— Когда? — закричал Павел Аркадьевич. — Когда ее уже и след простыл?
— Минутку, — проговорил его собеседник таким голосом, что у Куракина внезапно заломило в висках и в ушах раздался скрипучий звук пионерского горна, — минутку.
Соркина улетела в Тель-Авив пятнадцатого ноября. Вы же обратились ко мне за информацией по этому делу шестнадцатого, то есть когда ее, как вы совершенно справедливо изволили выразиться, уже и след простыл.
Оперативнее надо действовать, Павел Аркадьевич, промедление в таких делах смерти подобно. Или утере восьмидесяти тысяч долларов. Так что работу свою я считаю выполненной и хотел бы с вами рассчитаться. За вычетом аванса с вас причитается… — сыщик назвал весьма внушительную сумму.
Куракин хотел было отбрить нахала, но язык у него не повернулся, а руки почему-то сами потянулись за кожаной сумкой-барсеткой. Отсчитывая деньги, Павел Аркадьевич сам удивлялся своей феноменальной уступчивости.
— Благодарю вас, Павел Аркадьевич, — сыщик не спеша пересчитал наличность, убрал деньги во внутренний карман пиджака и протянул Куракину картонный квадратик, — вот вам на всякий случай адрес израильских родственников Соркиной, но самой ее там уже нет. Она три дня назад уехала в морской круиз по Индийскому океану и вряд ли возвратится в Израиль. Во всяком случае, я бы на ее месте этого не сделал. Артура не ругайте. — С этими словами он открыл дверцу машины и почти сразу исчез.
Павел Аркадьевич успел только заметить, что со спины человек кажется гораздо моложе, не старше сорока.
Артур тут же сам сел на водительское место. Он потирал висок и выглядел как-то растерянно, видно было, что он и сам не понимает, что это с ним приключилось. Куракин хотел было наорать на водителя, но вовремя себя остановил, сообразив, что проку от этого не будет никакого — Артур ничего не помнит, да и ни в чем не виноват. Посмотрев на карточку с израильским адресом, Куракин выбросил ее в окно машины: выцарапывать деньги из-за границы сложно и небезопасно, пожалуй, придется на этих деньгах поставить крест…
Расставаться с деньгами, однако, Павел Аркадьевич ужасно не любил, и пока машина плавно двигалась по набережной Невы, в голове у него зародилась идея, что можно предпринять, чтобы вернуть хотя бы часть утраченной суммы.
Прошло две недели. Наступила зима. Народ помаленьку начинал готовиться к встрече Нового года. Выпал снег, на улице стало светлее, и настроение у людей немного поднялось, тем более что в предвкушении праздника все казалось не так плохо.
Сергей выскочил из лифта и заметил, что дверь соседей открыта настежь.
— Теть Надя, ты дома? — обрадованно крикнул он.
— Дома, дома.
Надежда две недели ухаживала за больной матерью, ту положили в больницу, и хоть все оказалось не так страшно, но больница была далеко от дома, поэтому домой Надежда приезжала редко, только чтобы приготовить мужу обед и проведать кота, а так ночевала у тетки, поблизости от больницы.
— Поправилась бабушка?
— Более-менее. Ты давай, заходи, я соскучилась.
— Так, — сказал Сергей, переступая порог квартиры, — про Сан Саныча я не спрашиваю, опять он отсутствует.
— Сегодня я даже и не знаю, где он, — отмахнулась Надежда, — ослабила контроль.
Что у тебя нового? — И, видя, что Сергей нахмурился, поспешно добавила:
— Чай будешь пить? Я торт купила.
— Ну ладно, — подобрел Сергей. — Что ж, дело-то «маньяка с розой» закрыто.
— Как так?
— А вот так. Установили, что Мадам Джакузи прикончила первая жена ее мужа, из мести. Она вполне могла, улики косвенные есть.
— Это ты мне рассказывал в прошлый раз!
— Дальше, улетела она в Израиль и там пропала.
— Искать надо!
— Кто там будет искать? Им-то что до нее, она же у нас преступница, а не у них.
Поискали для проформы и бросили. А тут убийства-то прекратились, вот начальство и распорядилось дело это закрыть. Дескать, убийца есть, ножи там, розы — все совпадает…
— Да ведь ножи не те!
— Те, не те — какая разница! Дело закрыто — и все!
— Ну с Мадам Джакузи понятно — месть.
А остальных-то на кой черт ей резать? — недоумевала Надежда.
— Наверное, для конспирации, — усмехнулся Сергей.
— А ты что так спокойно об этом говоришь? — прищурилась Надежда. — И вообще у тебя вид какой-то довольный, торт не ешь. Женился, что ли, что теперь сытый?
— Не женился, но тещу заимел, — рассмеялся Сергей. — Теперь хожу к ней чай пить.
— То-то я смотрю, ты поправился, — ревниво заметила Надежда.
— Угу, — довольно согласился Сергей, — такая, я тебе доложу женщина, просто клад! Готовит.., ну прямо как ты. — Он добавил это, видя, как Надежда насупила брови. — Она свидетелем проходит по этому делу. И зовут почти как тебя — Надежда Петровна.
— А почему ты говоришь — теща? У нее что, дочка имеется? — проницательно заметила Надежда.
— Трудно с тобой, — вздохнул Сергей. — Лишнего не ляпнешь, ты сразу все заметишь.
Дочка-то у нее есть, и тоже, кстати, свидетелем по делу проходит, только мне там ничего не светит.
— Что же ты себя так низко ценишь?
Говорят же — старшую дочь выбирай по матери. Какая мать, такая и дочка со временем будет!
— Вряд ли. Она на мать совсем не похожа.
Сергей перехватил неудобный цветочный горшок и локтем нажал звонок квартиры на улице Карпинского.
— Иду, иду! — послышалось за дверью.
Сергей выставил вперед проклятое денежное дерево и ввалился в квартиру.
— Ой ты, Господи! — воскликнула нестарая еще женщина, мама Тани Королевой. — Спасибо вам, Сереженька! Уж как мне жалко было, что оно пропадет! А лиану, что вы в прошлый раз принесли, я в поликлинику отдала. У них места много, развесили ее по стенам. А денежное дерево никому не отдадим, у себя оставим, авось деньги в доме заведутся…
И, конечно, она усадила Сергея на кухне пить чай с вкуснейшими плюшками.
— Ешьте, ешьте, мужчину надо хорошо кормить.
«Мне бы такую тещу!» — думал Сергей.
— Вот так вот, — грустно молвила Надежда Петровна. — Значит, исчезла Анна, и никогда я ее больше не увижу.
— Дело закрыто. — Сергей развел руки и опустил голову, помешивая чай.
— Странная судьба…
— Да уж! — оживился Сергей.
— А знаете, — Надежда Петровна посмотрела ему в глаза твердо, — я ее, Анну-то, не осуждаю. То есть убивать, конечно, нехорошо, и я не то чтобы не осуждаю, но понять могу. Потому что если бы вы видели, как она страдала, как вся жизнь у нее прахом пошла… Ведь у нее свету-то в окошке и было, что работа и муж. Причем муж всегда на первом месте был. Я сама тоже замужем тридцать лет прожила счастливо, но вот умер Валентин — что же делать, надо дальше как-то жить. Я ей, Анне-то, и говорю, а если бы он умер? Ведь от этого не уйдешь, со всеми рано или поздно такое случается.
А она отвечает, что если бы он умер, ей бы легче было, что, мол, возврата нет. Много раз мы с ней об этом говорили, никак я ее не могла убедить, что нужно все забыть и жизнь свою дальше продолжать. Такой уж у нее был характер, да еще болезнь… Лечили ее, лечили, да не вылечили, потому что, откровенно говоря, чахла она прямо на глазах и долго бы не протянула. Ведь у нее после больницы этой, — Надежда Петровна понизила голос, — прямо припадки бывали.
В обморок она падала, грохнется и лежит без памяти, вот как ее изнутри горе-то сжигало!
— Точно припадки, вы не преувеличиваете? — осторожно спросил Сергей.
— Да что мне преувеличивать! — рассердилась его собеседница. — Несколько раз я сама видела, присутствовала при этом. Сначала судороги у нее по всему телу, а потом лежит как мертвая, ни, рукой ни ногой не пошевелить.
— А в клинике нервной, где она лечилась, мне ничего такого не говорили.
— Откуда они могут знать? — Надежда Петровна устало махнула рукой. — Это началось у Анны уже после, она в клинику не обращалась, потому что ей и так там за полгода осточертело. Сами знаете, как у нас в бесплатных больницах лечат.
— Ну-ну, и что за припадки? Часто у нее бывало такое? — Сергей продолжал расспрашивать, и сам не зная, зачем.
— Часто не часто, а бывало. Не то чтобы там раз в неделю или в две; то бывает, месяца два нету, а то — через неделю. Раз зашла я к ней, что-то она позвонила, говорит — лежит, попросила хлеба купить. Как начало ее колотить! Я хочу «скорую» вызвать — она не дает, пройдет, говорит.
И действительно прошло, я ее на диван уложила, посидела с ней, потом ушла.
— Когда это было?
— В тот раз не помню, а еще раз было как раз восемнадцатого октября. Я потому не забыла, что в тог день у Наташеньки, внучки, день рождения был. Я обещала пирог испечь, ребята должны были прийти, а я сижу там, у Анны, и бросить ее не могу.
В пять часов только освободилась, когда Анне полегче стало, заснула она.
— Что такое? — Сергей лихорадочно листал записную книжку.
Так и есть, он не ошибся: восемнадцатого октября в поселке Мамино убили Сталину. И было это примерно в районе пяти часов вечера. А если в пять часов предполагаемая убийца Анна Давыдовна Соркина находилась у себя дома при свидетельнице, то никак не могла она оказаться в поселке Мамино.., очень интересно.
— Еще что-нибудь вспомните? — посмотрел он на Надежду Петровну.
— Еще припоминаю, следующий припадок был у нее как раз через неделю, двадцать пятого числа, я еще расстроилась, что так скоро. В тот раз я у нее ночевала, потому что оставить боялась, утром ушла часов в восемь, Наташку надо было в школу вести.
— Так-так. — Сергей открыл нужную страницу.
Стало быть, ночевала и ушла утром, в восемь утра. И именно в этот день, двадцать шестого октября, была убита дворничиха Евдокия.
— Надежда Петровна, вы — удивительная женщина! — от души сказал Сергей. — И готовите так, что мне ваши пироги во сне снятся. А теперь мне надо идти.
— Куда же вы, Таня скоро придет, еще чайку выпейте.
— Бежать надо, спасибо вам за все. Но я еще зайду, уж извините за беспокойство.