — За твои слова.
— Ты должна меня благодарить, — прошипел он. — Я только что спас тебе жизнь.
Глава тридцать восьмая
Когда мне было четырнадцать, я думала, что Олэн будет танцевать со мной на празднике Небесных огней. Вся деревня радовалась, потому что королеву Анабету короновали в городе Фарамор, и ночные вспышки послали во все деревни в честь празднования ее коронации. Видимо, Скандтон входил в ее границы, нашу ночную вспышку днем принес торговец.
— Гулей в лесу не будет месяцами, когда мы это запустим, — пообещал он нам.
Я робко намекнула Олэну, что хотела бы танцевать в этом году, и он улыбнулся своей загадочной улыбкой, намекая, что мог исполнить это желание.
Но той ночью, пока я ждала в стороне от танца, надеясь на шанс, подошла Хельдра.
— Я решила танцевать с Олэном всю ночь, — заявила она, улыбаясь Хуланне. — Разве не мило с моей стороны, когда многие могли отказать из-за его хромоты?
Я взглянула на Олэна, где он стоял последние десять минут, нервно глядя на свои ладони. Он посмотрел на меня, покраснел, а потом увидел Хельдру и не сводил с нее взгляда всю ночь. Я должна была уже тогда знать, что это были не просто издевки Хельдры.
— Жаль, тут нет таких хороших парней, как я, да, Элли? — спросила Хельдра. — Тогда один из них мог станцевать с простой девушкой, и тебе не пришлось бы стоять тут и увядать.
Гнев наполнил меня, но заговорила Хуланна, склонившись ближе, с ее привычным милым и мечтательным видом:
— Я слышала, сын Бранчтриммера женится на Лейси Тернхилл.
Хельдра побелела и ушла прочь. Все знали, что она встречалась с Дэленом Брантриммером до прошлого месяца, когда он стал встречаться с Лейси.
— Это было жестоко, — медленно сказала я.
— Нельзя угрожать моей сестре, — тихо сказала Хуланна и посмотрела на меня. — Не танцуй с Олэном. У него две левые ноги.
Я танцевала бы с ним, даже если бы у него были деревяшки вместо ног, как у старого Майнбашера. Но я не смогла в ту ночь и все ночи после нее.
Глава тридцать девятая
Я с трудом добралась до палатки на горной равнине и развела костер. Это заняло в пять раз больше времени, чем должно было. Пальцы были толстыми и неуклюжими, разум затуманился, каждая часть меня устала. Если бы не замечания Скувреля, я сдалась бы и потеряла сознание по пути. Я могла бы умереть от холода. Я не могла заставить себя переживать.
Я подумала, что видела галлюцинации, когда то, что Скуврель назвал совогрифином, пролетело мимо и опустилось за костром, устроилось спать в высокой траве и снеге, когда я смогла заставить дерево загореться. Я даже не помнила, как взяла одеяло из палатки и украл им клетку Скувреля и свое уставшее тело.
Когда я проснулась, рассвет давно прошел. Кто-то звал меня.
— Элли? Ты там?
Я охнула. Олэн!
Я вскочила на ноги, ничего не осознав, коснулась спутанных волос, замерзших, с кусочками травы там, где голова лежала на холодной земле. Я убрала пряди с глаз, попыталась как можно быстрее убрать лед с пальцев и заплести привычную косу, лежащую на плече.
— Ты можешь хоть снять одеяло с клетки? — пожаловался Скуврель.
Я надела повязку на глаза и осторожно убрала одеяло с его клетки.
— Элли? — позвал Олэн.
— Я тут! — мой голос был хриплым. Я закашлялась, легкие болели. Я вдохнула воду прошлой ночью. Я должна была умереть.
Я хотела заплакать, вспомнив это, но девочки, которые находили второй артефакт для спасения своего народа, не плакали. Я выпрямила спину и сожгла этот… эту эмоцию… питая свой огонь внутри.
Олэн оказался передо мной раньше, чем я стала чистой. Я потерла глаза и лицо, убирая замерзшую траву и хвою. Я, наверное, выглядела ужасно. Я ощущала себя комком надежд и боли.
Он не спешил, шагал с болью, судя по тому, как кривился.
— Я заварю чай, — сдавленно сказала я, но он покачал головой. Он не сел. Просто смотрел на меня, пока мое лицо не покраснело.
— Так ты ушла, — сказал он.
Я окинула взглядом долину. Я не спала под крышей.
— Видимо, да.
— То есть, ты больше не охотница. Ты ушла с работы.
Я думала, Скуврель разозлил меня прошлой ночью, но это не могло сравниться с яростью от его холодных слов тут. Ему было все равно. Я увидела мандолину на ремешки на его спине.
— Ты пришел поиграть? — спросила я, лед покрывал каждое слово.
Ему было плевать, что у меня забрали мой мир.
— Никому уже нет дела до этого глупого круга, Элли, — он покачал головой.
Тогда почему он поднялся сюда, если ему было больно ходить по дому?
— Я думала, ты переживал. Ты настаивал на его защите, — сказала я с вызовом.
«Помоги мне! — думала я в его сторону. — Помоги сторожить его! Спасти их!».
Он пнул замерзшую траву.
— Я был дураком. Мэр прав. Угроза тут появилась из-за нашего вмешательства. Мы сделали хуже. Если мы так оставим, угроза пропадет.
— А твой отец? — я уперла руку в бедро.
— Он пропал, — резко и с болью сказал Олэн.
Я фыркнула, качая головой.
— Тогда что ты тут делаешь?
— Я слышал, что тебе сказали в деревне. Я помогу тебе убрать силки и отдать луки. Я переживаю за тебя, Элли. Я не хочу видеть тебя в беде.
Голова гудела, будто гнев сжигал логичные мысли. Он пришел свергнуть меня? Разобрать по кусочкам, и он считал, что помогал мне?
— Я думала, тебе нравилась Хельдра, — я сделала свои слова сталью.
Он отвел взгляд, его щеки покраснели.
— Ты тоже важна для меня.
Я громко фыркнула, он посмотрел на меня, сделал шаг, обвил рукой мою талию и поцеловал меня. Это было так неожиданно, что я не сразу отреагировала.
Мне всегда нравился Олэн. Я думала о поцелуе с ним. Думала о многом.
Но…
Не так. Не когда он не доверял мне.
Мне не понравилось. Казалось, он делал это, чтобы получить что-то от меня.
Хуже, я невольно сравнивала это с вчерашним поцелуем со Скуврелем.
Он хотел поцеловать меня. Это была награда, а не способ получить награду. Тот поцелуй был… я все еще думала о нем, все покалывало, и я краснела от мыслей о нем. Но не тут. Этот поцелуй был безжизненным. Я должна была хотеть его, ведь мечтала о нем годами, но он был пустым.
Олэн закончил и отодвинулся, его глаза пылали не страстью, а раздражением.
— И зачем это было? — возмутилась я.
— Ты можешь вернуться, Элли. Вернись в Скандтон, и все будет как всегда. Мы будем друзьями. Будем сидеть в стороне и смотреть, как люди болтают. Мы будем наедаться козьим сыром с медом на танцах и помогать матерям носить хворост, и мы оставим эту… травму… позади. Вернись со мной.
— И что? — спросила я, голос был резче, чем я хотела прозвучать, потому что мне это не казалось счастливым будущим. В нем не было отца или Хуланны. И я не была там охотницей деревни. И там не учитывали, что будет, если круг откроется снова. Это было будущее людей, сунувших головы в сугроб. Будущее для идиотов. Холодный ветер бросил кусочки льда в наши лица, и я укуталась в плащ. — А потом? Ты женишься на Хельдре?
Он отвел взгляд.
— Тогда зачем целовал меня? — я не сдержалась от колкости в словах. Поцелуй был горьким на моих губах.
Он сказал с болью:
— Идем, Элли.
— Твоя мама послала тебя?
Он прикусил губу и раздраженно покачал головой.
— Твоя мама несчастна у Тэтчеров. Но она может жить с нами, если ты сдашься и перестанешь упрямиться. Моя мама… хочет вернуть подругу.
— Твоя мама послала тебя поцеловать меня? — я еще не слышала свой голос таким высоким. Ему хватило наглости смутиться еще сильнее. — А твой отец? Его она вернуть не хочет?
Дыхание вырвалось из него с шипением.
— Конечно, хочет!
— Если сдаться, этого не будет, Олэн! Нужно бороться! Нужно найти способ пройти в круг и забрать его!
— Ты не можешь просто уйти, Элли? — закричал он, лицо исказил гнев.
Мой гнев присоединился к нему, бил по моему самоконтролю с той же силой, что ветер, воющий вокруг нас.
— Ты — идиот, Олэн Чантер. И трус. Почему нельзя хоть раз попробовать?
Он склонился, слова были кинжалами:
— Почему нельзя хоть раз быть обычной девушкой, а не злым фриком?
— О чем ты? — что-то холодное и неприятное разбило мой гнев. Что-то, что шептало, что я знала, о чем он говорил, хоть делала вид, что нет. Что я всегда знала, что люди так меня видели. Что это было правдой.
— Тебе всегда нужно решить проблему, Элли. Ты всегда злишься из-за чего-то, что решила исправить. Ты никому не доверяешь. Ты не можешь быть счастлива. А теперь хочешь сделать всех нас несчастными с тобой.
— Ты не должен был приходить, — отчеканила я слова, чтобы не было ошибки. Я заставила губы перестать дрожать, дала ярости наполнить меня. Но ничего не могла поделать с дрожью тела. Гнев делал так с человеком.
Они думали, что я буду хорошей и просто сдамся? Тогда они меня не знали.